Россияне редко решаются на развод в пенсионном возрасте: большинство пар разводятся до 40 лет. «Холод» поговорил с женщинами, которые развелись с мужьями, когда им было больше 55 лет, о том, как они это пережили и с каким настроением смотрят в будущее.
«В 70 лет я впервые почувствовала внутреннюю свободу»
Я выросла в небольшом городе Лиски в Воронежской области: частный сектор, свой дом, прямо за нашей улицей — луг и Дон. Нас было пятеро детей в семье, я самая младшая. Когда мне было три года, умерла мама. Старший брат — единственный мальчик — воевал в Корее в 1953 году, получил ранение и умер. И мы остались — четыре девчонки. Воспитывали нас отец и мачеха.
Я закончила медицинское училище и, когда мне было 18 лет, поехала в соседнюю деревню работать медсестрой. Однажды вечером я пришла в сельский клуб на танцы. Села на скамейку, обернулась — сидит незнакомый молодой человек. Мы встретились глазами — и меня прямо молнией прошибло. Он был до того хорош! Очень красивый, на Льва Лещенко похож. Подсел ко мне, пошел провожать домой. А потом знакомые сказали мне, что у него в Воронеже есть другая девушка. И я подумала: а, да надо оборвать это все. И уехала из села домой, в Лиски. Он присылал пару писем, и все — мы больше никогда не виделись.
Когда мне исполнилось 22, на пороге нашего дома появился другой парень — его звали Анатолий — из той самой деревни, где я работала. Приехал он, чтобы на мне жениться. Пришел и спрашивает у моего папы: «Можно я у вас тут несколько дней побуду?». Я говорю: «А ты чего приехал-то? Ни я тебя не знаю, ни ты меня не знаешь». А он отвечает: «Ну, а чего меня знать».
Папа был уже в годах — под 70. У нас на участке был сарайчик, в котором что-то нужно было починить. И папа дал этому парню в руки молоток — тот полез на сарай и начал стучать. Теперь я понимаю, что папа так его проверял. Старшая сестра мне говорит: «Валечка, у нас в семье все в 22 года выходят замуж, у тебя уже срок подошел». И папина тетя Паша тоже: «Валя, приглядись-присмотрись, деревенский парень, неизвестно, какой другой попадется!». Я даже не могу сказать, нравился ли мне жених. Выглядел нормально, три года отслужил, танкист, на хорошем счету… В общем, без меня меня женили.
Я очень быстро — может, дня через два после свадьбы — поняла, что это не мой человек. Сразу пришла к папе. Он выслушал меня и ничего не сказал. Но тут же прибежала тетя Паша и начала: «Валя, да он же вроде ничего парень, ну что ты, папа-то уже старый…». Раньше ведь как рассуждали: «А что люди о нас скажут?». Ну, я и послушалась, поверила, что все будет хорошо.
Потом родилась дочь, и я жила для дочери. Хоть и не разводилась, но пыталась дать мужу свободу. Сказала ему: «Иди, выбирай другую». Потом мне сказали, что видели его где-то с женщиной. Этого я принять не могла, говорю: «Ради бога, ты только не делай так! Появился кто-то — скажи мне и иди, я тебя не держу. Но не так, чтобы я узнавала от чужих людей».
С мужем мы жили как соседи — не спали вместе. Вокруг меня были красивые мужчины. Но быть любовницей я не смогла бы. А иначе как — разбивать чужую семью? Меня воспитывали на мысли о том, что я не должна никому приносить вреда.
Когда дочери исполнилось семь, передо мной снова встал вопрос о том, чтобы развестись. Домой тогда приехала моя старшая сестра, которая жила в Кингисеппе, — там ее мужу дали квартиру. У меня своего жилья не было: отцовский дом был поделен на всех детей — мне в наследство досталась бы только пятая часть. Очередь на получение квартиры у нас в городе двигалась на два человека в год. И сестра позвала меня переехать к ней в Кингисепп: там получить квартиру можно было быстрее. Я ответила: поеду, но только без мужа.
Но сестра меня не поддержала. Думаю, ее смущало, что мне нужно будет как-то познакомиться с другим мужчиной. Да и она не могла допустить мысли, что можно взять и развестись, тем более когда есть ребенок. Поэтому сестра сказала мне: «Нет, поехали с мужем. Все будет нормально, он будет работать».
Мы переехали, и муж действительно работал — помощником машиниста на железной дороге. Я устроилась на должность дежурной по общежитию и получила квартиру. Но моя зарплата была очень маленькой, и содержал семью муж.
К тому моменту я уже окончательно убедилась, что это не мой человек. Его нельзя было назвать пьяницей, но он выпивал. Мой папа был непьющим. Мог выпить 100-200 грамм, но никогда не терял лица — наоборот, после рюмочки начинал вести за столом беседы про политику, про семью — я еще маленькая была, сидела завороженная и слушала. А муж, выпив, становился совсем не таким, как мой папа, — вел себя плохо.
