В ноябре 2021 года россиянин Алексей Котов записал видеоролик, в котором сообщил, что уже 20 лет находится в Казахстане в трудовом рабстве. Позже он отказался от своих слов и заявил, что добровольно жил на ферме в Карагандинской области. «Холод» рассказывает, что произошло с Алексеем Котовым, как выглядела его жизнь в степи и каково это — вернуться в родное село после стольких лет.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Человек с холодным сердцем
В ноябре в соцсетях появилось видео. На нем небритый человек в грязной одежде и шапке, надвинутой на лоб, заикаясь, говорил на камеру: «Мам, пап, я уже 20 лет в неволе. Помогите, если сможете, помогите вырваться из Казахстана. <...> Батя, помоги, если мо...» — на этих словах видео обрывалось.
Теперь — две недели спустя — этот мужчина сидит передо мной, бритый, в чистой одежде и новых ботинках, и ест солянку из большой миски. Его зовут Алексей Котов, на днях он вернулся в родное село Горе-Грязь в Ярославской области. Больше 20 лет его считали пропавшим без вести — и он говорит, что все это время провел в трудовом рабстве.
До того, как они увидели ролик с просьбой о помощи, родные помнили Алексея веселым молодым человеком с кудрявыми волосами — таким он уходил в армию 26 лет назад. Теперь же к ним вернулся 44-летний мужчина, усталый, худой, выглядящий старше своих лет — на переносице и вокруг глаз залегли морщины. Но ни у родственников, ни у других жителей села нет сомнений в том, что перед ними действительно Алексей. Он — копия своего отца: высокий лоб и мощный подбородок. С годами их сходство стало еще заметнее. На свежем семейном снимке, сделанном после возвращения Алексея, они с отцом стоят рядом, и, если прищуриться, их можно даже перепутать.
Алексей разговаривает неохотно, на вопросы отвечает коротко. Он 20 лет жил в степи, где на много километров вокруг нет ничего, кроме высокой травы. Там он привык подолгу молчать. Ему не очень хочется общаться с журналистами и приглашать их домой — семья Котовых в последнее время испытала много волнений, и родным Алексея хочется тишины. Но он согласился встретиться со мной в гостях у своего деревенского соседа и друга Дмитрия, который помог ему выбраться из Казахстана.
Когда Дмитрий предлагает нам суп, Алексей просит большую порцию. Он говорит, что на зимовке Мухтар, где он жил все эти годы, его кормили «нормально» — там были и суп, и каша. Но каждый день он занимался тяжелой работой и часто так уставал, что у него не оставалось сил поужинать — тогда перед сном он съедал кусок хлеба и запивал его чаем.
Об этом Котов рассказывает буднично, без эмоций. О возвращении на родину — тоже. Алексей говорит, что он просто «такой человек» — в любой ситуации остается спокойным, с «холодным сердцем». Он утверждает, что даже не волновался, удастся ли ему вернуться домой, просто знал, что рано или поздно это случится, и ждал, пока подвернется подходящий случай. Дмитрий смеется: «А знаешь, некоторые думают: ты сейчас посмотришь, как тут живется в деревне, и обратно захочешь». Алексей молча мотает головой — он слишком долго ждал возвращения в родное Горе-Грязь.
Красавчик
Горе-Грязь — небольшое село, в котором живет около 50 человек, и добраться до него можно только по разбитой грунтовой дороге. Местные жители говорят, что дорога была такой всегда — еще со времен царской России. Потому и село так назвали: якобы однажды по весне императрица Екатерина II застряла здесь в грязи и так разозлилась, что дала селу это имя.
Мы приходим к соседу Котовых Дмитрию и садимся обедать. Вместе с Алексеем приходит его младшая сестра Наталья — она выбирает место рядом с братом. Наталья смотрит на него с любовью и просит фотокорреспондента сделать снимок, где они вместе. Она рассказывает, что у нее две сестры и последние 20 лет они втроем, встречаясь за ужином, каждый раз вспоминали брата и обсуждали, что можно предпринять, чтобы его найти. И вот наконец он дома.
