Нанюхать и отыметь

Согласно данным Европейского центра мониторинга наркотиков и наркозависимости, за последние 10 лет в мире выросло число изнасилований с использованием психоактивных веществ (ПАВ) — алкоголя и наркотиков. Преступники сами подсыпают вещества потерпевшим или находят людей в нетрезвом состоянии и пользуются их беспомощностью. Точной статистики таких преступлений не существует — пострадавшие редко обращаются в полицию. «Холод» рассказывает, через что проходят люди, пережившие насилие под действием ПАВ, и почему их случаи не попадают в официальную статистику.

30 июля 2017 года Вероника (имя изменено по просьбе героини) проснулась на кровати в незнакомой комнате, лежа на боку. Первое, что она увидела, — чужие руки, которые держали ее за запястья. Оказалось, что это руки незнакомого парня — он лежал сзади, обхватив Веронику и плотно к ней прижавшись. Она поняла, что ниже пояса на ней ничего не надето. Ногам было холодно, внизу живота тянуло. Вероника вспомнила, что накануне она была на вечеринке. Парень, лежавший теперь рядом с ней, тоже там был — он разливал напитки. 

Тем летом она жила в США и работала официанткой в Гаррисберге — столице штата Пенсильвания. Вероника поехала туда по студенческой программе Work and Travel, которая помогает студентам найти временную работу за рубежом. 

Веронике тогда было 20 лет, и по закону США она не могла покупать алкоголь. Но 29 июля после смены она вместе с подругами пошла на «подпольную вечеринку» в частном доме, который снимали их знакомые — там у гостей никто не проверял документы и можно было пить любые напитки.

На кухне с ней заговорил парень, который представился Богданом. Он сказал, что тоже приехал в США по Work and Travel, и предложил ей бокал красного вина. «Я выпила, а потом постепенно меня начало тошнить. Затряслись руки, перед глазами все пошло кругом», — рассказывает Вероника. Это было последнее, что она четко запомнила, — дальше она проснулась в одной кровати с Богданом. 

«Я огляделась и узнала дом, в котором мы вчера веселились, но не поняла, что со мной произошло, — рассказывает Вероника. — Я помнила, что всю ночь меня тошнило, еще в памяти остались вспышки света. Но целостной картины не было». Осознав, где она находится, Вероника встала, надела юбку и уехала. 

Позже она аккуратно расспрашивала подруг о том вечере, но они говорили, что ничего странного не происходило. Они якобы заметили, что Веронике стало плохо, но Богдан их заверил, что выведет ее подышать свежим воздухом, — поэтому подруги не волновались. Вероника так и не решилась признаться им, что совсем ничего не помнит. Ей не хотелось, чтобы хоть кто-то узнал, в какой ситуации она оказалась.

После вечеринки она несколько раз сталкивалась с Богданом в городе и однажды спросила у него напрямую: «У нас что-то было?». Богдан посмеялся: «Ты что, ничего не помнишь? У всех бывает секс по пьяни, у меня вчера с девочкой еще одной был». Больше Вероника никогда его не видела. Последний месяц работы в США она вспоминает с ужасом. Вероника говорит, что у нее появилось отвращение к себе — из-за того, что она допустила ту ситуацию на вечеринке. При этом она по-прежнему не знала, что именно сделала в тот вечер и почему. «Даже после разговора с Богданом я не поняла, по моему желанию это было или нет», — рассказывает она. Вероника думала сходить ко врачу и проверить, все ли у нее в порядке со здоровьем после произошедшего. «Но я не могла заставить себя пойти, — говорит она. — Накручивала себя: а вдруг окажется, что я чем-то заразилась?».

При совершении сексуализированного насилия с использованием психоактивных веществ агрессор подсыпает пострадавшей (реже — пострадавшему) какое-либо вещество, изменяющее сознание, или подливает алкоголь без ее ведома. Человек из-за этого теряет контроль над собой и может оказаться в беспомощном положении. Бывают и ситуации, когда пострадавшая сама выпила алкоголь или употребила вещество, а насильник воспользовался ее состоянием. 

