Корреспондентки телеканала «Дождь» Соня Гройсман и Нигина Бероева выпустили репортаж о том, скольких детей Россия вывезла из Украины. Они поговорили с детьми, их родителями и опекунами, в том числе с временными приемными родителями в России. «Холод» рассказывает главное.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Уговорили эвакуироваться из-за бомбежки. А потом забрали детей из-за прописки в воинской части
До начала войны Евгений Межевой с тремя детьми жил в Мариуполе. Жена ушла из семьи, когда младшей дочери еще не было и года. Евгений работал крановщиком на заводе, а в феврале 2022 года открыл собственный бизнес — кафе с фастфудом. Через пару дней после этого российская армия напала на Украину.
Евгений рассказывает, что каждое утро после начала войны он ставил будильник на 04:45, потому что ежедневно в 05:05 начинались авиаудары. После будильника у семьи было время, чтобы успеть перебежать в коридор. Потом они перебрались в подвал насовсем, там они провели больше месяца без света, отопления и воды.
Убежище, в котором укрывался Евгений с детьми, находилось в той части города, которую очень быстро заняла российская армия. А колодец, куда он вынужден был ходить за водой, контролировали «азовцы». Российские военные говорили мариупольцам, что нужно надевать белую повязку, тогда в них не будут стрелять. Украинские военные, напротив, уверяли, что никаких повязок не нужно, потому что это символ приверженцев «русского мира».
«Это, наверное, самое страшное — понять, где находится золотая середина, понять, где надо снять эту повязку, где — надеть. Думаешь: сейчас сниму повязку — русские пристрелят. Надену ее — наши пристрелят», — вспоминает Евгений.
По его словам, 7 марта российские солдаты спустились в убежище и сказали, что скоро будет зачистка района и им нужно немедленно эвакуироваться из города. Евгений с детьми добрались до ближайшего российского КПП, где мужчину задержали после проверки документов. В 2016 году он служил по контракту — с тех пор вся семья была прописана в воинской части.
«Они за эту прописку зацепились. Говорят: “Ты наш клиент, ищи, с кем оставить детей, и поедешь объяснять по документам”. Я спросил, надолго ли это. Мне сказали, что может быть на два часа, а может быть на семь лет», — рассказывает Евгений. Он посадил детей в эвакуационный автобус, передав Матвею, старшему сыну, сумку с документами, телефонами и вещами, которые хотел сохранить. «Хотел повесить ему свой крестик. Но сын сказал: “Пап, пусть тебя лучше бережет”. И они уехали. Крестик вскоре сняли [россияне]», — говорит Евгений.
Матвей рассказал, что его с сестрами две недели держали в пункте временного размещения (ПВР), а через две недели перевезли в больницу. Затем отвезли в Донецк.
В это время Евгения переводили из тюрьмы в тюрьму, где пытали, допрашивали и избивали. «У меня спросили, убивал ли я русских, — рассказывает он. — А как я мог убивать, если я в “зоне АТО” даже не был? [Один из тех, кто допрашивал] схватил меня за шею и сильно ударил меня лицом об решетку, потом начались удары коленками в живот. Били довольно-таки сильно».
Позже Евгений попал в колонию для украинских военнопленных в Еленовке. А его детей после нескольких недель в Донецке отправили в лагерь в Подмосковье.
Детей депортируют из Украины. В России их селят в пункты временного размещения или детские дома
По подсчетам украинских властей, за год в Россию с территории Украины депортировали 16 221 ребенка. Сюда входят и сироты, которых вывезли из интернатов и детских домов, и те, кто был потерян после бомбежек и эвакуации. Возможно, кто-то из них уже мертв, но родные продолжают надеяться, что их дети живы и просто вывезены из Украины.
Как рассказывают корреспондентки «Дождя», правозащитники условно делят вывезенных детей на три группы. Первая группа — дети, у которых есть родственники и опекуны, как, например, у детей Евгения Межевого: известно, кто их отец и где он находится. Вторая группа — это дети-сироты, которых вывезли с оккупированных за 2022 год территорий Украины. Третья, самая многочисленная, группа — это воспитанники интернатов из той части Луганской и Донецкой областей, которую с 2014 года контролирует Россия.
Украина считает происходящее депортацией детей. Россия же называет это их «спасением от войны», опуская тот факт, что сама и создала условия для эвакуации.
На момент выхода репортажа (26 февраля 2023-го), по данным властей Украины, удалось вернуть 307 детей. Сколько сотен или тысяч детей сейчас остается в России — неизвестно.