Когда Алексей ушел служить в армию, Наталье было 10 лет. Сейчас ей 36. Она плохо помнит, как он выглядел в юности, как разговаривал — все эти годы она представляла его таким, каким видела на старых фотографиях. Но у нее осталось два ярких воспоминания, связанных с Алексеем, и все эти годы, думая о брате, она обращалась к ним.
«Не помню, сколько мне было лет, я была совсем маленькая, — рассказывает она. — Я заболела, у меня была высокая температура. И я у него сидела на руках, он меня успокаивал, говорил: „Не плачь, Наташа“. А мне все казалось таким большим, и я все плакала».
Еще ей запомнилось, как она помогала Алексею разматывать спиннинг — он дал ей в руки конец лески с блесной и тройным крючком и сказал: «Иди осторожно, только не беги». Наталья все-таки сделала неловкое движение, и два крючка проткнули ей палец. «Один крючок мы сами вытащили, — вспоминает она. — А второй не смогли и поехали в больницу». В тот раз Алексей тоже успокаивал ее и говорил: «Не плачь, Наташа».
Приятелям из деревни Котов запомнился «обычным парнем», с которым можно было поиграть в войнушку и полазать по развалинам. «Я Лешку помню совсем маленьким, — рассказывает Светлана, его подруга детства. — Тут все друг друга знали, все дружили. Ходили в лес и на пруд, безобразничали».
Светлана до сих пор помнит, как однажды она пошла ловить рыбу с подругами и встретила Алексея и его брата: «Лешка как закричит: „Света, там у загона бычий *** (половой орган. — Прим. «Холода») лежит!“, а я ответила: „Ну и пусть лежит!“. Мы с тех пор все время над этим бычьим **** смеялись».
«Он был красавчик, высокий парень, — говорит местная жительница Ирина. — Я дружила с его старшими сестрами и часто бывала у них в гостях». По ее словам, Алексей был спокойным и скромным и выделялся на фоне четверых непоседливых братьев. Николай — приятель Алексея из Горе-Грязи — говорит, что тот был «на своей волне». Тихий, большие компании не любил, к алкоголю был равнодушен. «Но немного был вспыльчивый, — вспоминает Николай. — Если его кто обидит, всегда за себя постоит, спуску никому не даст».
Сам Алексей теперь рассказывает, что у него было «обычное деревенское детство»: он рос с четырьмя братьями и тремя сестрами. Вместе с ними и с соседскими детьми купался в пруду и ловил рыбу, лазал по развалинам заброшенной церкви и добирался до верхнего купола. «Главное было — не смотреть вниз, — говорит он. — И тогда не страшно».
Алексей учился в местной школе и вместе с Николаем окончил курсы для трактористов. Потом поступил в училище в селе Вятском Ярославской области, в паре часов езды от дома. Там он получал профессию водителя, но не доучился — бросил. Почему передумал учиться, рассказывать не хочет.
В 1995 году Котов ушел в армию. В те годы в Ярославской области трудно было найти работу, и после демобилизации он решил продолжить службу по контракту, чтобы заработать денег. В 1997 году умер один из его братьев, и Алексей ненадолго приехал в родное село на похороны. После этого родственники не видели его больше 20 лет.
«Он присылал письма, — говорит Наталья. — Старшие сестры читали их и мне пересказывали. Сначала из армии, потом он попал в больницу и писал оттуда. Рассказывал, как ему жилось, говорил, что все у него в порядке». Письма, по ее словам, не сохранились из-за «разных семейных событий», но ей запомнилось, что последнее письмо пришло в 1999 году. Дальше почта от него приходить перестала.
Поле и ветер
Когда в 1995 году Алексей Котов ушел в армию, он попал на службу в Казахстан. Тогда — после распада СССР — там еще были российские военные части, где солдаты проходили срочную службу. Сам Алексей говорит, что служил в войсках противовоздушной обороны, но в какой именно части — не уточняет.
