Раввин Арик Ашерман больше 25 лет ездит по регионам Израиля и старается разрешать межнациональные конфликты. Ашерман вставал перед экскаватором, чтобы остановить снос домов палестинцев, был арестован за акцию протеста, защищал мирных палестинцев от нападений израильтян и сам едва не попал под нож соотечественников. Многие израильтяне презирают Ашермана за его помощь палестинцам — сам же он отвечает, что живет в соответствии с тем, как завещал господь, и продолжает помогать палестинцам и сегодня, после атаки ХАМАСа. «Холод» поговорил с Ашерманом и рассказывает историю его многолетней борьбы.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
С шести лет я знал, что стану раввином. Мне всегда нравилось, как у нас в семье праздновали Шаббат, а наши семейные походы в синагогу для меня до сих пор самое теплое воспоминание из детства. Раввинами могут стать только евреи, и это мне тоже в детстве казалось особенным и заманчивым.
Я родился и жил в США, в Пенсильвании и переезжать в Израиль не планировал, тем более что до этого бывал на родине предков всего несколько раз. Но в 1981 году я присоединился к программе Interns for Peace («Стажеры за мир») и полтора года прожил в Тамре, городе в Нижней Галилее — исторической местности на севере Израиля близ ливанской границы. Там я почувствовал себя частью очень нужного движения и понял, что это место, где я смогу быть максимально полезен людям.
Программу Interns for Peace в 1976 году основали американский раввин Брюс Коэн и израильский араб Фархат Агбария, чтобы улучшить отношения между израильскими мусульманами и евреями. В рамках программы выпускников американских университетов обучали ивриту и арабскому и отправляли в израильские города с преимущественно арабским населением. Там волонтеры проводили различные мероприятия, ориентированные на сближение: например, организовывали фестивали искусств и инициативы по совместной высадке деревьев.
Я думал, что многое знал о сегрегации арабов в Израиле, но это не подготовило меня к тому, что я услышал в Тамре. Местные жители рассказывали, что с самого появления государства Израиль они непрерывно сталкивались с дискриминацией на работе и в учебе. Они делились со мной своей болью, и я решил, что сделаю все от меня зависящее, чтобы ее облегчить.
«Живой щит»
В 1994 году я перебрался в Израиль, а годом позже примкнул к правозащитной организации Rabbis for Human Rights («Раввины за права человека») и стал ее соруководителем. В этом движении раввины из разных направлений иудаизма (реформистского, реконструктивистского, ортодоксального и консервативного) объединялись, чтобы вместе защищать права людей на оккупированных территориях. Мы исходили из иудаистской традиции, в которую заложены идеи о справедливости, равенстве и любви к ближнему, — и заявлялись туда, где нарушались права людей, и пытались им помочь.
Начиная с 1997 года мы стали принимать участие в акциях против разрушения палестинских домов на оккупированных территориях. С тех пор как в 1967 году Израиль взял под контроль Восточный Иерусалим и стал раздавать принадлежащие раньше палестинцам земли еврейским общинам, многим арабам пришлось строить дома на этой территории нелегально, потому что им просто не выдавали разрешений на строительство. Такова была негласная политика нашего государства по сдерживанию роста арабского населения.
Мы выступали в роли «живого щита»: приезжали к палестинским семьям, чьи дома грозились снести израильские власти, и вставали между ними и бульдозерами. За подобную акцию в 2004 году меня арестовали и осудили за гражданское неповиновение. Судимость мне в итоге удалось снять (Ашерман согласился на 120 часов исправительных работ. — Прим. «Холода»).
Одна из самых известных акций была в 1997 году. Меня на ней не было, но другие активисты из нашей команды рассказывали, что для них это был один из самых печальных дней в их жизни. Тогда им не удалось остановить бульдозеры, и дом палестинцев был разрушен. Жители начали бросать в солдат камни, а те в ответ открыли огонь. Пострадал молодой палестинский парень.
Символично, что это происходило накануне Девятого ава — дня национального траура для еврейского народа, когда мы вспоминаем о разрушенных Первом и Втором Иерусалимских храмах.
В девятый день ава — пятого месяца еврейского календаря, который обычно совпадает с поздними летними месяцами гражданского календаря, евреи скорбят по павшим в этот день святыням — Первому и Второму Иерусалимским храмам. Первый, также фигурирующий в Библии как Храм Соломона, согласно священным писаниям, был сожжен вавилонянами в 586 году до нашей эры, впоследствии восстановлен и вновь сожжен — на этот раз римскими легионерами в ходе Первой Иудейской войны девятого ава в 70 году до нашей эры. В иудейской традиции считается, что именно этот день ознаменовал эру гонений, выпавших на долю еврейского народа.
В той акции участвовал и ныне покойный раввин Макс Пашковски, который был партизаном во время Второй Мировой и боролся с нацистами во Франции. Он был очень пожилым, его семья за него переживала и просила вывести его из-под огня, но он повторял, что его долг оставаться среди этих людей, и отказывался двигаться с места.