Когда я снова поставила вопрос о разводе, он даже бросил пить на 10 лет. Но и через 10 лет мое отношение к нему не изменилось: все равно не мой человек. Но тут уже дочь школу заканчивала, ей учиться в университете надо — и ради нее я не стала разводиться. Спустя несколько лет опять подумала: надо развестись — а тут дочь собралась выходить замуж, значит, надо копить на квартиру для нее, а у мужа зарплата вдвое больше моей. А тут 1990-е годы, у дочери родился ребенок… И я оставалась в браке, чтобы наживать добра для дочери, а потом для внука.
Однажды муж попытался поднять на меня руку. Но я не позволила себя ударить: уронила его — во мне всего 50 килограммов, но, видимо, я сильная. Сказала: если что-то не так, то вот дверь, до свидания. Рукоприкладство терпеть бы я не стала. Но иной раз сидела и думала: «Господи, вот бы он меня хоть раз ударил! Чтобы побыстрей я дошла до ЗАГСа и развелась!». Мне нужен был хороший пинок.
А несколько лет назад у нас в семье произошел конфликт: мы продавали одну из квартир, и дочь пообещала мне, что ту квартиру, которую купит, оформит на меня. Но когда оформляли сделку, выяснилось, что дочь хочет оформить ее на себя. В решающий момент муж стоял за моей спиной и молчал, не вступился за меня, не велел дочери одуматься.
Этот случай дал мне повод сделать то, что нужно было сделать много лет назад — пойти и подать заявление на развод. Мне было тогда 70 лет.
Я помню, какое блаженство испытала в тот день. Прихожу в ЗАГС, сидят две красивые сотрудницы. Смотрят на мой паспорт: «Валентина Ивановна! Вы что! 48 лет вместе с мужем прожили!». Я говорю: «Девочки! Вы представляете, это мечта всей моей жизни! Могу я — хоть сейчас, на склоне лет — осуществить свою мечту?». Они мне: «Да! Можете! Все для вас!».
Когда я вышла из ЗАГСа с паспортом, в котором стояла отметка о разводе… Это был май или июнь, небо было такое синее, солнце светило. Знаете, есть такая песня: «Я свободен!» — я вскинула руки вверх и пошла счастливая. Вот это счастье было. Вот это было счастье! Думала: «Господи, мне бы это 50 лет назад! Сколько времени — зря!».
Муж уехал жить к дочери, которая к тому моменту перебралась в Крым. Когда он собирал вещи, я подходила и говорила: «Может, вот это надо? Забирай! Ради бога, все отдам, лишь бы ты только уехал». Я его еще и на поезд проводила. И когда он уехал — ой, в каком блаженстве я жила! У меня такого блаженства не было никогда в жизни.
Когда мы жили с мужем, мы почти никак не отмечали Новый год. Вдвоем с ним проводить время мне было совершенно неинтересно. У нас не было общих тем, не было доверительного общения. Два раза в жизни я сходила вместе с мужем на праздники, которые устраивали у меня на работе. Но на этих праздниках он выпивал и становился совершенно другим человеком. Настолько другим, что я прекратила брать его с собой и всегда ходила на корпоративы одна.
А когда он уехал, мы договорились встречать Новый год с подругами. 31 декабря я немного приболела, звоню им, говорю: «Девчонки, что-то я давление померила, придется, наверное, отменить праздник». А они мне: «Хорошо, хорошо!». А в 11 вечера — звонок в дверь. Открываю — а там все мои подруги, представляете! Я говорю: «Ой, у меня же ничего не приготовлено…». А они: «Так у нас все с собой!». И быстро стол накрыли, приготовили, сели — и впервые за много лет весело встретили Новый год.
Я прожила без мужа год. А через год позвонил из Крыма внук. Сказал: «Бабулечка, ты знаешь, тут деду так плохо! Бабушка, можно ему приехать обратно? Он сам стесняется попросить». Ну, а что ж делать? Я разрешила ему вернуться жить в нашу двухкомнатную квартиру: он оставался в ней зарегистрированным. Теперь мы живем в одной квартире: он в одной комнате, я в другой. Опять ни рюмки не пьет, ходит за продуктами. Я готовлю на двоих, чтобы себя чем-то занимать.
Когда я принимала решение развестись, мне не было страшно, что я лишусь человека, который мог бы ухаживать за мной в случае болезни. Потому что, мне кажется, даже если бы мы были женаты, он не стал бы обо мне заботиться. Сейчас, например, я иногда лежу в своей комнате с высоким давлением — и бывший муж не заглянет и не посмотрит, не померла ли я там, не спросит, как я.
