«Нашла “Белизну” и хотела себя ею отбелить»

20-летняя Милана Назир по национальности узбечка. Почти всю жизнь она сталкивается с бытовой ксенофобией — «Холод» публикует ее историю
«Нашла “Белизну” и хотела себя ею отбелить»

Милана Назир учится на экономическом факультете МГУ и преподает математику в онлайн-школе. Ей 20 лет, и 15 из них она живет в России. С раннего детства Назир сталкивается с неприязнью россиян. В апреле она решила написать об этом пост в инстаграме для своих друзей, но он широко разошелся и до сих пор репостится в соцсетях. По просьбе «Холода» Милана Назир рассказала о своем опыте бытовой ксенофобии в России, буллинге и психологических травмах, возникших из-за этого.

Весной я поделилась в инстаграме ссылкой на текст «Холода» о том, как в России живут национальные меньшинства. После этого друг мне написал, что «ксенофобии в России не существует, а неуважительно здесь относятся только к народам Северного Кавказа, которые слишком много себе позволяют». Я очень долго пыталась его переубедить: аккуратно, не навязывая свое мнение, — но в итоге мы ни к чему не пришли. Меня очень сильно расстроило, что даже мои друзья не понимают масштаба проблемы. Тогда я решила написать пост о том, с чем сталкивалась на протяжении всей жизни. Это было высказывание для ограниченного круга, моих подписчиков, но оно очень быстро разлетелось.

На нашу семью всегда косо смотрели

Я узбечка и на какую-то часть кыргызка. Родилась в Кыргызстане и жила там до пяти лет. Потом мама увезла нас вместе с сестрой и братом в Россию: в Кыргызстане мы жили в деревне с отцом, и он постоянно избивал маму. Один раз мама и сестра начали молиться, и в этот момент домой пришел пьяный отец. Его что-то выбесило — он подошел сзади и вылил на них ведро ледяной воды. Мама всегда хотела достичь чего-то большего, чем жизнь в деревне с отцом. Плюс уровень образования и жизни в Кыргызстане ниже, чем в России.

В первом–втором классе я особо не ощутила особого отношения к себе. А потом, когда я пошла в третий класс, мы переехали в Казань. Мне было тяжело общаться с одноклассниками. Например, девочки говорили, что не обнимаются со мной, потому что я грязная и воняю. Кричали мне вслед «Аллах Акбар», причем это делали ребята татары. Я знала, что у них в семье исповедуют ислам, и, почему они так делали в мою сторону, было непонятно. 

Это первый случай боевой потери танка в истории
Общество4 минуты чтения

Как-то раз мы стояли в очереди в столовую. Ко мне подошла девочка и, ничего не спросив, просто начала тереть меня. Я думала, что она решила подержаться за руки, и спросила, что она делает. А она ответила, что проверяла, грязная я или нет. После этого у меня возникло ощущение, что я действительно грязная и плохо моюсь. Тогда я могла мыться по три-четыре раза в день: мне казалось, что надо смыть с себя эту грязь. Один раз я нашла в ванной «Белизну» и хотела себя ею отбелить. Но, слава богу, мама пришла домой в этот момент — и очень сильно меня за это отругала. 

Помню, что в автобусе на нашу семью всегда косо смотрели. Мама рассказывала уже потом, в моем осознанном возрасте, как люди чуть ли не в глаза ей говорили, что боятся, что она может у них что-то украсть. При этом мама у меня очень образованная женщина. Единственное, что она могла — это выйти из автобуса или отсесть куда-то подальше, чтобы просто не чувствовать этих взглядов. Она никогда не шла на прямую конфронтацию и понимала, что в России она — чужая.

После этого всего, все еще в начальной школе, я решила спросить у одноклассников напрямую, почему они со мной не общаются. Тогда я не понимала, что национальность может препятствовать общению. Мне сказали, что не общаются со мной из-за того, что я просто выгляжу не так, что у меня кожа смуглая и у них ощущение, что я не моюсь. После этого я закрылась и не заводила друзей.