Чаще всего преступники используют вещества с седативным или растормаживающим эффектом, которые быстро выводятся из организма. В английском языке их даже называют «препаратами для изнасилования на свидании» (date rape drug. — Прим. «Холода»). С января 2000 года по декабрь 2002 года Служба судебной экспертизы Великобритании проанализировала 1014 образцов крови и мочи пострадавших от сексуализированного насилия с ПАВ. Оказалось, что чаще всего преступники использовали алкоголь (46%). На втором месте (34%) были запрещенные наркотики. 

В 2010–2012 годах американские исследователи опросили 41 174 человек, пострадавших от сексуализированного насилия. Из них 26% женщин и 30% мужчин сказали, что во время изнасилования были под действием алкоголя или наркотиков. Также об этом сообщили 44,5% мужчин, которых принудили к совершению полового акта. При этом почти 30% женщин, 32,4% изнасилованных  мужчин и 14,6% мужчин, принужденных к пенетрации, сообщили, что употребили эти вещества против собственной воли.

Сотрудница независимого благотворительного Центра помощи пережившим сексуальное насилие «Сестры» Наталья Тимофеева говорит, что изнасилование с применением психоактивных веществ — это одна из «самых невидимых» форм такого насилия. Пострадавшие очень редко говорят о произошедшем публично — только 10% из них обращаются в полицию. Еще меньший процент дел доходит до судов.

Тимофеева объясняет: чаще всего люди, которым подмешали ПАВ, не сразу понимают, что с ними случилось. У них бывают провалы в памяти, спутанное сознание. Обычно им нужно несколько дней или даже месяцев, чтобы прийти в себя и осознать произошедшее. За это время наркотики и алкоголь выводятся из организма, и доказать преступление становится очень сложно.

Клинический психолог, эксперт центра «Сестры» Екатерина Юрьева рассказывает, что в организацию не раз обращались девушки, оказавшиеся в такой ситуации. Некоторые приходили с похожими историями: они говорили, что вообще не пили алкоголь или выпили совсем немного — но почему-то быстро потеряли контроль над собой. Девушки плохо помнили, что именно произошло с ними дальше, и были очень напуганы.

В конце августа Вероника вернулась домой в Киев. Она по-прежнему никому не рассказывала о произошедшем. Не призналась даже своему парню — Веронике казалось, будто на той вечеринке она ему изменила, поэтому она решила все сохранить в тайне.

Она стала реже видеться с друзьями, у нее появилось отвращение к своему телу и к сексу. Вероника говорит, что в тот период начала резать себе руки. «Это не были попытки суицида, просто желание высвободить эмоции, потому что все это было невыносимо», — говорит она.

Вероника пыталась найти поддержку в интернете: она анонимно рассказала свою историю в одном паблике. В ответ начали поступать гневные комментарии: «Сама дала, а потом обвиняет».

Парень Вероники стал замечать, что она ведет себя необычно, но списал ее «депрессивное состояние» на проблемы с родителями. Она так и не смогла рассказать ему, что на самом деле ее тревожит, и в итоге они расстались. 

Вероника говорит, что следующие три года она чувствовала себя потерянной. Ей снились кошмары: будто бы с ней произошло что-то плохое, но она забыла, что именно, и пытается вспомнить. 

В конце концов она обратилась к психологу. На первом приеме он, выслушав ее, спросил: «Почему ты не можешь воспринимать произошедшее просто как приключение?». Вероника говорит, что его слова заставили ее «замолчать и закрыться в себе». Больше к этому психологу она не ходила.

Через год она решила сделать еще одну попытку и записалась к другому специалисту. На этот раз терапия ей помогла. Постепенно она поняла, что не хочет больше держать все в себе, и смогла поделиться переживаниями с друзьями и бывшим парнем. 

«У него на тот момент были новые отношения, и он сначала не хотел со мной общаться, — вспоминает она. — Но все же мы встретились и долго говорили, мне стало легче. Парень собирался наказать обидчика, выспрашивал у меня имя, контакты и адрес. Но я не хотела толкать его на такие поступки. Мне было достаточно того, что я освободилась от невысказанного».

Хоть занятия с психологом и помогли Веронике избавиться от чувства вины и наладить контакт с окружающими, она до сих пор не может ни с кем построить романтические отношения. «Мне сложно знакомиться — я боюсь близости, — объясняет она. — И страх секса, который появился после того случая, никуда не ушел». 