Он рассказывает, что уволился из армии в 1998 году. Хотел уехать домой, но «по личным причинам» денег на дорогу не хватало. Тогда, чтобы заработать на билет, он стал браться за сдельную работу в Карагандинской области. В основном устраивался на стройки или занимался монтажом сотовых вышек. Так он и получил травмы, из-за которых оказался в больнице, — сорвался с большой высоты. «Я череп сломал, руку сломал, — говорит он. — Лег в больницу на месяц». Переломы оказались тяжелыми — рука полностью не восстановилась до сих пор.
В 1999 году он написал родным последнее письмо, которое до них дошло: он сообщал, что лечится и идет на поправку. После выписки Алексей продолжил подрабатывать в Балхаше, промышленном городе в Карагандинской области. Котов пытался накопить на билет, но платили мало, и большая часть денег уходила на еду и повседневные нужды. К тому же после тяжелых травм часть накопленного пришлось потратить на лекарства.
В Балхаше у него появились приятели, многие из которых работали на местном рынке. По вечерам они собирались дома «то у одного, то у другого — общались, выпивали». Однажды в их компании появился человек, которого Алексей раньше не видел. Это был высокий мужчина, по словам Алексея, «не похожий на казаха». Мужчина предложил ему поехать пасти скот на зимовке и «нормально заработать». «Он мне приятным показался, нормальным, — говорит Алексей и, подумав, прибавляет: — Да многие люди приятными кажутся сначала, а потом говнистыми оказываются».
Так, приняв приглашение незнакомца, в 2001 году он оказался на зимовке Мухтар в поселке Акжал в Карагандинской области. Это засушливая местность, летом там жарко и ветрено, по полям проносятся пылевые бури. Зимой ветер приносит снежные бураны, а средняя температура держится в районе –15 градусов. Зимовка находилась вдалеке от поселения, посреди степи. В отдалении виднелись горы.
Алексей жил на ферме в низком бетонном доме. В нем же жил и хозяин фермы с семьей. Котов занимал небольшую комнату, в которой был минимум мебели: две узкие металлические кровати, печка, крючки для одежды, в углу — телевизор. Вторая кровать долгое время пустовала, но со временем на зимовку приехали еще работники, и Алексей стал делить комнату с «напарником».
По словам Котова, каждый день он просыпался в пять-шесть утра — нужно было выводить скот на пастбище. Сначала баранов, потом — коз, после обеда — коров. К вечеру их нужно было собирать обратно. «Вы представьте: 400 голов баранов, 200 коров с телятами, — рассказывает Алексей. — Выгнал баранов, а потом обратно иду пешком километров пять-шесть. И так несколько раз. А потом вечером смотрю — телят недосчитался. Сажусь на лошадь и ищу их по всей степи — пока не найду». Он говорит, что часто заканчивал работу только к ночи и тогда ему было уже «не до телевизора и не до еды» — он падал на кровать и тут же засыпал.
Жизнь в степи, говорит Алексей, была странной. Каждый день кругом одно и то же — поле и ветер. За монотонной работой он не замечал, как дни проходят один за другим, и мыслей в голове было мало — на них просто не оставалось сил. Одно не давало ему покоя — почему не приходят письма из Горе-Грязи? Живы ли его родители? По словам Алексея, это было его «единственное сильное переживание». Котов теперь рассказывает, что все годы, проведенные в степи, он продолжал отправлять письма родным и не понимал, почему они не отвечают. Только вернувшись в родное село, он узнал, что с 1999 года домашние не получили ни одного его письма.
Устраиваясь на зимовку, никаких документов о трудоустройстве, по словам Котова, он не подписывал. Когда на ферму приезжали полицейские с проверками, владелец прятал работников. «Отошлет в степь, и сидишь там, пока не уедут», — объясняет Алексей. Как-то раз во время очередной проверки полицейские все-таки нашли наемных работников и потребовали их удостоверения личности.
По словам Котова, еще до того, как попасть на зимовку Мухтар, он потерял паспорт. Из документов у него оставались только свидетельство о рождении, военный билет и права на управление трактором. Их он, уезжая работать на ферму, «для сохранности» оставил у друзей в Балхаше. Когда полицейские все же обнаружили работников во время той проверки, по словам Алексея, владелец зимовки послал родственника в Балхаш за его документами, а потом «так и оставил их у себя».
