По данным Всемирной организации здравоохранения, более шести миллионов случаев депрессии во всем мире связаны с эйджизмом. Его проявления можно встретить практически во всех сферах человеческой жизни: работе, досуге, отношениях и здоровье. «Холод» поговорил с исследователями вопроса и людьми разных возрастов о том, как они столкнулись с эйджизмом и как он мешает им жить.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Наследие индустриального мира
До ухода на фриланс 48-летняя Валерия Бугаева из Москвы несколько лет отработала ведущим специалистом и помощником руководителя в госкорпорации, занимаясь документооборотом. В 45 лет она решила сменить место работы — как она говорит, «устала от корпоративной рутины». Бугаева опубликовала резюме на HeadHunter, и вскоре ей позвонили. «Девушка на том конце провода сказала, что по своему опыту и навыкам я подхожу компании, но вдруг осеклась: “Ой, а вам что, 45?” Я сказала, что да, — и тут она просто повесила трубку», — рассказывает Бугаева. После этого она отправила в HeadHunter жалобу на дискриминацию, и работодателя заблокировали.
Дискриминация человека на основании его возраста называется эйджизмом. Этот термин в конце 1960-х годов сформулировал американский геронтолог Роберт Нил Батлер. Изначально он касался только пожилых людей, но в дальнейшем стал описывать дискриминацию одних возрастных групп другими.
Особенно эйджизм распространен на рынке труда. По данным исследования сервиса «Зарплата.ру», более трети россиян сталкивались с дискриминацией по возрасту при приеме на работу, во время работы и при увольнении, хотя Трудовой кодекс прямо запрещает дискриминацию, в том числе по возрасту.
Заработки россиян к 45–55 годам начинают сокращаться примерно на 15–20% по сравнению с заработками их молодых коллег. Пожилых сотрудников работодатели считают менее продуктивными, креативными и гибкими. Только четыре из 10 российских компаний готовы нанимать соискателей пенсионного возраста наравне с более молодыми «в связи с отсутствием молодых специалистов», как комментируют работодатели. Еще три из 10 компаний рассматривают соискателей пенсионного возраста в порядке исключения, «если силы позволяют работать».
«Очевидно, что во многом эйджизм — наследие индустриального мира, где занятость обычно была связана с физическим трудом, конвейерным производством — то есть мира, где молодость априори считается преимуществом, — объясняет доцент кафедры гуманитарных дисциплин ИОН РАНХиГС, кандидат социологических наук Антон Смолькин. — Забавный старый пример из исследований моих коллег: работодатели часто не готовы послать на переквалификацию возрастного работника, а молодому, наоборот, оплачивают повышение квалификации. Но, по статистике, молодые гораздо больше склонны менять место работы. Получается, что работодатели, возможно, готовят сотрудников для конкурентов».
«В конце 1990-х — начале 2000-х в России из-за возраста часто отказывали в работе даже 40–45-летним. Сейчас граница сдвинулась — отчасти из-за повышения пенсионного возраста, отчасти из-за понимания, что люди среднего возраста имеют преимущества перед молодыми: опыт, ответственность, умение грамотно распоряжаться временем и так далее. Но, конечно, многое зависит от сферы и места деятельности», — говорит доцент СЗИУ РАНХиГС, кандидат социологических наук Юлия Зеликова. Людям старше 50 лет, по словам социолога, сложно найти работу и в наше время: их часто отсеивают еще на стадии просмотра резюме.
После повышения пенсионного возраста политика государства направлена на то, чтобы дать людям мотивацию работать как можно дольше, отмечает руководительница проектной лаборатории по разработке решений для людей старшего возраста Young Old Lab, активистка и исследовательница эйджизма Татьяна Дроздова. Однако законодательные запреты на увольнение сотрудников предпенсионного возраста могут отпугивать работодателей, делать так, что те не захотят их нанимать.
После неудачного опыта поиска работы на сайте по трудоустройству Валерия Бугаева начала просматривать вакансии во всевозможных чатах. По ее словам, там уже в открытую указывали возраст. «Людям в команде по 20–25 лет. Куда до них мне, “пенсионерке”? Я откликалась на вакансии, но слышала только: “Извините, хочется, чтобы специалист был нашего возраста”», — рассказывает она.
В итоге Бугаева ушла во фриланс. «Параллельно с работой в офисе я несколько лет на любительском уровне дизайнила в Canva и работала с соцсетями. Потом пошла учиться, начала работать с таплинками. Сейчас занимаюсь оформлением и переупаковкой продуктов, оформлением сайтов, — говорит она. — Я стараюсь не зацикливаться на обидах и двигаться вперед. Если перед тобой закрылась одна дверь, значит, где-то откроется другая. Не берут в наем — сам создай себе рабочее место и спокойно зарабатывай».
