По данным «Медиазоны», Бурятия находится на втором месте среди всех регионов России по количеству погибших на войне в Украине. Мобилизация, объявленная в России 21 сентября, тоже коснулась региона особенно сильно — во всяком случае, если судить по соцсетям и сообщениям правозащитников. Повестки в Бурятии нередко приносят среди ночи; некоторые рассказывают, что их родственников сразу увозят на призывной пункт и затем в военную часть; на границе с Монголией выстраиваются очереди из желающих покинуть Россию. «Холод» поговорил с несколькими людьми в Бурятии, близкие родственники которых уже получили повестки или были мобилизованы, — а также с правозащитниками, которые помогают тем, кто не хочет идти на войну.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
«Вместе с мужем в казарме — люди за 50, в том числе с инвалидностью»
Ольга Дандарова, жена 36-летнего мужчины, которого мобилизовали в Улан-Удэ
Нам постучали в дверь по месту регистрации 21 сентября около 11 вечера. Дверь открыл ребенок, позвал папу, и ему вручили повестку в руки. Сказали явиться в шесть утра в здание школы, куда ходят наши дети. Еще до вручения повестки учителя нам сказали, что занятия в школе 22 сентября отменяются.
Мужу не хотелось на фронт. Он приехал из командировки из района в таком подавленном настроении, когда услышал про мобилизацию. Спросил: «Ты не слышала?». А я не слышала. До семи вечера я не знала, какое обращение сделал наш президент. А через несколько часов после того, как я узнала, мы получили повестку.
У них были старые данные, что он временно не работающий. Он их опроверг, сказал, что работает и не служил, не годен. Ему ответили: «Ничего не знаем, там разберутся». С этой мыслью человек собрался в эту школу, чтобы там разъяснить ситуацию, обновить данные. У него сразу забрали военный билет и повестку. Когда его фамилию назвали, в этой школе было порядка 60-70 человек, [пришедших по повестке]. Его и еще 22 мужчин отделили от остальных и сказали, что повезут на станцию Дивизионная недалеко от Улан-Удэ, где находится воинская часть.
Никто не ожидал, что его погрузят в автобус и увезут. Он не брал с собой никакие вещи. У него было 30% зарядки на телефоне. Информация дошла до нас от знакомых. Через третьих лиц я узнавала, что вообще происходит, что его видели в форме. Все были в шоке, никто не знал, что происходит.
К 10 утра он уже был в воинской части, на него надели форму, и дальше он был недоступен, потому что телефон сел. Очень быстро это произошло, мы даже опомниться не успели. Потом он зарядил телефон и вышел на связь.
Мой супруг не служил, у него белый билет (так в народе называют военный билет, выданный людям, которые избежали службы из-за проблем со здоровьем. — Прим. «Холода»), категория В (ограничено годен). У него несколько диагнозов: энцефалопатия (невоспалительное поражение головного мозга, некоторые виды заболевания могут давать отсрочку от службы во время мобилизации. — Прим. «Холода»), что-то с бронхами, точно сказать не могу, и что-то вроде гастрита. У него есть соответствующие справки, он не просто так получил медотвод.
Я поехала на КПП, разговаривала с начальником воинской части. Он тоже сделал круглые глаза, узнав что мой муж не служил, что у него медотвод есть. Сказал, все вопросы к военкому. Мы звонили на горячую линию Министерства обороны, но с нами разговаривать особо не стали, потому что горячая линия предназначена для родственников тех, кто уже участвует в спецоперации. Но сказали, что раз у него специальность — водитель автомобиля, то с категорией В могут мобилизовать. Но мой супруг не служил, не проходил военную кафедру, в принципе автомат не держал и не знает, что такое воинская служба. Как такого человека собираются за 10, или сколько там, дней обучить? Как это делать так, чтобы он не стал угрозой для своих же однополчан? Ума не приложу. Там же сказали, что нужно обратиться к районному военкому по возможности с письменным заявлением, потом к республиканскому военкому, а потом, если мы не добьемся нужного ответа, писать в военную прокуратуру. Было уже 10 вечера [22 сентября].