Алексей говорит, что не помнит, когда именно это произошло — к тому моменту он уже провел на ферме много месяцев. Дни там были похожи один на другой, поэтому ему трудно восстановить в памяти конкретные даты. Но, по его словам, когда его документы оказались у хозяина фермы, он осознал, что не может покинуть зимовку. «А как бы я это сделал? — рассуждает он. — Документы он мне не отдавал. Кругом степь на много километров. Доберусь до города — тут же ему позвонят, и меня обратно заберут».
Он говорит, что «примерно пять раз» просил хозяина фермы, чтобы тот его отпустил. На что тот отвечал: «Куда ты пойдешь?» — и показывал рукой на степь. Впрочем, Алексей также рассказывает, что от фермы ходил автобус до Балхаша, и, если выдавалось свободное время, он ездил в город — погулять, увидеться со знакомыми и отослать письмо родным.
Несмотря на то, что он мог ездить в Балхаш, дальше него он не уезжал — Алексей считает, что, если бы он отлучился надолго, на ферме это бы быстро заметили. «Если б я не вернулся, меня бы стали искать», — уверяет он. По его мнению, чтобы сбежать, нужно было незаметно уехать как можно дальше от зимовки и Балхаша — туда, где никто не знает «хозяина».
«Придут за тобой»
Однажды, несколько лет назад, Котов все же решился на побег. Компанию ему составили еще двое работников. Поздно ночью они выбрались с территории фермы и ушли в степь — так, чтобы их не было видно. Но дальше не смогли договориться. «Я говорил, надо залечь в поле и лежать до ночи, — рассказывает Алексей. — Нас поехали бы искать и, может, не увидели бы. А потом, ночью, на дороге надо машину ловить. Днем бы нас никто не повез». Он объясняет, что в округе хозяина фермы все знали и никто не захотел бы с ним связываться. Компаньоны Алексея не захотели ждать ночи и пошли к дороге днем. «Нас увидели родственники фермера, посадили насильно в машину и обратно привезли», — вспоминает Котов.
Впрочем, сам хозяин зимовки — Сержан — такого случая не припоминает. Он рассказывает казахстанским СМИ совсем другую версию событий — в которой Алексей сам захотел провести на ферме 20 лет и мог уйти в любой момент. По словам фермера, 20 лет назад он познакомился с Алексеем в Балхаше, где тот «бичевал». Алексей был «молодым, замученным, голодным», и Сержан предложил отправиться к нему на зимовку — пообещал «хорошее питание, проживание в теплом, уютном доме, доступ к телевизору». Он утверждает, что купил своему работнику телефон, на котором пополнял баланс, и что Алексей мог уйти в любой момент.
«Я спрашивал его: почему после прохождения службы в армии не возвращаешься домой? — приводят СМИ слова Сержана. — Он отвечал: „Не хочу“. Я не стал лезть в его душу».
Фермер рассказывает, что рабочие были ему почти родными людьми — они все жили в одном доме, вместе ели, а в столовой Алексей мог «отдыхать и смотреть телевизор». Еще он говорит, что оплачивал работнику съемную квартиру в Балхаше, когда тот хотел развеяться. Сержан утверждает, что все в его семье любили Алексея, а свекровь даже называла его «мой Леша». Жена Сержана рассказывает, что была «в шоке», когда увидела запись, на которой Алексей говорит, что он «в неволе».
«Если бы я его бил, ругал, держал в трудовом рабстве, то у него было много возможностей сбежать от меня, — говорит фермер. — Ведь он управлял мотоциклом, трактором, хорошо передвигался на лошади».
По словам Алексея, он действительно общался с семьей фермера. У того четверо сыновей, и все они были к нему очень привязаны. «Младший придет ночью, растолкает меня, — вспоминает Котов. — Говорит: „Леха, подвинься, я замерз, дай рядом лягу“. Как к старшему брату ко мне относился».
И с самим Сержаном, рассказывает Котов, они «разговаривали нормально о всяком, о жизни». «А что еще делать? — спрашивает Алексей. — Мы жили там все вместе посреди степи. Попробуйте так поживите — с кем угодно разговаривать захочется». Однако, он настаивает, несмотря на почти семейное общение с фермером и его родными, уйти он не мог: «Меня в округе каждая собака знала. И все знали, что я у него на зимовке живу. А у него и в полиции, и в администрации местной все свои — деться некуда».