Эвакуация детей с территории самопровозглашенных ДНР и ЛНР началась и вовсе за несколько дней до 24 февраля. Тогда детей начали вывозить в Ростовскую область. У украинских властей списков этих детей нет. До 2017 года большую часть воспитанников детских домов Украине удалось вывезти на безопасные территории. Но с тех времен детские дома заполнялись вновь, и в 2022 году этих детей и отправили в Россию.
Дальше по мере оккупации новых территорий в Харьковской, Херсонской, Запорожской, Луганской и Донецкой областях детей перемещали целыми учреждениями. Их сотрудникам, а также врачам местных больниц удалось спасти от депортации некоторых детей. Их прятали в больницах, подделывая карты, чтобы показать, что состояние детей не подходит для переезда. Часть сотрудников детских домов размещали детей у себя дома.
Корреспондентки «Дождя» говорят, что российские военные воспринимали детей с оккупированных территорий как трофей или как что-то, что можно захватить и забрать с собой. В России детей размещали в ПВР или отправляли в детские дома.
Детям меняют гражданство. А потом «перевоспитывают» с помощью «военно-патриотической» подготовки
«Дождь» получил переписку чиновников из Министерства просвещения с руководителями региональных органов опеки. Из нее стало понятно, что детей распределили по всей стране — от Ставрополья до Башкирии. «Мы насчитали как минимум 24 учреждения, но их явно больше, — говорит корреспондентка “Дождя” Нигина Бероева. — Потому что Московская и Ленинградская область в этой переписке не отчитались».
Один из интернатов, куда были размещены дети из Украины, публикует в своих соцсетях, что на праздник 23 Февраля дети принимали участие в мероприятиях «патриотической направленности». Они смотрели брифинг Игоря Конашенкова, представителя Министерства обороны России. В другой школе-интернате дети изготавливали окопные свечи для фронта. В третьем воспитанники ездили в военный госпиталь, где навещали и поздравляли военных, раненных во время боевых действий в Украине.
«Такая “военно-патриотическая” подготовка идет в 21 из 24 учреждений, куда точно направили сирот из Украины», — говорит Соня Гройсман, корреспондентка «Дождя». Нигина Бероева добавляет: «Письма солдатам, сборка автоматов, мероприятия на любой вкус. Для многих детей [размещение в] интернатах временно. Но при этом многих [потом] устроят в семьи российских граждан».
По закону усыновить ребенка из другой страны очень сложно. Нужно связываться с представителями органов опеки другого государства, делать множество запросов. А потом получить подтверждение, что на родине на опекунство никто не претендует и государство не против того, чтобы передать ребенка в другую страну. Обойти эти правила невозможно. Но, как оказалось, и не нужно, если просто дать украинским детям российское гражданство.
Еще 30 мая 2022 года Путин подписал указ об упрощенном предоставлении российского гражданства детям-сиротам из на тот момент самопровозглашенных ДНР, ЛНР, а также Украины. А после 27 сентября 2022 года, когда были подведены итоги «референдума» на оккупированных Россией территориях, дети по российскому законодательству могут получать российское гражданство автоматически. Это происходит вопреки Женевской конвенции, где сказано, что государство-оккупант не должно менять гражданский статус детей.
«Это будет предметом расследования международного криминального суда. Они могут сформировать кейс, доказывающий элемент геноцида. Учитывая указ, который подписал Путин, может быть доказана его личная вина», — считает Александра Романцова, исполнительная директорка Центра гражданских свобод, который получил Нобелевскую премию мира.
Украинским детям навязывают российскую идентичность. В международной практике это считается насилием
По словам Людмилы Петрановской, семейного психолога, которая много лет занимается устройством детей-сирот, в международной практике есть важный принцип: если у ребенка есть какая-то идентичность: национальная, религиозная или какая-то другая, — его не помещают в семью, которая к этой идентичности относится негативно.
Мария Львова-Белова усыновила 15-летнего подростка из Мариуполя. Весь год она «спасает» украинских детей. Львова-Белова замужем за священником, у них пятеро своих детей и четверо приемных. Она занимала пост сенатора в Совете Федерации, а сейчас является членом «Единой России» и российским детским омбудсменом.
В одном из публичных выступлений Львова-Белова говорила, что детям на территории Украины насаждалась антироссийская позиция. В качестве примера она привела группу детей, привезенных из Мариуполя: «Они негативно отзывались о президенте, говорили всякие гадости, пели гимн Украине, говорили “слава Украине” и все такое». По утверждению Львовой-Беловой, все родители этих детей из Мариуполя их бросили. Хотя именно в этой группе были трое детей Евгения Межевого, которого арестовали на фильтрации.