Виктория Ашихмина — гештальт-терапевт и сотрудница центра психологической помощи «НеТерпи» — говорит, что у терапии с пострадавшими от такого вида сексуализированного насилия есть свои особенности.

«Если на женщину нападают и она находится в сознании, у нее есть шанс отбиться, закричать, — объясняет терапевт. — Сексуализированное насилие с использованием веществ переживается гораздо сложнее. Пострадавшую обездвиживают или усыпляют, у нее нет возможности себя защитить. Это ощущение бессилия становится отравляющим, с ним нам очень долго приходится работать. Мы восстанавливаем чувство “на самом деле я не бессильна”, то есть агентность, проактивность». 

Екатерина Юрьева из центра «Сестры» говорит, что пострадавшие от любого сексуализированного насилия часто сталкиваются с разрушительным чувством вины. «Если женщине активно навязывали мысль, будто бы насилие возможно спровоцировать и что она “сама виновата”, если она верит в этот миф — чувство вины будет очень сильным, и тогда с этим чувством мы и будем работать, — объясняет Юрьева. — Но если пострадавшая знает, что ответственность за насилие всегда лежит на том, кто принял решение его совершить, если ее близкие поверили ей и поддержали, — чувство вины, вероятно, не будет таким сильным».

Однажды вечером около десяти лет назад Мария пришла на вечеринку к своему приятелю Денису (имя изменено), который жил в центре Санкт-Петербурга. В квартире был накрыт стол, за ним сидели другие гости — семейная пара.

Мария помнит, как налила себе чай и сделала пару глотков, — после этого ее сразу ударил озноб и начало тошнить. Друзья намекнули, будто бы чай — не простой, а «волшебный», но Мария их не поняла. Она говорит, что в детстве у нее диагностировали расстройство аутистического спектра — из-за него ей бывает трудно распознавать иронию в чужих словах.

Мария рассказывает, что через некоторое время все гости вдруг стали казаться ей необычайно дружелюбными. Она испытала эйфорию и «особенную эмпатию» ко всем присутствующим, ей стало приятно «трогать окружающий мир, вещи».

Потом семейная пара уединилась в соседней комнате, оставив Марию вдвоем с Денисом. Тот начал ее раздевать. «Ты же понимаешь, зачем это делается? Это же будет здорово», — говорил он. 

«Денис везде меня трогал, а потом, видимо, решил, что можно совать», — вспоминает Мария. Она не сопротивлялась, «витала где-то в облаках». По ее словам, они пробыли наедине около четырех часов.

Марии запомнилось, что в какой-то момент Денис стал вести себя грубо. «Он меня душил. Я все могу понять: приспичило, — рассуждает она. — Но зачем так жестоко со мной обращаться? Почему нельзя было обойтись без этого?». 

После того случая Мария продолжила общаться с Денисом, как будто ничего не произошло. Но спустя время они все же обсудили тот вечер. Денис отрицал, что мог совершить насилие, и даже возмутился: «Ты ведь не выражала свое согласие или несогласие. Я подумал, что все в порядке». 

Мария и сама была не уверена, что произошедшее можно назвать изнасилованием. «Мне казалось, просто обстоятельства складываются таким образом», — говорит она.

Сейчас Марии 30 лет, у нее две маленькие дочери. Со временем она стала совсем по-другому относиться к ситуации, которая произошла в квартире ее приятеля. «Секс — это ценная штука, его нужно хотеть, — говорит она. — Нельзя без желания что-то делать». 

По словам Марии, она не хотела бы, чтобы с ее дочерьми случилось что-то подобное. Поэтому она учит их с уважением относиться к себе и своим личным границам. «Я объясняю, где у них что, учу их самостоятельно подмываться, — говорит Мария. — Разрешаю не целовать бабушку, когда не хочется. Это такие вещи, которые наши родители упускали».

Екатерина Юрьева из центра «Сестры» уверена: если пострадавшая не сама употребила наркотик, а ее обманом заставили это сделать, то она находится в особенной опасности, потому что, помимо прочего, насильник может дать ей слишком большую дозу — как правило, ему все равно, что потом будет с жертвой и ее здоровьем.