И все же, говорит Алексей, он всегда знал, что рано или поздно сбежит, — но нужно было «встретить людей, которым можно довериться».
Однажды осенью 2021 года Котов выгнал баранов на пастбище и пошел обратно на ферму обедать. На дороге он увидел мужчину на мотоцикле и подумал, что тот ищет свой потерявшийся скот. «Он остановился и спросил, как меня зовут, — рассказывает Алексей. — Сказал, что наслышан обо мне, мол, местные говорят много. Спросил, правду ли говорят, что я в неволе живу, и предложил родителям позвонить. А я говорю: „Я, когда в армию уходил, мобильных телефонов не было. Я их номера не знаю“. Тогда он спросил адрес моих родителей и уехал». Через несколько дней, по словам Алексея, незнакомец снова появился возле зимовки. Сказал: «Не переживай, родители живы-здоровы» — и предложил записать то самое видео с просьбой о помощи. Потом он снова уехал — Котов говорит, что тот человек не назвал ему своего имени и не оставил номера телефона. Сказал только: «Жди, через пару дней придут за тобой».
К тому моменту многие знакомые из Горе-Грязи уже не думали, что Алексей когда-нибудь найдется. Но его сестра Наталья говорит, что в семье Котовых всегда верили — он жив. В первые годы после его исчезновения родные ходили в полицию, обращались в военкомат, но там им помочь не смогли. В начале 2000-х одна из сестер писала в передачу «Жди меня», но оттуда ей не ответили. Тогда сестры обратились к экстрасенсам, и те сказали им, что среди мертвых их Алексея нет. Поэтому они продолжали ждать новостей от брата.
Осенью Наталье позвонил знакомый из местной полиции и спросил: «Был у тебя брат Алексей?». Она ответила: «Был, но он пропал давно». Полицейский не объяснил, зачем он спрашивает, но примерно через неделю позвонил снова и сказал, что Алексей жив и известно, где он находится. «Мы с сестрой пошли в полицию, чтобы нас там опросили, — говорит Наталья. — Я зашла, а на столе фотография, на ней взрослый человек. Но я с порога его узнала, поняла, что это он — Леша».
Вскоре видео, где Алексей просил о помощи, распространилось по соцсетям. «Помню, как я его увидела, я просто онемела, — говорит Ирина, подруга Котовых. — Я помнила молодого, веселого парня, а тут — как будто пожилой человек в лохмотьях». Ирина говорит, что, увидев ролик, тут же позвонила другой Ирине — самой старшей сестре Алексея. Оказалось, та уже побывала в полиции и обо всем знает, — обе Ирины от радости заплакали в трубку.
Как и пообещал незнакомец на мотоцикле, за Алексеем Котовым вскоре пришли. Утром 17 ноября он лежал в кровати — только что проснулся и собирался вести скот на пастбище. Тут за дверью послышался шум, вошли полицейские и сказали ему, чтобы он собирался — его забирают из зимовки.
«Котовы — это Горе-Грязь»
«Я люблю искать людей», — говорит Дмитрий Соколов из деревни Поповка Ярославской области. Дмитрий — депутат муниципалитета Ярославля, член партии «Единая Россия». Ему 32 года, он часто улыбается, любит ходить на охоту и делать домашнюю колбасу. При знакомстве он говорит: «Сразу знайте, я патриот. Не за всяких там толерантных!».
Три года назад Соколов организовал в Ярославле собственный добровольческий спасательный отряд «Центр-Спас», который занимается поисками пропавших людей. Соколов и сам часто выезжает на поиски. «Это всегда авантюра, — говорит он. — Ночью сорвался куда-то, забрался в лес и нашел. Бывает, что человек три дня по лесу ходил или даже пять. Это такое чувство хорошее, когда удается кого-то отыскать — сразу хочется продолжать, находить еще людей».