Танцовщица эротического перформанса, 40-летняя Агнета Линчевская, выбрала другую стратегию. Начав карьеру танцовщицы в 33 года, она сразу стала получать отказы от организаторов, поэтому перестала указывать в заявках свой возраст — и это сработало. «Если я не называю возраст, все в порядке, а озвучиваю цифры — сразу какой-то баг. Поэтому я стараюсь не откликаться на объявления о кастингах, а устанавливаю личные связи с организаторами — ищу тех, кому понравится мой стиль», — объясняет она.
В 2015 году специалисты Национального бюро экономических исследований (США) разослали порядка 40 тысяч фейковых резюме работодателям, а затем проанализировали отклики. Предсказуемо выяснилось, что число откликов снижалось с возрастом кандидата, при этом женщинам отказывали чаще, чем мужчинам.
Жить не по возрасту
Среди последствий эйджизма для здоровья и благополучия тех, кого он затрагивает, как отмечает Всемирная организация здравоохранения, не только финансовая незащищенность, но и социальная изоляция, одиночество, снижение качества жизни, ухудшение физического и психического состояния и, как следствие, даже преждевременная смерть.
В то же время, по данным ООН, каждый второй человек в мире придерживается эйджистских взглядов по отношению к пожилым людям. Эйджизм затрагивает практически все сферы жизни: люди сталкиваются с возрастной дискриминацией, даже занимаясь любимым хобби или выбирая, какую музыку слушать. Так, в 2021 году москвичку Юлию Володину не пустили на групповые занятия в танцевальный клуб: ей объяснили это тем, что людям моложе 30 лет «будет некомфортно танцевать» с человеком старшего возраста. В том же году в Петербурге на концерт не пустили 47-летнего мужчину из-за того, что якобы «мероприятие молодежное», а он сам — «не формат».
39-летняя Людмила Чарошникова из Пензы, которая работает флористом на производстве, любит одеваться ярко и неформально и поэтому часто слышит от родственников и старших коллег, что в ее возрасте неприлично носить яркую или короткую одежду, да и вообще «нужно выглядеть солидно». Причем достается ей не только за внешний вид, но и за увлечения. «Я не первый год слушаю k-pop, j-rock и j-pop, — говорит она. — Это считается подростковой музыкой, а мне, по мнению окружающих, надо слушать что-то “более серьезное”. Правда, никто не может ответить, что именно. Как-то я на обеденном перерыве смотрела клипы корейских групп. Подошла коллега и говорит: “Это корейцы, что ли? Ты это слушаешь? Тебе 13, что ли?” Такая же реакция у людей на значки с айдолами на моем рюкзаке».
Чарошникова рассказывает, что родные много лет говорили, что ей «пора рожать, а не глупостями заниматься» и что «в ее возрасте некоторые уже за третьим ребенком идут», но постепенно отстали. «Раньше меня задевал эйджизм. Я обижалась и злилась, а сейчас мне все равно. Проблема ведь не во мне, а в окружающих, у которых сильны прежние установки из времен, когда не следовало выделяться и проявлять индивидуальность», — резюмирует она.
«У каждого из нас есть некие основанные на стереотипах представления о том, как должны выглядеть и чем жить 70-летние женщины или 15-летние подростки. Такие представления облегчают нам жизнь и взаимодействие с социумом, — объясняет ассоциированная научная сотрудница Института психологии РАН, член Общества семейных консультантов и психотерапевтов Ирина Знаменская. — Однако человек может не соответствовать набору характеристик, которыми вы хотите его наделить». Встречая человека, который не соответствует нашим представлениям о том, как нужно жить, выглядеть и чем увлекаться, мы автоматически воспринимаем его как угрозу, чувствуем страх или отвращение. «Это нормальная биологическая реакция на что-то новое или необычное, непохожее на нас, — говорит Знаменская. — Она хорошо изучена на примере расовых стереотипов. Другое дело, что над своими реакциями можно и нужно работать, ведь общество меняется очень быстро».
47-летняя Елена Кузнецова из Санкт-Петербурга уже 11 лет занимается на пилоне. «Часто слышу от ровесников, что после 30 нельзя так напрягаться: кости и связки не те. Мол, получу травму и разжирею. А однажды мне сказали, что из-за таких, как я, пенсию отодвинули», — смеется Кузнецова. Это только подстегивает ее к тренировкам. В самих танцевальных студиях Кузнецовой из-за возраста никогда не отказывали. «Только пару раз, — рассказывает она, — когда я приходила на мастер-классы, где занимаются очень молодые девушки и подростки, администратор на меня косо посматривала. “Вы ребенка привели? А, это вы сами будете заниматься…” Было немного неприятно».