Но с точки зрения закона не важно, приняла ли пострадавшая наркотики сама или ее заставили. В российском Уголовном кодексе вообще нет отдельной статьи о сексуализированном насилии с применением наркотиков. Чаще всего такие преступления попадают под статью об изнасиловании с использованием беспомощного состояния потерпевшей (часть 1 статьи 131 УК РФ).

В документах Верховного Суда уточняется, что беспомощное состояние — это сильная степень опьянения, при которой пострадавшая не в состоянии понять, что происходит, или не может сопротивляться. 

«Получается, если пострадавшая находится под действием ПАВ, но все же может сопротивляться, — ее состояние уже не беспомощное, — говорит юрист Татьяна Белова. — Насколько человек мог отдавать себе отчет в своих действиях и в каком состоянии он находился — в каждом конкретном случае устанавливает экспертиза». 

В целом, по словам Беловой, в России пострадавшей довольно сложно доказать, что ее изнасиловали. В российском законе изнасилование понимается как «половое сношение с применением насилия, угрозой или использованием беспомощного состояния потерпевшей». Получается, что действия, совершенные без согласия второй стороны, не считаются изнасилованием, если агрессор не угрожал и не бил ее.

Из-за такой трактовки понятия «изнасилование» в официальную статистику преступлений попадает только часть случаев реальных изнасилований. А сколько из них были совершены с применением ПАВ — достоверно узнать невозможно. 

Британский обзор преступности, включающий данные за периоды с марта 2013 года по март 2014 года и с марта 2016 года по март 2017 года, показывает: 6% пострадавших от всех изнасилований находились под действием подсыпанных им наркотиков, а 34% сообщили, что пили алкоголь до того, как произошло насилие.

В 2018 году Саша (имя героини изменено) пришла в гости к друзьям — в тот день они договорились вместе принять наркотики. Перед тем, как «накачаться», Саша попросила одного из своих близких друзей побыть «ситтером» — присмотреть за ней, чтобы она не перебрала с дозой. 

«Я приняла, как и все. Это была не первая наша вечеринка такого формата, всегда все гладко проходило, — рассказывает она. — Сначала я съела свою обычную дозу». Потом ситтер предложил продолжить — и доза постепенно увеличилась в восемь раз. Саша говорит, что сначала она «постанывала от удовольствия», но потом у нее резко закружилась голова, появилась слабость. 

Она набрала ванну с ледяной водой и залезла туда прямо в одежде. Ситтер, пытаясь привести Сашу в чувство, окатил ее струей из душа, затем и сам залез к ней в ванну. 

«У меня стучали зубы, — вспоминает она. — Он полез ко мне целоваться. Да, у меня в тот момент была вселенская любовь ко всем, но я все же пыталась сказать “нет”. Он отстал на какое-то время». Но затем, по словам Саши, ситтер полез к ней в трусы.

Она заплакала, попросила ее не трогать, но он не реагировал. «Никто ничего не узнает», — пообещал ее приятель и начал засовывать член ей в рот. Саша говорит, что она сопротивлялась, но вскоре устала — и тогда ситтер ее изнасиловал. Когда она вышла из ванной, ее друг уже успел рассказать всем присутствующим, что «трахнул» Сашу. 

«У меня растекся макияж, сильно распухла губа. Возможно, я сама ее “съела”, а может, от удара, — рассказывает она. — Выглядела я как потрепанная шлюха. Кроме этого я мало что помню». 

Саша говорит, что только спустя неделю осознала, что пережила изнасилование. Она не стала рассказывать друзьям, что на самом деле случилось в ванной, потому что была уверена, что ей никто не поверит. По ее словам, все, кто был в той квартире, до сих пор считают, что у них с другом был секс по согласию.

Саша говорит, что после того случая приятели часто пытаются ее «нанюхать и отыметь». «Год назад один парень из той компании пришел ко мне с мефом (Мефедрон — психоактивное вещество, эйфоретик. — Прим. «Холода») и вином, — рассказывает она. — Он угостил меня, потом мы пошли чиллить на диван, слушали музыку, болтали. Но в один момент его руки скользнули в мои трусы. Я сразу пресекла это и попросила его уйти». 