Когда Соколов отправился в Казахстан за Алексеем Котовым, это тоже было авантюрой. Он говорит, что ему даже пришлось вылезти ночью через окно из собственного дома — иначе жена бы «ни за что не отпустила». Юлия подтверждает — муж действительно уехал в Казахстан тайком. Но она не сердится — ведь он пошел на обман ради своего земляка, а для жителей Горе-Грязи и Поповки земляк — это не пустое слово.
«Давайте я по порядку все объясню, — говорит Соколов. — Я вырос в глухой местности. Сначала мы жили там с родителями, потом уехали в город, и я приезжал к бабушке на каникулы. Местность эта была по соседству с Горе-Грязью. А Котовы — это и есть Горе-Грязь. У них семья большая, восемь человек детей раньше было, а еще дяди, тети. Все мы друг друга знаем». Близкой дружбы с Котовыми у Соколова не было — все дети в их семье были старше него, но он всегда знал, что они живут по соседству, и иногда с ними пересекался. А уже позже, во взрослом возрасте, стал по работе общаться с Натальей Котовой, сестрой Алексея.
«Я про родные места никогда не забывал, — говорит Соколов. — И пять лет назад решил вернуться в деревню». Он привел в порядок старый родовой дом, завел хозяйство — теперь у него на участке куры, козы, гуси, индюки, павлины и шесть собак. Одну из собак он подобрал на трассе, другую взял на передержку, да так и оставил себе. Еще одну собаку они с женой забрали из Москвы, когда прочитали объявление о том, что ее хозяин умер от ковида.
Соколов говорит, что деревня — это его «отдушина от работы», и он старается помогать землякам, чем может: пригнать спецтехнику, чтобы выровнять грунтовую дорогу, или разобраться, почему автобус не доезжает до Поповки и дети добираются до школы пешком.
«Звонит мне однажды глава поселения, — рассказывает Соколов. — И говорит: „Тут такая история, у нас мужик один 20 лет назад пропал без вести. И вот появилась информация, что он в Казахстане в рабстве. Надо что-то думать“». Соколов не сразу догадался, что речь идет об Алексее Котове — понял только, когда услышал его имя на видеозаписи.
Как именно видеоролик попал в соцсети — неизвестно. По словам Соколова, мужчина, который в Казахстане записал Алексея на видео, отправил файл другу за границу, а тот переслал его в ярославскую полицию. Но некоторые СМИ утверждают, что криминальная полиция Карагандинской области выявила запись «в ходе мониторинга соцсетей».
«Я начал думать, — говорит Соколов. — Советовался со знакомыми в полиции. Получалось, что надо обращаться или в общественные организации, или в Интерпол. Но страшно было шум поднимать — вдруг спрячут Алексея куда подальше, так, что потом вообще не найдешь». Уполномоченный по правам человека Ярославской области Сергей Бабуркин рассказывает, что Соколов звонил ему в воскресенье, 14 ноября. «Он спросил, могу ли я чем-то помочь, — рассказывает Бабуркин. — Я сказал, что, конечно, постараюсь. Общался с разными государственными органами, вышел на волонтеров в Казахстане, которые ищут пропавших людей. Они хотели что-то сделать, но я побоялся, что они поднимут много шума и Алексей подвергнется только большим рискам».
Соколов говорит, что в итоге он обратился к знакомым продюсерам с «Первого канала», и те помогли ему найти контакты в представительстве российского МВД в Казахстане (представительства МВД России есть в 31 стране и работают в составе диппредставительств, они сотрудничают с иностранными правоохранительными органами в борьбе с транснациональной преступностью, наркоторговлей и нарушениями в сфере миграции. — Прим. «Холода»).
«В воскресенье, 14 ноября, я лег спать, — рассказывает он. — И тут приходит сообщение, что есть в Казахстане люди, которые мне могут помочь. Я понимал, что дистанционно тут ничего не решишь. Сказал жене, что иду в туалет, а сам оделся, взял паспорт и вылез в окно. Пока шел к дороге, заказал такси в Москву. В машине искал билеты до Нурсултана. Приехал в Домодедово, сделал ПЦР-тест и улетел».
