Самая распространенная причина завершения карьеры авторитарных лидеров — это естественная смерть. Но уже на втором месте — перевороты. Формально «марш справедливости» Пригожина переворотом не являлся, это был скорее бунт или мятеж: лидер ЧВК «Вагнер» заявлял о желании «получить Герасимова и Шойгу», а не сместить Владимира Путина. Тем не менее, если бы колонна наемников добралась до Москвы и вступила в масштабные столкновения с другими силовиками, дальнейшее существование российского режима было бы поставлено под вопрос. Боевые действия в столице поместили бы элиты в ситуацию максимальной неопределенности, выход из которой мог бы быть каким угодно. Рассказываем, как обычно проходят военные перевороты в авторитарных режимах, почему они становятся возможными и от чего зависит их успех.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Как часто перевороты становятся успешными?
C 1946-го по 2021-й спецслужбы разных стран более 800 раз фиксировали попытки государственных переворотов или, по крайней мере, подозревали соответствующие заговоры. Данные Center for Systemic Peace говорят о том, что заговор — рискованная затея: перевороты чаще проваливаются, чем достигают своих целей. Более того, в последние десятилетия переворотов становится меньше, снижаются и их шансы на успех.
В российских реалиях смещение авторитарного лидера элитами еще менее вероятно: в прошлом году политологи Андреа Кендалл-Тейлор и Эрика Франц подсчитали, что лидеры, «похожие на Путина» — то есть правящие 20 лет и больше, — чаще всего оставляют свой пост, только умерев, вторая по распространенности (с большим отрывом) причина — массовые протесты, затем следуют гражданские войны, и только потом — перевороты.
Дело в том, что российская система относится к категории долгоживущих персоналистских автократий. Это означает, что все рычаги управления находятся в руках одного человека, который за долгие годы пребывания на посту сумел подавить всех мало-мальски независимых игроков, способных бросить ему вызов.
Военное время — лучший момент для военных переворотов?
Интуитивно это кажется верным, однако многие политологи, напротив, считают, что война предоставляет диктаторам дополнительную возможность укрепить собственную власть. Только 7% автократов-персоналистов были отрешены от должности в тот момент, когда их страна находилась в состоянии вооруженного конфликта.
Если говорить именно о переворотах, то, как правило, их подготовка требует длительных переговоров между элитами (чаще всего — при участии «силовиков») в обстановке строгой секретности: никому не хочется, чтобы автократ узнал о заговоре и начал охоту на виновных. Кроме того, недемократическим режимам свойственна атмосфера всеобщей подозрительности и шпиономании. Заговорщики семь раз подумают, прежде чем подключать к планированию новых людей (даже очень полезных и влиятельных), ведь каждый из них может оказаться «кротом» и сдать недовольных диктатору. По этим причинам от появления недовольства в среде элит до фактической попытки переворота обычно проходит много времени. Известно, что антигитлеровские настроения были распространены среди высших офицеров вермахта еще в конце 1930-х годов, но первое доведенное до логического завершения покушение состоялось только в 1944 году.
Война еще более осложняет секретные переговоры. Силовые структуры сосредоточены на своей основной задаче — ведении боевых действий; военных часто ротируют, смещают с должностей или отправляют на новое место службы; наконец, война подразумевает передислокацию многих силовиков из столицы на окраины страны, а именно в крупнейших городах находятся лидеры государства и ключевые объекты, которые должны быть захвачены в ходе переворота. Иными словами, война — не лучшее время для претворения в жизнь логистически сложных операций по свержению власти. Феномен Пригожина состоит в том, что его мятеж не нуждался в предварительных переговорах с другими представителями элиты. Власти своими руками позволили ему собрать, натренировать и вооружить лояльную лично ему армию. На руку путинскому режиму играло только то, что ЧВК «Вагнер» был дислоцирован в Ростове-на-Дону, а не в Москве. Представьте, чем мог бы завершиться конфликт, если бы в ночь на 24 июня наемники окружили администрацию президента и здание Минобороны.
Далее, война вносит дополнительный вклад в обеспечение устойчивости автократов за счет легальной возможности физически избавиться от опасных конкурентов. Неизвестно, насколько правдоподобны обвинения Пригожина в адрес Минобороны в ударах по расположению «Вагнера», однако сложно представить, что смерть самого Пригожина и командиров ЧВК на полях сражений вызвала бы сожаления у Шойгу и других армейских элит.