Иногда люди ошибочно думают, что, если женщина приняла алкоголь или наркотики в мужской компании, значит, она либо хотела заняться сексом, либо вела себя глупо и неосторожно, и если с ней что-то произошло, она сама виновата. «На самом деле доверять людям — это нормально, отдыхать и расслабляться, в том числе пить алкоголь, — это не преступление, — говорит Наталья Тимофеева из центра “Сестры”. — А вот злоупотреблять чужим доверием или беспомощным состоянием и совершать насилие — это определенно преступление».

Андрей (имя героя изменено) и Денис познакомились, когда учились в школе. Андрей уже тогда понял, что он гей, а Денис называл себя бисексуалом. Они оба чувствовали, что отличались от большинства сверстников, и быстро подружились. После школы Андрей остался в родном Саратове, а Денис переехал в Волгоград к своей девушке, но друзья продолжали общаться и видеться.

Андрей заметил, что после переезда его друг стал злоупотреблять наркотиками и алкоголем. «Он юзал, начиная от травы и мефедрона, заканчивая тем, что он у своей бабушки крал барбитураты по рецепту и смешивал их с алкоголем, — говорит Андрей. — И мог две бутылки подобной хуйни выпить. Мне это не нравилось, но я жил в другом городе и ничего не мог сделать». 

В декабре 2019 года Андрей приехал к Денису в гости на выходные. Он говорит, что при встрече сразу заметил, что его друг «обдолбан». Дома Денис налил Андрею джин, и они вместе легли на диван смотреть «Звездные войны». Андрей говорит, что сделал всего пару глотков, и его начало тошнить. 

«Мне нужно проблеваться», — сказал он. После этого, как вспоминает Андрей, Денис оживился, стал лезть к нему в штаны и спросил: «Если я тебе отсосу, тебе станет лучше?».

«Он схватил мой член, — говорит Андрей. — Я не смог его оттолкнуть, ударить, это мой друг. Мне поплохело, я убежал в туалет». Заперев дверь, он стал думать, что делать дальше. «Мне было некуда идти, — вспоминает он. — Это была зима, три часа ночи. Денис стоит по другую сторону двери, извиняется, оправдываясь тем, что он обдолбан, признается в любви».

В итоге Денис пообещал купить другу билет домой. Поверив ему, Андрей вышел из туалета и начал быстро собирать свои вещи по комнате. Когда Андрей замешкался с замками на входной двери, Денис подошел помочь. «Вдруг он падает на колени, пытается стащить с меня штаны, хватает меня за ноги», — рассказывает Андрей.

Ему все-таки удалось вырваться и выбежать из квартиры. Но все время, пока Андрей шел до вокзала, Денис шел за ним по пятам. «Я орал на всю улицу: “Пошел на хуй”, а он клялся мне в вечной любви», — вспоминает Андрей. 

После этого он заблокировал друга в социальных сетях. Никаких других действий он решил не предпринимать. «У меня не было мысли пойти в полицию, — говорит Андрей. — Во-первых, физически он меня не травмировал. Во-вторых, это мой друг. К тому же он был под наркотиками, и я, возможно, тоже, а мне не нужны проблемы с полицией. И это гомосексуальная история, а мы живем в России, я бы не стал ждать от нашей полиции сочувствия и помощи». 

Юрист Консорциума женских неправительственных объединений Татьяна Белова говорит, что многие пострадавшие в таких ситуациях, как и Андрей, не решаются обратиться в полицию. «Могут возникнуть вопросы, откуда взялись вещества, — объясняет Белова. — Даже если пострадавший не имеет никакого отношения к наркотикам, полицейские уделят больше внимания самому факту употребления, чем насилию». 

По словам Беловой, преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков, расследовать легче, чем изнасилования. Поэтому полицейские охотно ищут тех, кто продает запрещенные вещества, а вот заявления об изнасилованиях часто даже не принимают. Ведь иначе нужно будет «заморачиваться с поиском свидетелей и экспертизой».

У Андрея много подруг, и он нередко слышит от них истории о домогательствах и изнасилованиях. «Иногда наши встречи превращаются в вечера травм, — говорит он. — У меня нет подруги, у которой не было бы истории сексуализированного насилия. И совершают его, как правило, мужчины. Поэтому я понимал, что и со мной это тоже когда-нибудь случится. Это был вопрос времени. Когда я с этим сам столкнулся, это было травматично, но не удивительно».  