«Наташа, не плачь»
Соколов говорит, что вся «спецоперация» проводилась неофициально и он участвовал в ней «не как депутат», а как обычный человек, который хочет помочь земляку. Как бы то ни было, в Нурсултане его встретили российский консул и полковник российский полиции в Казахстане, и они выехали в Караганду.
«Пока мы ехали, за Алексеем отправились местные оперативники, а с ними — микроавтобус спецназа, — говорит Соколов. — Они говорили, что полночи искали эту зимовку. А такой толпой поехали, чтобы фермер не попытался Алексея спрятать. В итоге он его отпустил спокойно, а операм передал военный билет советского образца, права на управление трактором и свидетельство о рождении».
Соколов показывает видео, которое он сделал в полицейском отделении Караганды: Алексей Котов входит в помещение, худой, в грязной одежде, растерянно оглядывается. Слышен голос Соколова: «Алексей, привет. Меня Дмитрий зовут, я из Поповки. Помнишь Поповку?». «Да-да», — кивает Котов.
Позже, оказавшись в консульской машине, Соколов позвонил сестре Котова Наталье и объявил: «Сейчас поговоришь с братом». Как рассказывает Наталья, услышав Алексея, она стала всхлипывать и сказала ему: «Ты в надежных руках, ты скоро вернешься домой». А он ответил ей, как в детстве: «Наташа, не плачь».
Соколов говорит, что хотел «забрать Алексея и тихо уехать», но новости просочились в СМИ Казахстана, поднялся шум. В Караганде местные журналисты стали буквально преследовать их и умоляли рассказать, действительно ли Алексей был в рабстве и как это вышло. «Нас пригласили в департамент полиции на следственные действия, — говорит Соколов. — И там сказали, что после заявления Алексея о рабстве нужно начинать расследование, суды. И тогда он еще долго домой не попадет. А можно отказаться от своих слов и поскорее уехать. Мы посовещались и выбрали второй вариант».
Дмитрий считает, что по сути Алексей сказал правду в обоих случаях — и когда заявил, что его держат в неволе, и когда взял свои слова обратно. Ведь его не били и не сажали на цепь, нормально кормили. Но в то же время и сам Алексей, и хозяин фермы знали, что уехать тот не может.
Когда полиция Карагандинской области забрала Котова из зимовки, против хозяина фермы возбудили уголовное дело. Но после того, как Котов отказался от своих слов, дело закрыли — полицейские считают, что он был там по доброй воле и оговорил фермера, чтобы вернуться домой.
В российском посольстве Котову оформили свидетельство на возвращение (СНВ), которое позволяет российским гражданам вернуться домой, если у них нет документов. По словам Соколова, он до последнего боялся, что местная полиция решит задержать Котова в стране и оформит ему запрет на выезд. «Мы думали сначала, что отоспимся, отдохнем и улетим в пятницу, 19 ноября, — говорит он. — Но в среду, 17 ноября, когда мы вышли из департамента полиции, я понял, что нужно улетать прямо сейчас. Так что мы взяли билеты на семь утра и поехали в Нурсултан».
За три дня в Казахстане, рассказывает Соколов, он успел поспать всего несколько часов. По дороге в Нурсултан он смотрел в окно — поднялась метель, в темноте мимо машины летел снег. Алексей почти все время молчал — как будто не до конца понимал, что происходит. Только в самолете, оказавшись в удобном ряду сразу после бизнес-класса, где можно было спокойно вытянуть ноги, он расслабился и начал улыбаться.
«Мой собственный дом»
Когда самолет приземлился в Шереметьево, на борт зашли сотрудники полиции. Под любопытными взглядами других пассажиров они проводили Соколова и Котова к выходу из аэропорта — в обход толпы журналистов, которые с утра ждали их в терминале, чтобы взять интервью. В отличие от тысяч других пассажиров, которые прибыли в тот день в Шереметьево, Котов сел не в такси и не в аэроэкспресс, а в машину Следственного комитета.
С тех пор, когда Алексей в последний раз был в России, поменялись и дороги, и автомобили. Но он говорит, что, пока его везли по трассе в сторону Ярославля, он не смотрел по сторонам и ничего не замечал — думал только о том, что скоро увидится с семьей.