Мы сразу поехали в военкомат. Там никто не спал: выписывали повестки. Получилось переговорить с военкомом, но нам ничего не обещали. Кто призывался позже по времени, их разворачивали, освобождали от мобилизации, если они ранее не служили и была категория В. Мой супруг пришел [на призывной пункт] рано, поэтому его сразу оформили. Вероятность, что его отпустят из воинской части, мала, потому что такие вопросы нужно было решать до того, как он туда попал. Надежду мы не оставляем, будем писать, куда нужно.
Насколько мне известно, это не единичный случай и не единственный их огрех. Супруг, когда у него появилась связь, сказал, что у них в казарме набралось как минимум 10 таких мобилизованных. Видимо, в глазах военкомата это не является уважительной причиной. Получается, подведомственные службы не следуют указу верховного главнокомандующего. Я не знаю, чем они руководствуются, будут ли какие-то санкции применены к должностным лицам, которые принимали это решение, набирали так людей.
У супруга не было никакой медицинской комиссии. Людей загнали в казарму, им ничего не говорят. Все в полном неведении и недоумении. Супруг говорит, что вместе с ним в казарме находятся люди за 50, в том числе с инвалидностью. Получается, берут всех без разбора. Когда они начнут разбираться? Когда они начнут выпускать, если они им уже форму выдали? Распределения у них не было, но информация гуляет такая, что завтра-послезавтра они еще в Улан-Удэ, а затем их отправят на учения и потом уже, я не знаю, на передовую, на линию фронта. Но это все быстро будет происходить. Я пишу заявления в военкоматы — районный, городской и республиканский — и параллельно формирую заявление в военную прокуратуру, потому что во времени мы ограничены. У нас буквально остается день-два до того, как их куда-то отправят. Если туда отправят, потом я его точно не выцарапаю.
Для него эта ситуация — полный раздрай. Мы сильно не следили за ситуацией, у нас даже телевизора нет, это был наш выбор 15 лет назад. Мы фильтруем информацию, которая поступает в наш дом. Со слов родственников мы знали, что примерно происходит. Они участвовали в спецоперации и благополучно вернулись, собирались уволиться, но сейчас тоже в подвешенном состоянии. Правовой основы их призывать на основании старого контракта нет, но они же будут в запасе и должны привлекаться к участию снова через военкомат. Я не знаю, как это будет сделано, но они тоже ждут повторной отправки [в Украину]. Я понимаю, что сейчас, наверное, нет такой семьи [в Бурятии], которую не коснулась «варфоломеевская ночь». Повестки вручают и в три часа ночи, отправляют людей целыми автобусами из районов Бурятии, прямо с постели поднимают.
Муж считает, что воевать должны профессионалы, он сам далек от этого. Если будет всеобщая мобилизация, военное положение и у людей не будет выбора, кроме как идти на фронт, конечно, да, он пойдет. Но сейчас он у нас в семье единственный трудоустроенный, у нас двое несовершеннолетних детей, мы ухаживаем за его пожилой бабушкой, которой уже за 80, и за мамой, которая перенесла инсульт. [То, что его забрали,] — это тяжелое потрясение для нашей семьи.
Вечером 22 сентября глава Бурятии Алексей Цыденов объявил, что неслужившие в армии «частичной» мобилизации не подлежат. По его словам, им выдавались повестки, но после уточнения данных их отпускали домой. Муж Ольги домой пока не вернулся.
Обновление от 24 сентября. Ольга Дандарова сказала «Холоду», что ее мужа вернули домой. По ее словам, так же разрешили вернуться домой и другим мужчинам, которые ранее не служили в армии или имели медицинский отвод.
«Отец сказал мне: “Отправляют умирать”»
Сарана (имя изменено по просьбе героини), дочь получившего повестку 45-летнего мужчины в бурятском городе
Во всех соцсетях и телеграм-каналах ходит информация о том, как избежать повестки, но нам даже не приходило на ум, что отца могут забрать. [22 сентября] вечером позвонили в дверь, он пошел посмотреть, кто там. Думал, что это родственники или друзья моей бабушки, а ему вручили повестку (фото документа есть в распоряжении «Холода»).