В то время мама дала мне очень странный совет. Она сказала, что мне надо хорошо учиться, чтобы ребята у меня списывали и у них был стимул со мной подружиться. Но ничего про то, что со мной можно дружить, даже несмотря на мой цвет кожи и внешность, она не говорила.

Если ты сам про себя пошутишь, то люди больше так говорить не будут

После ситуации с «Белизной» мама все же, видимо, поняла, что все очень серьезно, и мы с ней стали много разговаривать про узбекскую культуру. Тогда я презирала все узбекское, думала, что, если меня не принимают, это что-то плохое. Мама всеми силами старалась объяснить, что нужно принять свою национальную идентичность и что в том, что я отличаюсь, нет ничего страшного. После разговоров с мамой я стала увереннее. Мы даже могли пройтись по улице и негромко говорить на узбекском.

В седьмом классе у меня появились первые подруги. Мне кажется, что примерно в этом возрасте я научилась отражать неприятные шутки. Если ты сам про себя пошутишь, то люди больше так говорить не будут — юмор стал моим защитным механизмом.

Но все равно я продолжала сталкиваться с неприязнью. Например, в Казани учительница по русскому языку занижала мне оценки: она говорила напрямую, что не может нерусской девочке поставить пять, когда у всего русского класса четверки. Когда я сдала ОГЭ после девятого класса на максимальный балл, она мне не поверила и спросила: «Ты хоть порог прошла?».

В восьмом классе я пыталась понять, почему у меня такая ненависть к себе: у меня была очень заниженная самооценка. Это касалось всего: внешности, характера. В итоге я пришла к выводу, что больше всего меня раздражает именно моя национальная идентичность. Я старалась найти ответ, почему я не могу в себе принять то, с чем родилась.

Настоящие двойники Путина: как они живут, сколько зарабатывают и чего боятся
Общество10 минут чтения

Я начала читать какие-то исследования на тему различия между национальностями. Например, может ли это отражаться на интеллекте. Очевидно, что нет, но я хотела в этом убедиться. Я находила статьи о том, как тяжело живется национальным меньшинствам в России, и начала чувствовать, что я не одна. Для меня это было очень важно. Также я не могла принять в себе повышенную волосатость на теле, но я поняла, что это не нужно лечить или убирать, с этим просто можно жить. Будто мне стало легче от того, что есть кто-то, кто тоже сталкивался с подобным. Начиная с этого момента, я окончательно перестала давать возможность людям надо мной смеяться.

В 11 классе учительница по мировой художественной культуре мне сказала, когда я постриглась очень коротко: «Милан, тебе, наверное, у нас очень жарко? Ты же с гор, у вас там другая температура». А на уроке, который был посвящен исламу, она все занятие смотрела на меня и постоянно спрашивала, все ли правильно написано, все ли корректно. Ближе к концу занятия она очень долго меня упрашивала прочитать молитву на арабском языке. На нем я не говорю, но некоторым арабским молитвам меня научили в семье. Я решила, что ничего страшного не произойдет, если я прочитаю одну, но, когда я это сделала, учительница сказала: «Мусульмане пытаются всех завербовать в свою религию», — а также что я — яркий пример этому. Правда, большинство одноклассников подошли ко мне после занятия и сказали, что такое поведение учительницы отвратительно.

Такие вопросы не задают преподавателям с русскими именами

На первом курсе университета — я учусь на экономическом факультете МГУ — мне нужно было отдать документы для общежития. В МГУ очень много студентов из Китая, и для того, чтобы избежать очередей, для них сделали отдельные кабинеты, где принимают документы. Когда я подошла к нужному мне кабинету, охранник мне сказал: «Студенты из Китая — в другую сторону». Я ответила, что не студентка из Китая и мне нужен другой кабинет. Тогда он сказал, что, пока не увидит паспорт гражданки России, он никуда меня не пропустит. 