Правда, домой его не привезли — проехав поворот к Горе-Грязи, машина Следственного комитета направилась дальше — в Ярославль. Там Алексея опросили как потерпевшего. Потом его отправили в местный обсерватор, на анализы и медосмотр. «Мне замглавы района звонил, говорил, что его там на две недели карантина оставят, — говорит Дмитрий. — А родители дома ждали, вареники, щи приготовили. В итоге отпустили все-таки домой».
17 ноября в девять вечера в одном из дворов Горе-Грязи стоял пожилой человек и смотрел в сторону дороги — туда, откуда должна была появиться машина. Это был Александр Котов — он весь день ждал сына. Чуть в стороне стояла его жена Надежда, мать Алексея, вместе с другими родственниками и односельчанами. Вокруг лежал снег, давно уже стемнело. Наконец из-за поворота показался автомобиль и остановился возле дома Котовых. Из него вышел Алексей и недоверчиво огляделся по сторонам. Отец тут же кинулся ему на шею, остальные выстроились в очередь, чтобы с ним обняться. Когда очередь дошла до подруги Светы, она закричала: «Лешка, а помнишь бычий ***?». Он засмеялся и сказал: «Ты совсем не изменилась! Тебя в морозилке держали?». Обнявшись с односельчанами, Алексей прошел в низкий деревянный домик, в котором он вырос, и спросил: «Это что же, мой собственный дом?».
Теперь он привыкает к новой жизни. Сестры и племянницы уже показали ему, как пользоваться соцсетями, и он завел аккаунт во «ВКонтакте», правда, пока без аватара. Алексей говорит, что планирует немного отдохнуть, а потом устроиться на работу шофером. Но для начала надо переключиться на новый режим дня. За 20 лет он привык просыпаться в шесть утра по казахстанскому времени — в России это три часа ночи. Он и теперь просыпается в это время — открывает глаза и вспоминает, что выводить скот в поле ему не нужно.
Знакомые говорят, что Алексей остался таким же тихим парнем — только начал заикаться после всего, что с ним случилось. «Я с ним по телефону говорила, — рассказывает подруга семьи Ирина. — Слышно, что разговаривать стал по-другому. Я его о случившемся не стала расспрашивать — не хочу лезть в душу. Пусть скорее все забудется. Он очень надеется, что его сломанная рука восстановится. А еще грустит из-за того, что два брата умерли, пока он был в Казахстане. Говорит, ушли, не дождавшись его». Николай, друг детства Котова, говорит, что тот заметно постарел и «как будто даже осунулся». «Он раньше плотного такого телосложения был, крепкий, — рассказывает Николай. — А теперь худой стал, видно, что нелегко человеку дались эти годы».
По мнению Алексея, за 20 с лишним лет родная деревня не изменилась — только совхоз развалился, а все остальное по-прежнему. «И хорошо, что ничего не изменилось», — добавляет он. Соколов поддерживает: «Деревни сейчас только в одну сторону меняются — умирают. Тут пять лет назад тоже запустение было. Приедешь, крикнешь: „Ау!“ — и никакого ответа. А теперь цветет потихоньку, людей стало больше».
Алексей заходит в разрушенную церковь, по руинам которой лазал в детстве. «Я бы и сейчас с удовольствием залез на самый верх, — говорит он. — Но не могу. Болит рука». Местные власти обещали, что отправят Алексея в санаторий на реабилитацию. Но пока у него есть время пообщаться с родными и навестить всех знакомых.
Старые приятели почти все на месте. Кое-кто, как депутат Соколов, успел пожить в городе, а потом вернулся. Подруга Света отремонтировала бабушкин дом и теперь приезжает в него отдыхать. Кто-то и не уезжал — например, сестра Наталья купила машину, чтобы ездить на работу из села. Алексей говорит, что и он теперь не уедет далеко от дома. Там, на ферме в Казахстане, были чужие люди. По-настоящему он привязался только к лошади, на которой ездил за скотом, и к овчарке, которая жила во дворе. Здесь — в Горе-Грязи — совсем другое дело. Кругом земляки.