После этих печальных событий члены нашей организации помогли палестинцам заново отстроить дом.
Нарушения прав палестинцев — духовная проблема
Мы также помогали палестинским пастухам и фермерам, которых еврейские поселенцы (так называют евреев, которые живут на Западном берегу реки Иордан — эту территорию Израиль занял в ходе Шестидневной войны, и ее большая часть до сих пор находится под его военным и гражданским контролем. — Прим. «Холода») не пускали на пастбища и угодья на оккупированных территориях. Например, мы сопровождали их во время сбора урожая оливок и вели видеосъемку, чтобы евреи не нападали, и привлекали полицейских, которые, не будь нас на месте, либо вообще бы не приехали, либо встали бы на сторону нападавших.
Стычки происходили и в нашем присутствии: поселенцы не раз пытались избить наших раввинов металлической арматурой. На меня самого однажды напал поселенец с ножом. Но все же уровень насилия несопоставим с тем, что бы творилось с палестинцами, оставь бы мы их одних: если бы кто-то из нас серьезно пострадал, это моментально бы вызвало резонанс в медиа и обществе, а когда в таких стычках погибают палестинцы, это широко не освещается.
В итоге наша борьба увенчалась частичным успехом: в 2006 году мы выиграли знаковое дело в Верховном суде Израиля и суд обязал израильские органы безопасности обеспечить доступ палестинских фермеров к земле и защитить их от нападений. К сожалению, это постановление часто нарушают. Особенно сейчас, когда поселенцы мстят фермерам за действия ХАМАСа.
Наше движение с самого начала сильно расстраивало евреев, которые выступают за израильский национализм и считают, что их понимание иудаизма единственно правильное. Им не нравилось, что мы обращаем внимание на дискриминацию палестинцев и нарушения прав человека, что мы призываем людей задуматься об этом не как о политической проблеме, а как о проблеме нравственной, духовной и религиозной.
За 21 год в руководстве Rabbis for Human Rights я наслышался немало обвинений в том, что мы пятая колонна и предатели. Но были и позитивные отзывы. В 2006 году наша команда выиграла премию мира Нивано (премия, которая присуждается японским фондом имени Никкё Нивано религиозным инициативам, которые привнесли ценный вклад в дело укрепления мира. — Прим. «Холода»), в 2011 году получила премию мира имени Махатмы Ганди, а в 2017 году нас номинировали на премию спикера Кнессета (законодательный орган Израиля) за вклад в области продвижения верховенства закона, ценностей демократии, защиты прав человека и поощрения взаимного уважения и добрососедства.
В 2016 году я покинул Rabbis for Human Rights и вскоре основал собственную правозащитную организацию Torat Tzedek-Torah of Justice. Сейчас у нас работает всего 10 человек — это религиозные и светские евреи, но нам помогают и многочисленные волонтеры. Мы решаем те же проблемы, что и Rabbis for Human Rights: помогаем развить социальное жилье для малоимущих евреев и защищаем права палестинских фермеров и пастухов. Но развиваем и прежде малоизученные направления, такие как, например, помощь бедуинам — коренным обитателям пустыни Негев.
«Сыну всего 10 лет, а он уже хочет стать террористом»
Израильский антиоккупационный активизм сейчас переживает непростые времена. Мы в этом убедились на собственном примере, когда на прошлой неделе поняли, что многие волонтеры стали отказываться защищать палестинских пастухов. Некоторые из них говорят, что это слишком опасно, потому что на арабов сейчас участились нападения, другие признаются, что испытывают противоречивые чувства после атаки ХАМАСа и пока не готовы помогать палестинцам.
Я не разделяю этих эмоций, хоть и мне однажды тоже было эмоционально непросто. Это случилось в середине 2000-х, когда повсеместно, даже на Западном берегу Иордана, в выборах стали выигрывать представители ХАМАСа. Я понимал, что многие, поддержавшие их, не были приверженцами террористической идеологии и голосовали за ХАМАС в знак протеста против правительства ФАТХа (Движение за национальное освобождение Палестины — враждебная ХАМАСу политическая партия в Палестине. — Прим. «Холода»), которое развело там небывалую коррупцию. Я понимал, что мне придется договариваться с ними, чтобы помогать людям на подвластной им территории, но все равно не мог отделаться от липкого и неприятного чувства причастности к настоящему злу.
Вскоре я впервые встретился с новоизбранным мэром одного из палестинских городов, представителем ХАМАСа. Тогда передо мной встал выбор: пожать ему руку или развернуться и уйти. Я выбрал первое, потому что посчитал, что это подаст палестинцам знак. Израильский еврей готов идти на компромиссы с властью, которая не признает его право на существование и желает убить его и таких людей, как он, чтобы иметь возможность бороться за их права, которые отказывается признавать его государство.