Хотя мы снова живем вместе, я стала гораздо счастливее, чем раньше. В 70 лет я впервые в жизни почувствовала внутреннюю свободу. Эта долбаная запись в паспорте много для меня значила. Раньше я как будто была всем вокруг обязана, особенно когда был жив отец — мало ли, проводит меня какой-то парень до дома, бабушки-соседки начнут сплетничать, отец узнает и что-то плохое обо мне подумает. А теперь я считаю себя ничем никому не обязанной.
Вся моя жизнь могла сложиться по-другому, но я горжусь, что хотя бы одно правильное решение я приняла. Хорошо, что сейчас для молодежи есть поучительные передачи, в которых правильно говорят: полюбите себя! Я никогда себя не любила — я только сейчас начинаю. Раньше нас как воспитывали: прежде думай о родине, а потом о себе. А оказалось, делать надо все в первую очередь для себя и не стесняться этого.
О том, чтобы встретить другого мужчину, я не думаю: куда уж в таком возрасте! Но знаю, почему всю жизнь не решалась бросить мужа. Потому что я все равно не нашла бы мужчину, которого полюбила бы так же, как того — самого первого, похожего на Льва Лещенко. Я не верила, что такое может произойти со мной еще раз.
«Выяснилось, что для бытовых вещей и не нужен муж»
Когда мне было 58 лет, мы с дочкой попросили мужа уехать от нас. Всю жизнь мы с ним прожили душа в душу, очень дружно. Но семь-восемь лет назад мне на телефон стали приходить странные смс: какая-то женщина писала, чтобы я своего мужа отпустила. Когда я сказала ему об этом, он ответил, что я все неправильно поняла. Но скоро эта женщина стала присылать мне еще и фотографии моего мужа — и я поняла, что он действительно мне изменяет.
Он попросил прощения, и я сразу решила: прощаю. Мысли о том, чтобы развестись, у меня тогда даже не возникло. Я велела мужу при мне — чтобы я слышала разговор — позвонить этой женщине и сказать, что он остается в семье. Я готова была принять его ошибку и верила, что он эту женщину забудет. Но этого не произошло: он стал пропадать на работе, приходить с запахом перегара. Дома либо сидел за компьютером, либо вместе с компьютером запирался в ванной, мог сидеть там по полтора часа.
Дочка знала, что муж продолжает жить на два дома, но не хотела меня расстраивать и многого не говорила. А потом начала обращать мое внимание: мол, мама, посмотри, у него на одежде — чужие женские волосы. А я доверчивый человек: не присматривалась, у меня нет привычки проверять карманы, кошелек, заглядывать в телефон. До того как выйти замуж, я жила с родителями, и между ними было полное доверие, поэтому я полностью доверяла и мужу.
Мы познакомились, когда мне было 26 лет. Встретились в больнице: он ухаживал за бабушкой, а я — за мамой. Его бабушка выздоровела, но он продолжал мне звонить, а потом и приезжать стал с цветочками — я так удивлена была, думаю: господи, он же моложе меня на три года, да что ж это такое… У меня к тому моменту еще ни разу не было серьезных отношений. После того как мы провстречались полтора года, он сделал мне предложение — точнее, я ему на это намекнула. Я сказала: «Слава, ты извини, но либо мы разбежимся, либо наши отношения надо сделать законными». Он ответил: «Я сам хотел тебе предложить, но мне было неудобно». Он с радостью принял идею пожениться, и мы расписались.
Мы жили дружно и спокойно, за 30 лет брака я ни разу не слышала от мужа слова «дура». Но по характеру мы всегда были разными: я человек эмоциональный, веселый, добродушный. А он замкнутый, сдержанный, не очень разговорчивый. Я всегда проявляла больше теплоты, чем он. Могла к нему подойти, обнять и сказать: «Славочка, как я тебя люблю!» — а он мне: «И я тебя». И все. А в последнее время, после того как я узнала про измены, отношения у нас и вовсе охладились: мы даже спали валетом — у меня голова на одной стороне кровати, у него — на другой.
Несмотря на то что с его стороны был только холод, отпускать его мне не хотелось. Столько лет прожили — и сразу выгнать? Я привыкла, что он рядом — даже если и не проявляет ко мне особого внимания, то все равно мы с ним разговариваем, в одной комнате сидим, кушаем…
Однажды днем ко мне домой приехала дочка — она была очень расстроена, плакала. Оказалось, у нее был серьезный разговор с отцом, и она поняла, что все — он уже не с нами, его не вернуть. Дочка мне объяснила, что отец находится у другой женщины, просто я этого не замечаю. А я и правда не хотела этого замечать. Дочь сказала: «Мама, надо это как-то пережить. Ты принимаешь эту ситуацию — но зачем? Это себя не уважать — продолжать отношения с человеком, который тебя обманывает». А я себя люблю. Зачем мне, действительно, время на это тратить? Если я вижу, что не получаю от мужа никакой отдачи, — что уж тут ждать-то у моря погоды?