Отец немного растерялся. Там были мужчина и девушка, они не представились, не были в форме, у них не было при себе удостоверений. Просто выдали повестку с номером его военного билета и сказали завтра утром прийти по адресу. Настаивали, чтобы он расписался. Он поставил крестик. Вначале он с лица спал, но сейчас понятно, что сидеть и плакать не вариант.
Отцу 45 лет. Он никогда не служил, у него категория Б («годен к военной службе с незначительными ограничениями». — Прим. «Холода»), у него нет военного образования. Он работает журналистом в местной газете. Он не поддерживал так называемую спецоперацию. Естественно, он не хотел воевать. Когда он получил повестку, он сказал мне: «Отправляют умирать». Мы начали искать варианты, что делать, к кому обращаться.
У нас уже поздний вечер (разговор происходил вечером 22 сентября. — Прим. «Холода»). В повестке было написано явиться немедленно, но на словах люди, которые ее принесли, сказали, что это подождет до утра. Мы сейчас смотрим различные варианты с АГС (альтернативной гражданской службой. — Прим. «Холода»), опекунством, поскольку он обеспечивает мою бабушку (по закону мужчины, на иждивении которых находится близкий родственник, не подлежат мобилизации, если за родственником больше некому ухаживать. — Прим. «Холода»). Утром [23 сентября] он, скорее всего, будет оформлять АГС, так что [по повестке в военкомат] он не пойдет. Мы знаем об административной ответственности, штраф или предупреждение, но это не так страшно.
Честно, мы пока не знаем, что делать, если не получится [отказаться от службы]. Я хочу, если не получится, чтобы он сбежал в деревню и сидел там. Его, конечно, это не прельщает, но это лучше, чем идти умирать.
Сейчас [мобилизуют] больше по селам и деревням, чем в городах. Но в городах потихоньку тоже. Я знаю, что некоторым моим друзьям звонили, они спрятались. Страшно. Многие мои знакомые говорят про истребление коренных народов. Если честно, звучит очень правдоподобно. Не секрет, что Россия в целом не против, если на передовой будут нерусские.
«В Бурятии мобилизация выглядит тотальной»
Мария Вьюшкова, глава аналитического отдела фонда «Свободная Бурятия»
В наш фонд [за два дня] поступило несколько тысяч обращений. Люди пишут, что вручили повестку, просят проинформировать, как избежать мобилизации, рассказывают, что члена семьи или знакомого забрали. Сколько людей забрали ночью из кровати, сколько получили повестки, часто с нарушением правил, мы пока не знаем. Повестки выдают [в том числе] людям, которые не подлежат призыву, которые не служили в армии, людям старшего возраста. Например, нам рассказывали, что забрали ветеранов-афганцев. У нас нет возможности это проверить, но такие сообщения поступали.
Где призывают больше, тоже трудно сказать. В сельских населенных пунктах это просто более заметно, чем в больших городах. Есть ощущение, что все зависит от того, кто работает в конкретном военкомате, насколько они хотят выслужиться. То есть, насколько я могу судить, [мобилизация] отдана на откуп местным властям и военным комиссариатам. И все делают по-разному. Где-то разносить повестки подрядили бюджетников, к кому-то приходят на работу, к кому-то пришли вообще ночью и сразу забрали [в призывной пункт]. Есть люди, которые рассказывают, что им дали повестку, после явки в военкомат поставили на учет и сказали, что вызовут, когда они понадобятся.
Нам присылали фотографии с мобилизованными мужчинами на фоне автобусов. Куда их увозят, тоже непонятно. По слухам, в Забайкальский край, якобы там будут учения, подготовка. Якобы в город Борзя, где базируется 36-я мотострелковая бригада. Пока нам не говорили, что кого-то прям в зону боевых действий отправили. Но факт в том, что приносят повестки вообще всем, независимо от опыта, детей, работы, категории. Никакая это не частичная мобилизация. В Бурятии она выглядит тотальной.
Если посчитать, количество розданных повесток явно превышает разнарядку по региону. Складывается впечатление, что они все эти 300 тысяч человек решили собрать в одной Бурятии (о 300 тысячах мобилизованных говорил Сергей Шойгу; пункт в указе президента, относящийся к количеству мобилизованных, засекречен. — Прим. «Холода»). Но нам объяснил человек, который работал в военкомате, что по опыту вызова резервистов на сборы всегда раздается в разы больше повесток, чем требуется людей. Они знают, что явятся далеко не все, и относятся к этому как к нормальному явлению.