Несколько раз Кузнецова забрасывала пилон, потому что не все получалось сразу. «Есть большой соблазн свалить все свои неудачи на возраст и залечь на диване. Но в любом спорте не может быть постоянного подъема, ты все равно когда-нибудь выходишь на плато, и это не зависит от возраста, — рассказывает она. — Все от лени. Исполняется человеку 25, 30, 40 и так далее, он становится менее гибким и вместо того, чтобы работать над собой, предпочитает провести вечер на диване. Естественно, тело деградирует. Когда мне такие мысли приходят в голову, я себя пинками вытаскиваю на тренировку».
Танцовщица Агнета Линчевская говорит, что возраст 30+ воспринимается большинством как предвестник старости, а в 40+ женщин просто списывают из всех областей, где задействована сексуальность: «Люди в каком-то смысле обкрадывают свою жизнь, вместо того чтобы сказать: мы в самом соку, у нас еще куча сил». Она признается, что ее пугает физическое старение и пока она всеми способами избегает мыслей о далеком будущем. «Для меня важна физическая красота, — объясняет она. — К сожалению, не могу ничего с этим поделать. Когда мой внешний вид уже будет сложно поддерживать косметологией и правильным питанием, придется поработать с психологом, чтобы принять физическое старение и долгое нахождение в теле, которое объективно выглядит неэстетично. Знаю, что есть age-модели — и с большим уважением отношусь к этой индустрии. Но глубокие морщины, сморщенное тело и лицо, даже в красивой фэшн-оболочке, меня пугают».
Эйджизм имеет гендерную окраску, отмечает социолог Юлия Зеликова. Еще в 1972 году американская писательница, философ, режиссер театра и кино Сьюзен Зонтаг в своем эссе «Двойной стандарт старения» писала, что мужчинам общество дает большую свободу, чем женщинам: «Санкционирован только один стандарт женской красоты — “девочка”. У мужчин есть огромное преимущество: наша культура допускает два варианта мужской красоты — “мальчик” и “мужчина”. <...> Мужчины не грустят, когда их мальчишеская кожа перестает быть безволосой, гладкой и ровной. Для них это просто переход от одной формы привлекательности к другой: к потемневшей коже лица, огрубевшей от ежедневного бритья, с морщинами и следами живых эмоций. Но для женщин нет второго варианта. Единственный существующий стандарт женской красоты требует, чтобы кожа оставалась чистой и гладкой. Каждая морщинка, каждый седой волосок — это поражение».
Совсем недавно похожие соображения высказала популярная актриса и продюсер Шарлиз Терон: «Я презираю концепцию, согласно которой мужчины стареют, как хорошее вино, а женщины — как срезанные цветы. Женщины хотят стареть так, как им удобно. Мое лицо меняется. Мне нравится, что оно меняется и стареет. Люди часто думают, что я сделала подтяжку. Они такие: “Что она сделала со своим лицом?” Сука, я просто старею! Это не значит, что я сделала плохую пластическую операцию. Это естественно».
«Возрастные изменения во внешности мужчин считываются как признак опыта и зрелости, а у женщин — как показатель угасания. В фармакологии мужчинам предлагается множество препаратов для продления сексуальной жизни, а о женщинах в этом контексте не говорят, — отмечает Зеликова. — Мужчину не осуждают за отношения с гораздо более молодыми женщинами. Если вдруг в зрелом возрасте он начинает строить отношения с ровесницей, ему могут даже сказать: если уж хочешь с кем-то встречаться, найди помоложе. Женщине в том же возрасте предписывается забыть о личной жизни, сидеть с внуками и заниматься огородом».
При этом, отмечает Татьяна Дроздова, после выхода на пенсию женщины значительно более активны, чем мужчины: «У женщин больше досугового опыта, больше общения с детьми и внуками. Мужчины во многом сконцентрированы на работе, и с выходом на пенсию их жизнь может стать очень пустой».
Елена Кузнецова из Санкт-Петербурга несколько лет назад встречалась с мужчиной-ровесником. Когда его мать узнала, сколько Елене лет, устроила скандал. «Представляете, она сказала сыну, что надо искать женщину на 10 лет моложе — чтобы могла родить. Да у меня знакомая за 40 двоих родила!» — вспоминает Елена. В итоге они с партнером разошлись.
