На 94-й день протестов в Хабаровске 64-летняя Егоровна (имя и фамилию она просила не указывать) вновь приходит на площадь Ленина к зданию правительства со своим стульчиком, тростью и желтой маской с надписью «Я/Мы Сергей Фургал». Долго стоять она не может — мешает плохое здоровье. Для некоторых местных жителей она — одна из «звезд» протеста: с ней записывают трансляции в инстаграм, она кричала на главу Минздрава Хабаровского края Александра Витько, когда тот вышел к протестующим, и «отбивала» подростков у ОМОНа. Егоровна рассказала Олесе Остапчук, почему голосовала за поправки в Конституцию, но против «Единой России» и как она стала сторонницей бывшего губернатора Хабаровского края Сергея Фургала.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Я была темным человеком в политике. Раньше же Брежнев был, мамка скажет: «Иди за Брежнева проголосуй», — вот я пойду и проголосую. Нынешние протесты — это первая в моей жизни акция. Раньше, в СССР, хоть стабильность была, а сейчас чиновники распоясались, понастроили себе замков — на какие средства, непонятно. Я 40 лет проработала сторожем, вахтером, и ничего не имею, на пенсию пошла по инвалидности, но продолжала работать. 20 лет уже считаюсь инвалидом, и на инвалидность по сердцу пошла, чтобы лекарства бесплатные были, но сейчас и этого нет.
[ВРИО губернатора Хабаровского края Михаил] Дегтярев за два дня прожил в гостинице «Парус» мой годовой бюджет, там сутки стоят 67500 рублей, мой годовой бюджет даже меньше. (Сам Дегтярев назвал информацию о проживании в элитном номере ложью и сказал, что «проживает на государственном объекте, как это и полагается должностному лицу». — Прим. «Холода»). Сергей Фургал бы такое себе не позволил. Если бы у нас сейчас была при нем тяжелая ситуация, он бы первый на площадь вышел.
Я почему все время, когда про него рассказываю, плачу? Потому что все время вспоминаю себя. Он был десятый ребенок в семье. Я тоже была из большой семьи, последний ребенок. Нас было четверо, мама одна, папы не было — он болел, в течение десяти лет лежал в больницах, потом умер. Мне было два годика, когда он в больницу пропал, и 12 лет, когда он умер. Я знаю, как живет младший ребенок в большой семье: донашиваем вещи старших, старшие воспитывают, а не мать. У Фургала, я думаю, ситуация была похожая. И я тоже жила в сельской местности.
Фургал мне близок по духу, он такой, как я. Я смотрю на его поступки и думаю: это я бы так поступила, я бы так сделала.
Когда пошли голосовать [в сентябре 2018 года], я была за него. В то время мы все были против единороссов, и нам было все равно: табуретку бы поставили, мы бы за табуретку проголосовали, лишь бы не «Единая Россия». Ненависть к этой партии у нас была не только из-за [бывшего губернатора Хабаровского края Вячеслава] Шпорта — а вообще из-за всех, кто там сидит. На Дальнем Востоке поэтому и выигрывал Жириновский — большинство голосовало за него, лишь бы не за «Единую Россию».
Здесь все протестные. Дальневосточники — особенный народ, это не вы — западные. Вы и я отличаемся всем. Не зря же, когда приехал Дегтярев, он сказал, что здесь живут дети врагов народа. Здесь сколько было лагерей, здесь, можно сказать, коренных жителей нет, кроме малых народов. А так в основном все ссыльные. У нас нет простых людей — все грамотные. Вы заметили, как мы разговариваем? Запад и мы отличаемся. Где-то окают, где-то растягивают, а у нас чисто русская грамотная речь. Я вам хочу сказать: и Сергей Фургал такой же. Он наш, вырос здесь. Они здесь, в Поярково, жили на виду.
Сергей Иваныч с первых дней начал работать, и мы поняли, что не ошиблись в своем выборе. А наши правители здесь стали ему палки в колеса ставить — непосредственно [полпред президента России на Дальнем Востоке Юрий] Трутнев. То один косяк найдут, то другой. В первый год его губернаторства к нему подослали сирот, которые стоят в очереди на социальное жилье много лет. Они устроили голодную забастовку перед зданием правительства. Сидели на лавочке, он к ним вышел. Другой бы сказал: «Не в мою бытность они встали в очередь. Здесь столько правил Шпорт, спрашивайте с него». Как они сейчас все — трепачи. А он так не сказал. (Фургал вышел к протестующим и пообещал, что в тот год для сирот будет построено 580 квартир, все они будут розданы в рамках очереди на социальное жилье. «Я вам говорю: будет роздано 580 квартир, а вы говорите: "А нам ЖКХ сказало". А мне все равно, что сказало ЖКХ, если они это сказали, завтра они не будут работать, потому что это неправда», — сказал Фургал. Он также попросил предупредить его, если кому-то во время забастовки станет плохо, чтобы он предоставил медицинскую помощь. «Страдать я вам, девчонки, не дам», — сказал Фургал. В декабре 2019 года он вручил ключи некоторым сиротам. — Прим. «Холода».)
Фургал здесь за поправки ничего не подделал, потому что он честный. Проголосовали у нас меньше всего (в Хабаровском крае 62,28% избирателей поддержали внесение изменений в Конституцию РФ. Против высказались 36,64% проголосовавших. Хабаровский край вошел в топ-10 регионов с наименьшей поддержкой поправок. — Прим. «Холода»). Но я пошла и за поправки проголосовала, лишь бы только его не трогали. Это не помогло, конечно, все равно его тронули.