В прошлом году один из преподавателей в университете, я думаю, нарочно не хотел запоминать мое имя и постоянно называл меня Мадиной. Каждый раз я поправляла его, но это не помогало. Такое происходит постоянно.

Но в целом в университете ситуация стала гораздо лучше: у меня появились очень хорошие друзья и молодой человек — все русские, — которые меня поддерживают. Они уважительно относятся к моему опыту, интересуются моей культурой. Повлияло и то, что в конце 10 класса я попала в модельное агентство и на съемках я перестала ощущать себя какой-то неправильной в плане внешности.

Сейчас я работаю преподавателем математики в онлайн-школе. Перед началом обучения я провожу пробные занятия, и родители видят меня и мое имя. Бывали случаи, когда они очень недоверчиво со мной общались, спрашивали, откуда я, где учусь, как давно в России. Как мне кажется, такие вопросы не задают преподавателям с русскими именами. На это я стараюсь очень мягко реагировать, объясняю, что образование у меня хорошее и преподаватель я неплохой, но в случае, если есть какие-то сомнения, они могут выбрать другого.

Русские люди начинают понимать, что такое ксенофобия

Я хочу верить, что приняла свою национальную идентичность до конца. Я не уверена на 100 процентов, потому что в русской культуре неприязнь к другим народам как будто впитывается с молоком в матери, а я была выращена в этой культуре. Хочу я этого или нет, но, наверное, во мне все еще осталась внутренняя ксенофобия, которую я пытаюсь искоренить.

За 15 лет я не смогла почувствовать себя своей ни в России, ни в Узбекистане. Недавно я летела в Москву из Ташкента. В какой-то момент я поняла, что мне некомфортно из-за того, что большая часть пассажиров — узбеки. Весь полет я пыталась понять, с чем это связано, и пришла к тому, что у человека, выросшего в России, нацменьшинства вызывают страх и какое-то презрение. Даже если посмотреть новости: когда преступление совершает русский человек, его национальность не указывается, а когда преступление совершает человек другой национальности, об этом обязательно говорится.

Конечно, все ситуации из детства на мне отразились. Я могу увидеть комментарий с каким-то ксенофобным оттенком даже не у себя, а у другого человека на странице и сразу же применяю это к себе, потому что я к этому привыкла. Эти триггеры отсылают меня обратно в детство. Все это вылилось в то, что у меня очень низкая самооценка: я чувствую себя неуверенно во всех сферах. Как будто мне нужно доказывать, что я — человек, не просто по факту существования, а подтверждать это интеллектом, образованием или еще чем-то. 

Комикесса Ирина Приходько — о войне, эмиграции и образе проститутки в «Прожарке»
Общество9 минут чтения

В последние месяцы стали чаще говорить о русофобии. Ее, как мне кажется, не существует, но русские очень остро воспринимают это явление. Когда начинаются такие разговоры, у меня возникает острое желание провести параллель и сказать: то, с чем сталкиваются они, — ничто по сравнению с тем, с чем сталкиваются национальные меньшинства в России. Очевидно, опыт сравнивать нельзя и обесценивать тоже нельзя, но одно дело, когда тебя ущемляют на территории, где ты живешь, другое дело — когда это происходит из какой-то другой страны и высказывания тебя напрямую не касаются. Я думаю, русские люди сейчас понемногу начинают понимать, что такое ксенофобия. Надеюсь, это поможет им стать более эмпатичными.

В борьбе с ксенофобией огромную роль играет репрезентация в кино, в медиа людей разной внешности. Очень важно объяснять детям, что люди — разные. Если ребенок понимает, что отличаться — это нормально, то я сомневаюсь, что он будет позволять себе подобные высказывания во взрослом возрасте.

Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наши социальные сети!

«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше

Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.

О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.

Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!