Западное общество, как говорит социолог Юлия Зеликова, дает людям в возрасте больше свободы в публичной сфере, чем наше, особенно в том, что касается досуга. «На Западе пожилые женщины (и тем более мужчины), пьющие в пабе крафтовое пиво, — обычное дело. А у нас женщину пенсионного возраста в пабе можно встретить разве что в мегаполисе и только днем: вечером она просто не решится туда пойти. Не принято, да и она сама будет чувствовать себя дискомфортно среди молодых, — делится своими наблюдениями социолог. — Почему с этим так сложно бороться? Потому что это не закон, который можно изменить, а неписаные общественные установки. Закон не запрещает людям 50 лет и старше ходить в бары и на “молодежные” мероприятия».
В российском обществе ценности консерватизма и коллективизма пользуются большей популярностью, чем открытость новому опыту, гедонизм и индивидуализм, отмечает Ирина Знаменская. В такого рода обществе безопаснее «жить так, как жили наши предки», а все новое и непривычное автоматически воспринимается как угроза безопасности. «Типичная реакция: необычное — значит, надо держаться подальше, предупредить “своих” об опасности! Отсюда и негативное отношение окружающих. “Женщина рожает ребенка в 45, занимается на пилоне или катается на сноуборде в 60, встречается с мужчиной, который значительно моложе ее. А что будет дальше? От нее можно ожидать чего угодно! Для нее же нет ничего святого!”»
Знаменская подчеркивает, что у многих есть ложное убеждение в том, что с изменением правил, общественных установок, нельзя будет жить по старому укладу и всех в 60 принудительно отправят на пилон и заставят встречаться с мужчинами. «Тогда понятен протест и осуждение: “Я не хочу менять ничего и не хочу меняться, а меня заставляют!” (на самом деле нет). Однако мы все разные, и у каждого есть право прожить свою жизнь так, как он хочет», — резюмирует Знаменская.
Способствует тому, что эйджизм все еще настолько распространен в российском обществе, и такое законодательное понятие, как «срок дожития». Знаменская вспоминает историю своей семьи: бабушка ее мужа 20 лет просидела в квартире, потому что «скоро умрет». «Она доживала свою жизнь, хотя могла ей наслаждаться», — говорит она.
Распространен эйджизм и в российском здравоохранении. «Врачи с меньшей внимательностью относятся к пожилым пациентам, часто списывают их болячки на возраст. К тому же в нашей стране слабо развита гериатрия и паллиативная помощь (последняя вообще часто считается напрасной тратой средств). Еще пример: люди охотнее жертвуют благотворительным фондам, которые работают с детьми, а не с пожилыми людьми», — отмечает социолог Юлия Зеликова.
Выглядеть старше
Эйджизм чаще всего направлен на людей старшего возраста, но есть сфера, где молодые люди тоже часто сталкиваются с возрастной дискриминацией, — это рынок труда. Молодежь часто не берут на работу из-за отсутствия опыта, который в свою очередь можно получить, только работая. «Часто молодой специалист воспринимается как неквалифицированный работник, который вряд ли что-то понимает; особенно это касается врачей», — говорит социолог Юлия Зеликова. Проблема эта настолько распространенная, что в прошлом году минздраву Новосибирской области даже пришлось оправдываться перед жителями, которые жаловались, что к ним на вызовы приходят «слишком молодые врачи».
Терапевт из Екатеринбурга, 29-летняя Надежда Галиуллина, говорит, что давно заметила, что пациенты, заходя в кабинет, как бы сканируют ее взглядом. «Если им кажется, что я слишком молодо выгляжу, они как будто сразу разочаровываются, разговаривают снисходительно, смотрят сверху вниз. Когда я им что-то назначаю, спрашивают: “А зачем это надо? А это точно нужно делать?” В общем, сомневаются в моем профессионализме», — рассказывает она. Несколько раз Галиуллиной прямо говорили, что она еще «слишком молода, чтобы что-то знать», и дважды пациенты отказывались от ее услуг, требуя врача постарше.
«Чаще такое отношение исходит от мужчин 40–50 лет. Совсем пожилые бабушки-дедушки к молодым врачам относятся нормально. Им нравится, что мы с большим вниманием их принимаем, выслушиваем жалобы, можем поговорить о жизни, пожалеть», — делится своими наблюдениями терапевт. Галиуллина старается не подавать виду и завоевать доверие пациента: подробно рассказывает о своем стаже и «в крайнем случае, когда пациент совсем не хочет общаться», уточняет, что она — врач в третьем поколении. Обычно это срабатывает.