Я о задержании Фургала узнала, когда была в гостях. Мне позвонила дочь, сказала включить телевизор быстрее, мол, арестовали Фургала. Я говорю: «Как арестовали?». Пошла смотреть. Боже мой! Люди все встали. Власть хотела сделать так, чтобы от него отвернулись, вот, он убийца, организатор ОПГ. И те люди, которые его не знали, сразу поверили. Но как можно мне поверить, когда я живу здесь, я вижу результаты его работы, вижу, как он надевал сапоги и шел по дорогам. И он — ОПГ? Но лично я его никогда не видела: хотела к нему на прием как-нибудь попасть, а тут его и посадили.
Наши телеканалы ничего не освещали, я по федеральным смотрела. Потом я узнала, что [телеведущий Владимир] Соловьев сказал, что мы — пьяная погань. Здесь вообще люди были возмущены. Я пьяная погань? А наш мэр Сергей Кравчук сказал, что мы все проплаченные. Сегодня я отнесла в суд заявление на него, он мое достоинство оскорбил.
На Соловьева я тоже хотела в суд подать. А он уже, видите, крыса какая, начал извиняться. Я думаю, ну, раз извинился — ладно, может, заблудший или что.
До этого я всегда смотрела Соловьева, я его слушала. Приходила к знакомым, пересказывала. А они: «Ты что, блаженная что ли, все не так». А я не верила. Я все время твердила: «Да по телевизору говорили, по телевизору!». До такой степени я верила в этот телевизор, понимаете, но рухнули все мои надежды. Мир у меня резко перевернулся. Розовые очки упали, я смотрю: а все очень страшно. Ведь по телевизору сколько говорили: «будет лучше», и я все сидела и ждала, что пенсии прибавят.
Я Путина поддерживала какое-то время, потом голосовала за Жириновского, потому что думала, что он действительно оппозиция. Я же верила ему, а он просто клоун, оппозиция, которая питается с руки единороссов. Это все я поняла, когда Фургала арестовали. Первое время я ходила, думала, что это сон, что все не так. Такое было ощущение, будто у тебя родного человека не стало. Я не могла больше телевизор смотреть — с 9 июля я дома вообще не включаю телевизор, только читаю соцсети.
После ареста Фургала в субботу я поехала к зданию правительства. Я не знала, вышел ли кто-то. А пришла — здесь народ стоит, было тысяч 80. На площади камню упасть было негде. Потом мы стали здесь знакомиться, выходить каждый вечер, перекрывали дороги.
Как можем, мы Сергею Ивановичу говорим, что мы за него. По 27 рублей отправляем, потому что это номер региона. Он нам дал весточку, когда пришли с ОНК, он сказал: «Переводы пришли, 27 тысяч». Я раз в неделю-две отправляю по 27 рублей ему и [другим фигурантам по делу] Марату Кадырову, Андрею Палею и Андрею Карепову. Переводы он получает сразу, а прессу не получает (так было в первые дни; 21 июля Фургал сказал, что газеты и телевизор у него есть. — Прим. «Холода»). А что мы можем сделать? Мы ничего не можем сделать. Власть имущие к ногтю нас прижали, видите, что у нас творится. Мы были безвластные 10 дней. А потом начались репрессии. Приехал «банщик» (так многие протестующие хабаровчане называют ВРИО губернатора края Михаила Дегтярева. — Прим. «Холода») — и началось.
Когда ОМОН вышел [задерживать протестующих на площадь Ленина 10 октября] и они задержали подростков, я потом к полковнику подходила, говорила: «Я перед вами на колени встану, отпустите детей». Не знаю, сколько я так стояла, но мне показалось, что вечность. Я стоять не могла, мне надо на лавочку было сесть, у меня уже ноги ослабевали. И он мне сказал: «Сейчас выпустим». Я пошла на лавочку села, дети шли. Я мальчишку в серой кофточке около себя посадила, в черной встал рядом. Я его, в серой, за руку взяла, она вся мокрая. Я говорю: «Что случилось?» А он не может сказать, весь белый. Я видела, как его дубинками колотили. Их туда уволокли, а когда они вышли, оказалось, что их там поставили в угол на колени. Представляете, как моджахеды какие-то? Издевались над ними. Дети перенесли такой стресс.
Я в субботу здесь начудила — перенервничала, проблемы со здоровьем такие начались, что меня в воскресенье из дому не выпустили. Я же дома, как под домашним арестом — меня внук с дочерью не пускают на площадь. Я когда расстраиваюсь сильно, скорую приходится вызывать. У меня два порока сердца, сейчас стали ноги болеть от веса, коленки ноют. Мне в шесть лет одну операцию сделали, а со вторым пороком сердца я так и живу. Мне раз дети сказали: «Сиди дома», а я ключи взяла, вызвала такси, взяла стульчик и приехала сюда. И теперь уже они мне ключи не оставляют.
Я здесь не каждый день, ведь я живу за городом — кто меня каждый день сюда будет возить? Сегодня я попросила, сказала детям: понимаете, я же вчера не была, я не знаю, как там все. А сюда приехала, люди говорят: расходитесь, ОМОН. А я говорю: я сама посмотрю, какой ОМОН здесь. Я не считала, сколько дней я здесь провела, но я считаю, что все 94 дня — даже когда я не выхожу, я все равно здесь. Я не считаю, что если отсутствовала, то меня здесь не было, я постоянно в событиях, все время спрашиваю, интересуюсь, звоню, сижу в соцсетях.