Гештальт-терапевт Виктория Ашихмина рассуждает: «В культуре существует такой популярный образ, как “клофелинщица” — женщина, которая, будучи физически слабее мужчины, подсыпает ему клофелин, чтобы обокрасть. Однако подсыпать наркотики или подлить алкоголь, а потом изнасиловать может как женщина, так и мужчина. Точно так же, как стать пострадавшим/пострадавшей от сексуализированного насилия с применением психоактивных веществ может любой человек».

Кристина и Михаил (имена изменены) встречались с мая 2021 года. Михаил часто ревновал Кристину, пара постоянно ссорилась. В октябре 2021 года они решили расстаться, и Михаил настоял на том, что нужно разойтись «правильно»: пригласил Кристину к себе на прощальный ужин. 

Она сильно нервничала перед встречей — по словам Кристины, Михаил мог «выкинуть все, что угодно». Когда она пришла к нему в квартиру, ей стало нехорошо, начались зрительные галлюцинации — Кристина говорит, что у нее диагностирована параноидная шизофрения и при сильном волнении с ней такое случается. Михаил, заметив заторможенность в ее движениях, понял, что Кристине плохо, и, чтобы ее успокоить, принес стакан воды. 

Через полчаса ей стало еще хуже, зрение затуманилось. Кристина почти наощупь пыталась написать в заметках на телефоне, что ей нужна помощь. Михаил, поглаживая ее по голове, придвинулся поближе и предложил заняться сексом, якобы это должно помочь ей успокоиться.

Кристина попыталась сказать, что она не хочет сейчас заниматься сексом, но у нее не получилось — она вспоминает, что в тот момент словно оцепенела. Она чувствовала все, что происходит с ее телом, но не могла пошевелиться. 

«Дальше было вагинальное проникновение и анальное, — говорит она. — Это был мой первый анальный секс. Я не была к этому готова: не было ни смазки, ни предварительной подготовки. У меня потом начались проблемы с кишечником». 

Когда сознание Кристины наконец прояснилось, она поняла, что уже снова одета и причесана. Михаил как ни в чем не бывало позвонил ее родителям и сказал: «Заберите ее, она психичка». У Кристины с родителями давно уже был отлаженный процесс: если у нее начинались галлюцинации, она звонила им, и за ней приезжала мама.

Она приехала и в этот раз. По пути домой Кристина попыталась рассказать маме о произошедшем. Мама знала, что у пары было много проблем в отношениях, и обвинила дочь в том, что та якобы сама знала, на что шла. Но на всякий случай все же посоветовала Кристине утром сделать экспресс-тест на наркотики. 

В крови у Кристины обнаружились барбитураты и экстази. Кроме того, утром оказалось, что на руках у нее остались синяки от веревок, а на лице проступили следы от ударов. Кристина написала Михаилу сообщение о том, что он ее «накачал и изнасиловал», но он ответил: «Тебе кажется, ты себе надумываешь».

Кристина не стала писать заявление в полицию. «С моим диагнозом и наркотиками в крови? Они скажут, что я сама виновата, — объясняет она. — Эту историю придется пережить самостоятельно».

Она не могла понять, почему Михаил так жестоко с ней обошелся. Кристина заблокировала его во всех соцсетях, но он стал писать ей через «Сбербанк онлайн», звонить ее родителям и друзьям, подкидывать письма под дверь квартиры. Кристина говорит, что он пытался доказать ей, ее родителям и друзьям, что в тот вечер она неправильно его поняла — это был секс по согласию, а не изнасилование. 

«Меня как будто ударили под дых, и я просто хватаю воздух ртом и ничего не могу сказать. Я разрушена как личность, я стерта как девушка, — говорит Кристина. — Меня не существует как человека. У меня нет контроля даже над своим телом, а раз я не могу контролировать саму себя, то зачем это все?». 

Она говорит, что после этого случая стала задумываться о том, что такое насилие. Вспоминая отношения с Михаилом, она поняла, что в них и до этого были сексуальные контакты, на которые она не давала согласия. Просто раньше он не подсыпал ей наркотики.