Как выяснил «Дождь», самых трудных подростков отвозят «на перевоспитание» в Чечню. Там для них подготовлена программа с «военно-патриотическим» и «духовно-нравственным» воспитанием.
«Ставить целью как-то перевоспитать детей, перековать их из любви к Украине на любовь к России — это насилие, причем довольно жестокое, — говорит Петрановская. — Ребенка заставляют отказаться от того, что для него важно и ценно, и выбрать что-то другое. Наверное, для маленьких детей это менее болезненно, потому что для них это не часть идентичности. А для детей старше 10 лет это может быть очень мучительным».
Решения об усыновлении принимаются за день. Органы опеки буквально заставляют брать детей
Все приемные семьи, с которыми поговорил «Дождь», рассказывают о спешке со стороны органов опеки: они просили принять решение о размещении детей как можно скорее. Один из них, Станислав Токушев, рассказывает: «Времени дали очень мало. Утром прислали [анкеты детей], после обеда спросили [о нашем решении]. Все решилось за один день. Судя по всему, это нужно было быстрее сделать. Наверное, поджимали какие-то сроки или что-то еще».
«У нас здесь как мобилизация. Мне позвонили [и сказали, что] через неделю [нужно] забирать детей. Как я могу их сразу забрать, когда мне надо что-то [для этого] сделать? Если честно, для меня это уже был предел, поэтому тяжело»,— рассказала новосибирскому изданию NGS.ru Лариса, приемная мама из Новосибирска, которая воспитывает семерых детей.
Львова-Белова заявляла, что у каждого ребенка была возможность выбрать из трех-четырех семей после просмотра видеоанкет и созвонов по видеосвязи. «Кто-то выбирает, потому что есть собачка, кто-то — потому что мама красивая», — рассказывала Львова-Белова.
Реальное положение дел, однако, отличается от заявлений российского омбудсмена. Например, приемный отец Станислав Токушев рассказал «Дождю», что ни о какой видеоанкете он даже не слышал.
Основная форма опеки для украинских детей сейчас — это временное опекунство или размещение в профессиональных приемных семьях. По сути, государство нанимает родителей для воспитания детей и выплачивает пособия. Но Львова-Белова заявляла, что временная опека может стать постоянной после того, как дети стали гражданами России.
Петрановская объясняет, что в международной практике в ситуации военных действий усыновление должно быть категорически запрещено: «При усыновлении ребенок юридически приравнивается к кровному ребенку. Ему могут поменять имя, фамилию, дату рождения. И родственники после войны могут его потом никогда не найти».
Российские власти не идут на сотрудничество с украинскими. Детей просто присваивают себе
Людмила Петрановская утверждает, что в текущих условиях нужно как можно быстрее искать родственников детей, а также российским властям правильнее было бы сотрудничать [с украинскими], несмотря на военные действия. «По возможности надо возвращать ребенка в ту среду, где есть близкие и знакомые ему люди. Но это явно не делается — или делается недостаточно», — говорит Петрановская.
Аксана Филипишина, правозащитница, представитель уполномоченного по соблюдению прав ребенка в Украине, рассказала «Дождю», что она еще в июне обращалась ко Львовой-Беловой с просьбой наладить процесс. Но запрос до сих пор остался без ответа.
Евгений Межевой из Мариуполя, которого разлучили с тремя детьми во время фильтрации, через полтора месяца смог освободиться. Его сын Матвей рассказал, что к тому времени ему и сестрам уже предлагали отправиться в приемную семью. «Но я сказал, что, пока не сообщу папе и не поговорю с ним, не дам ответа. Они настаивали на том, что папа не успеет приехать, надо скорее думать», — вспоминает Матвей. Он смог позвонить отцу, и тот сказал, чтобы дети ни в коем случае не ехали в приемную семью.
С помощью российских волонтеров Межевой смог приехать в Подмосковье и забрать своих детей. «Зачем они их усыновляют? У них своих детей нет? У них мало своих детей в детдомах? Может, пусть они своими занимаются? У каждого из наших детей есть родственники. Они рассказывают, что эти дети — сироты. А мои дети тоже сироты, получается? А ведь таких историй может быть тысяча, — говорит Межевой. — Надо было просто не лезть к нам. Оставить нас в покое, и никто бы не погибал, и наших детей не надо было бы усыновлять. Для чего этот “добрый жест”, что они хотят этим показать?»
Сейчас в базе детей-сирот России около 30 тысяч детей — без учета тех, кого вывезли из Украины.