Я брезгливый человек. Не хочу, чтобы муж спал с другой женщиной и ложился со мной в кровать. Я эгоистка, это мой мужчина. Если он изменяет мне в открытую — то в роли кого, получается, я? Я все-таки не домработница, не кухарка, чтобы его кормить и обстирывать.
И я сказала дочке: «Все, спокойно, мы собираем папе сумки и отпускаем его». Мы с ней приняли это решение, сразу собрали все его вещи, заказали машину. С мужем это решение я даже не обсуждала. Он пришел, без эмоций вынес вещи и уехал.
Это было болезненное решение. Не скажу, что у меня была настоящая депрессия, но было очень плохо примерно года полтора. Возвращаться вечером после работы — я работаю в школе, веду изостудию — в пустую квартиру мне не очень хотелось. Было немножко страшно от одиночества. Прихожу в магазин — начинаю на автомате набирать продукты, которые любит муж: батон, колбасу, бекончик, батончики соевые. А потом понимаю: ой, мне это не надо покупать. И от этого еще тяжелее. Долго я не могла готовить. У меня всю жизнь были рассольнички, щи, куриные бульончики. А после расставания я думала: мне это не нужно, могу просто перекусить.
Было тяжело, потому что когда столько лет вместе — привыкаешь. Тяжело было подумать, что не съездим куда-то отдыхать вместе. Физически тоже было тяжело: муж и по дому помогал, и вместе со мной на машине ездил за продуктами, а после расставания машина досталась ему. Но через какое-то время выяснилось, что для бытовых вещей и не нужен муж. Чтобы съездить в магазин, мы с дочкой теперь вызываем такси. До расставания мы долго не могли сделать ремонт в одной из комнат: муж находил тысячу причин, почему этого делать не надо. А как только он уехал, мы с дочерью перевернули все с ног на голову, сделали шикарный ремонт, сами собрали мебель. Все вещи, которые напоминали мне о муже, дочка увезла.
Раньше первым, что я видела, когда заходила в квартиру, был компьютерный стол, за которым муж все время сидел. Этот стол мы убрали, а вместо него поставили полку с рисунками моих воспитанников и учебными пособиями. Когда началась пандемия, дочь предложила мне заниматься дома растяжкой и йогой. Она написала план тренировок, мы купили гантели, спортивный костюмчик. Раньше у меня на то, чтобы заниматься спортом, не хватило бы ни времени, ни места: из-за стола мужа в комнате было не развернуться. Первое время, конечно, было очень тяжело приходить домой и не видеть из коридора через открытую дверь комнаты его компьютерного стола. Но теперь меня это не трогает.
Дочка говорит: «Папа сделал выбор, а тебе надо жить ради себя и ради меня». Но я все равно изредка переключаюсь на мысли о том, как он там: накормлен ли, тепло ли ему, не обидели ли его… Если бы он ушел к достойной женщине, хорошей хозяйке, с которой ему будет комфортно, тепло и уютно, то я бы, наверное, легче отпустила и смирилась. А поскольку я знаю, что его новая женщина — разбитная тетка, то переживаю за него.
О том, чтобы найти нового партнера, я, пожалуй, не думаю. Может быть, только для общения и совместных поездок — но не для секса. Рассуждаю я так не из-за возраста — а потому что считаю, что настолько любила мужа, что мне будет трудно так же сильно полюбить другого мужчину.
Хотя я не зарекаюсь. Недавно я снималась в качестве модели на свадебной фотосессии вместе с коллегой — мужчиной по имени Ростислав. Нам нужно было сыграть перед фотографом любовь: приближаться друг к другу нос к носу, как будто в поцелуе, трогать друг друга за волосы… И я настолько вжилась в эту роль, что почувствовала: сейчас, в этот конкретный момент, в рамках этой игры я этого человека люблю. Хотя Ростислав мне совершенно чужой, у нас ничего общего — и тем не менее я осознала, что если бы мне встретился душевный и родной мужчина, то я бы смогла испытать трепет, смогла бы отдать ему теплоту, смогла бы полюбить.
Новую жизнь помогла мне создать дочка Вера — если бы не она, я не знаю, что бы со мной было.
Через месяц после расставания мы с дочерью отмечали в ресторане 8 марта. И она говорит мне: «Мамочка, нет смысла больше носить обручальное кольцо. Вот тебе другое». И дарит мне колечко, на котором гравировка: «Вера в истину, вера в себя». Это было невероятно трогательно.