«Когда ты участковый терапевт, — говорит она, — лучше весить за 80 кг, носить очки, иметь грубоватый тембр голоса и выглядеть уставшим — тогда доверие пациентов обеспечено. Мне повезло, что у меня достаточно крупная комплекция и я ношу очки: это прибавляет солидности. А еще я выгляжу на свой возраст. Есть врачи, которые выглядят моложе, им приходится еще сложнее».
Антрополог Маргарет Мид разделяла культуры на три типа: постфигуративный, где дети учатся у взрослых, а знания передаются с опытом, кофигуративный, где и дети, и взрослые учатся у сверстников, и префигуративный, где взрослые также учатся у своих детей. «Наше общество ориентировано преимущественно на постфигуративный тип, — объясняет Ирина Знаменская. — В этом есть здравое зерно: чем моложе человек, тем меньше у него жизненного опыта. Однако это ограничивает наше развитие и способствует эйджизму. Например, моя 10-летняя дочь лучше меня разбирается в видеомонтаже и монтирует ролики для тиктока. Мне есть чему у нее поучиться, несмотря на отсутствие у ребенка большого жизненного опыта».
Подвешенность между молодостью и старостью
Случается и так, что эйджизм исходит не только от окружающих: некоторые люди в силу возрастных стереотипов начинают ограничивать сами себя. 35-летний социолог и урбанист Петр Иванов — большой фанат коллекционной карточной игры Magic: The Gathering. Он играл в нее в детстве и юности, пока не решил, что стал слишком взрослым для игр. «Уже пять лет не могу заставить себя пойти в клуб настольных игр, — говорит он, — хотя прекрасно понимаю, что никаких возрастных ограничений там нет и люди моего возраста, вполне возможно, и присутствуют. Вроде и хочу, но примеряю это на себя и понимаю, что не пойду, потому что старый».
Иванов понимает, что сам выстроил для себя это ограничение, но психологически преодолеть его сложно: «Это такая иррациональная штука. Работает как восприятие себя одновременно находящегося в двух возрастных ситуациях, — объясняет он. — Разговариваю об этом с людьми моего возраста, и эта подвешенность между молодостью и старостью и у них очень серьезно проявляется. Вроде как 35 лет, по классификации ВОЗ, молодой возраст. Но смотрю я на свою таблетницу и понимаю, что уже не очень молодой».
Проблема — не сами стереотипы касательно возраста, а выводы и решения, которые мы принимаем на их основе, отмечает Ирина Знаменская. Мы ограничиваем и себя, и других, упускаем новые возможности, потому что «слишком стары» или «слишком молоды» для чего-либо.
«Эйджизм работает в нас на трех уровнях: то, что мы думаем, чувствуем и делаем — одно подпитывает другое, — объясняет Татьяна Дроздова. — Стереотип, что чем-то можно заниматься только в молодом возрасте — это то, что мы думаем. Стыд за самого себя, когда мы представляем, что, например, катаемся на скейте, и страх осуждения — это то, что мы чувствуем. И мы отказываем себе в активности — это то, что мы делаем».
Петр Иванов ограничивает себя не только в настолках, но и в игровых активностях в целом. «Взрослый — это солидный, сдержанный человек, который ограниченно проявляет свою эмоциональность, игривость. То есть это действительно такая самостигматизация: взрослые так не делают. Например, не качаются на качелях. Сейчас благодаря новой урбанистике качели относительно реабилитированы с точки зрения их использования людьми старшего возраста. Но все равно это кажется неуместным, хотя желание покачаться есть», — объясняет Иванов.
Из-за собственных стереотипов ему стало казаться, что уже поздно заводить новых друзей. «Школа и вуз — это пространства, где заводятся друзья. Как заводить их в 35 лет, не очень понятно, если ты не работаешь в большом коллективе. Я работаю в коллективе из двух человек — я и моя жена, — рассказывает он. — Долгое время я сидел, выпивал и пытался понять, что же с этим делать. Потом решил пойти по обычному детскому пути — написать симпатичным людям: “Здравствуйте, давайте играть”. Это оказалось довольно эффективно, просто нужно было преодолеть убеждение, что пул знакомств давно наработан».
«Важно адекватно воспринимать реальность и задавать себе вопросы: я отказываюсь от этого, потому что реально не могу, или мои страхи надуманны? — объясняет Знаменская. — Например, я в 33 года не проведу всю ночь в клубе: утром просто не смогу работать. Поэтому ухожу с вечеринок до полуночи и не пью крепкий алкоголь — и это не эйджизм, а адекватное восприятие себя. А у кого-то, кто старше меня, таких проблем может не быть».