Я ни разу не усомнился в правильности своего выбора. Много раз палестинцы приводили к нам, антиоккупационным активистам, своих детей. Матери говорили: «Мой сын видел, как люди в израильской форме унижали его родителей и разрушили наш дом, как люди, говорящие на иврите, выдрали с корнями наши оливковые деревья, чтобы мы не могли собрать с них урожай. Ему всего 10 лет, а он уже говорит, что хочет стать террористом и отомстить израильтянам за этот позор. Поговорите с ним, пожалуйста, чтобы он понял, что не все израильтяне и евреи занимаются такими вещами, не все желают ему и таким, как он, смерти».
В такие моменты я понимаю, насколько важна наша работа: ведь мы не только стараемся спасти души этих людей и вытравить из них злость, но и помогаем сохранить жизни нашим близким. Как человек, у которого рядом с домом часто взрываются бомбы ХАМАСа, я знаю, что это лучшее, что я могу сделать для защиты своей семьи. Было бы наивно думать, что мои слова подействуют на каждого, но такие разговоры, а также помощь палестинцам в решении их проблем, пусть и немного, но помогают.
Не покалечь человека — спаси Бога
К сожалению, сейчас избежать насилия не удается. Многие израильтяне пребывают в таком состоянии агрессии и боли, что не способны отличить террористическую группу ХАМАС от мирных палестинцев, которых ХАМАС терроризирует долгие годы. Мои соотечественники сейчас часто говорят о праве на самозащиту. Многие стали ссылаться на трактат Санхедрин (трактат, содержащийся во многих сборниках иудейских учений, в котором приводятся основы еврейского права. — Прим. «Холода»), который учит нас убить первыми, если нас пришли убивать, но забывают, что в том же трактате сказано, что, пусть мы и должны защищать себя, мы не имеем морального права убить невинного человека, даже чтобы сохранить собственную жизнь. А в Газе сейчас [от ударов Израиля] умирают такие невинные люди.
И если в случае с бомбардировками Газы существует вопрос, мол, а как быть, если ХАМАС нарочно расположился в населенной мирными жителями местности, то в случае с агрессией против палестинских фермеров и пастухов нет никаких оправданий. Еврейские поселенцы с молчаливого согласия, а иногда и при активной поддержке израильских органов безопасности применяют насилие к палестинцам, тем самым заставляя палестинские общины покидать свои земли.
На прошлой неделе мы начали перечитывать Тору (6 октября евреи праздновали Шмини Ацерет — день Священного собрания, совпадающий с окончанием ежегодного цикла чтения Торы. После этого в синагогах приступили к новому циклу изучения священной книги. — Прим. «Холода»). В первой главе в 27 стихе сказано, что мы все были созданы по подобию Господню. Евреи, не евреи, богатые и бедные, мужчины и женщины. И если бы мы могли не только на словах, но и на деле усвоить этот принцип равенства и понять, что в каждом человеке есть нечто большее, чем он сам, называете ли вы это Богом или чем-то иным, нам всем бы было легче жить в этот невыносимо сложный момент нашей истории.
Если бы каждый из нас понимал, что, убивая человека, мы убиваем и калечим Бога, по чьему подобию был создан человек, это, возможно, уберегло бы нас от преступлений, убийств и злоупотребления властью.
Еще в середине XIX века один из основателей современной ортодоксии, немецкий раввин по имени Рав Шимшон-Рафаэль Гирш заметил, что в Торе многие заповеди так или иначе говорят о том, что мы должны относиться с уважением к живущим среди нас неевреям. Будто бы Бог знал, что это будет одним из самых сложных в исполнении его условий, и поэтому нарочно повторял его на страницах священописания. Один из комментариев к Торе гласит, что мерзость Древнего Египта заключалась в том, что он посчитал себя вправе поработить наш народ лишь на том основании, что у него есть власть над нами.
Тора будто бы предупреждает нас, что и у нас однажды появится свое государство и перед нами будет стоять выбор — ставить права людей в зависимость от их принадлежности, происхождения и богатства или относиться ко всем как к людям, созданным по божьему подобию.
Психологи давно доказали, что люди, которых избивали в детстве, чаще других впоследствии становятся насильниками. Евреи, наверное, самый истязаемый в мире народ: нас порядочно избивали всю историю нашего существования и нам сложно избавиться от выученного за тысячи лет угнетения поведения, избавиться от той боли и ран. Но перенесенное нами горе не должно становиться оправданием того горя, которое мы несем другим людям. Наша боль не дает нам право причинять боль другим.
И это главный вызов, который стоит перед современным сионизмом, — сможем ли мы сохранить нашу государственность, не прибегая к опыту Древнего Египта, сможем ли мы претворить данную нам силу с умом и не воспользоваться данной нам властью для порабощения других. В моем понимании мы пока не справляемся с этой задачей.