Нам пишут, что якобы есть этническая подоплека, якобы в бурятских селах больше мобилизуют, чем в тех, где преимущественно русское население. В реальности трудно сказать. Многие слухи не подтверждаются. Например, нам рассказывали, что в БГУ (Бурятский государственный университет. — Прим. «Холода») забирают студентов, но по факту оказалось, что в здании университета развернули призывной пункт, а самих студентов пока не трогали.
Все в нашем фонде напрямую заняты ситуацией в республике. У них нет ни одной минуты свободного времени. [Объявление о мобилизации произвело] эффект разорвавшейся бомбы, никто не спал в эту ночь [с 21 на 22 сентября]. Люди говорили, что это конец света, «варфоломеевская ночь» и так далее.
Значительная часть населения республики, кажется, все еще надеется, что их это не коснется. Многие находятся в стадии отрицания. В то же время мы видим огромные очереди на границе с Монголией. Те, у кого есть минимальная возможность, пытаются спастись от [мобилизации]. Есть те, кто смирились с неизбежным. Есть и люди, которые считают, что это оправданная мера. Подозреваю, что у них нет мужчин призывного возраста в семье.
В Монголии живут буряты, которые всегда там жили, и те, кто сбежал от репрессий в начале XX века. Когда [24 февраля] началось вторжение, на границе в Монголию тоже были очереди. Но сейчас больше людей. Власти Монголии даже были вынуждены выступить с заявлением по этому поводу. Общественность обеспокоена. Монголия — маленькая страна, там три миллиона население.
«Монголия — это все равно что Бурятия»
Петр Дондуков, активист, бывший координатор штаба Навального в Улан-Удэ, сотрудничает с волонтерскими организациями в Бурятии
Ночью [с 22 на 23 сентября] очередь [на границе между Бурятией и Монголией у КПП Кяхта] двигалась медленно. После семи утра все значительно ускорилось: видимо, пришла новая смена. У пограничников с российской стороны есть ограничения — [пропускать] пять тысяч человек [в сутки]. Это официальная информация. Сейчас на КПП Кяхта дежурят полицейские и ДПС, видимо, из-за массового скопления народа. Иногда они стучатся в машину, спрашивают цель визита, есть ли военный билет, стоят ли люди на военном учете. Повестки никакие они не вручают, просто интересуются, проезду не препятствуют.
Сколько человек прошли границу, я точно не знаю. Я думаю, несколько тысяч, но в это количество включаются граждане Монголии. Автобусы ездят постоянно, машины на границе забиты битком. Сотни машин в очередях. Люди стоят от 6 до 12 часов. Моя жена из Кяхты, она говорит, что обычно такого ажиотажа нет. Да я и сам такого не помню — разве что в какие-то монгольские национальные праздники.
Настроения в республике панические. У меня среди друзей есть те, кто за пару часов собрался, все бросил и поехал в Монголию, потому что ночью были повестки. В основном это молодежь — 20–30 лет.
Активисты, общественники и все неравнодушные объединились. «Азиаты России», «Свободная Бурятия». Я не вхожу в эти организации, но помогаю им. «Свободная Бурятия» арендовала автобусы, мы решили вывезти людей. Но люди не доверяют: думают, что это военкомат, — «бесплатный сыр бывает только в мышеловке».
Сейчас пытаемся придумать инструкцию: что делать в Монголии, где жить, где работать, как там пробиваться. Вообще, там на самом деле нечего делать. Работы нет, кроме как в образовании. Там сейчас очень много школ, но мало учителей. Они еще до [мобилизации] заманивали учителей в Улан-Батор. У нас учителя 20-30 тысяч получают, в Монголии около сотни тысяч рублей. А так — это все равно что Бурятия. Улан-Батор — тот же Улан-Удэ. Та же советская застройка, похожий менталитет. Единственное, что язык отличается, но если подучить, то бурятам, тувинцам, калмыкам там будет комфортно.