Наконец, боевые действия способствуют конкуренции между силовыми структурами, препятствуя их объединению против авторитарного лидера. Война — это обострение борьбы военных за государственные ресурсы, попытки переложить на других ответственность за поражения и получить все лавры победителей. Тот же «Вагнер» вступил в острый конфликт с Минобороны из-за «нехватки снарядов» и требований подписать контракты; с Рамзаном Кадыровым — из-за неосторожных комментариев об эффективности спецподразделения «Ахмат». Командование последнего, кстати, находится не в лучших отношениях с отдельными представителями элиты самопровозглашенной ДНР. В таких условиях сложно говорить о возможности создания единого фронта недовольных режимом силовиков.
В первые месяцы 2022 года бытовало мнение, согласно которому война подорвала устойчивость российской власти. Некоторые политологические теории говорят об обратном: с их точки зрения режим стал еще более защищенным от угроз изнутри. Вероятно, это вкупе с рядом других факторов делает «бесконечное 24 февраля» наиболее комфортной жизненной средой для Владимира Путина.
Почему происходят военные перевороты?
Силовики могут вмешиваться в политику, когда гражданские власти испытывают кризис легитимности. Этот фактор крайне важен, потому что в противном случае военные будут бросать вызов не только другим элитам, но и значительной части общества. Говорить о реальной легитимности Владимира Путина в условиях цензуры и жестких репрессий достаточно сложно, однако примечательным кажется тот факт, что ни жители Ростова-на-Дону, ни большинство встреченных колоннами вагнеровцев кадровых военных не выказали какого-либо желания встать на защиту попираемой системы власти.
Существует и альтернативная точка зрения: перевороты могут возникать после того, как диктаторы начинают слишком сильно полагаться на силовиков в государственном управлении. В первую очередь это касается репрессивного аппарата. Если спецслужбы понимают, что лидер режима не пользуется значительной популярностью и выживает только благодаря их «штыкам», увеличивается соблазн избавиться от бессмысленных препятствий на пути к безграничной власти. Хотя, подчеркнем еще раз, «марш справедливости» и не был попыткой полноценного переворота, вероятно, свой вклад в уверенность Пригожина и его окружения в своих силах стало созданное ими же самими представление о невероятной эффективности «Вагнера» и то, что ЧВК связана с единственным крупным достижением российской армии последних месяцев — взятием Бахмута.
Но ключевой повод попытки государственного переворота — недостаток финансирования и материального обеспечения силовиков. Люди с оружием — те же корпоративные структуры, которые стремятся получить в свое распоряжение как можно больше ресурсов. Политологам удалось выяснить, что лучшее обеспечение силовиков означает меньшую вероятность переворотов и их успеха. С одной стороны, обильное финансирование размывает их стимулы свергать власть, с другой — если одна из силовых структур все же осмелилась на этот шаг, другие будут мотивированы оказывать ей сопротивление. Здесь стоит вспомнить, что претензии Евгения Пригожина к Минобороны в том числе были обусловлены тем, что ведомство ограничило его доступ к человеческому ресурсу, а также якобы чинило препятствия в получении боеприпасов.
Из факторов, которые также могут увеличивать вероятность свержения власти, но при этом напрямую не связаны с внутриэлитными отношениями, следует отметить низкие темпы экономического роста и прошлый опыт переворотов: если элиты однажды сместили власть силовым путем, политическая система становится менее стабильной, обостряется конкуренция между представителями истеблишмента, что может приводить к новым и новым переворотам.
Что делает переворот успешным?
Обобщая, можно выделить три не противоречащие друг другу точки зрения на этот вопрос. Во-первых, некоторые ученые видят залог успешности смещения власти в оперативных, эффективных и слаженных действиях силовиков по захвату ключевых инфраструктурных объектов и пленению чиновников. Все по ленинским заветам: телеграф, телефон, железнодорожные станции, мосты. К списку совершенно точно следовало бы добавить здание парламента и резиденцию президента (при наличии такового). То есть успешность переворота в первую очередь обусловлена военно-тактическими факторами. В этой плоскости силы Пригожина проявили себя почти безупречно (разумеется, с поправкой на их географическую дислокацию): с минимальными жертвами преодолели сотни километров до Москвы, поставили под контроль Ростов-на-Дону, город с более чем миллионным населением.
Другие исследователи предлагают рассматривать перевороты как «силовые выборы»: каждая из противоборствующих сторон должна убедить пока колеблющиеся силы, что она лучше другой соответствует интересам неопределившихся. Если бы Пригожин решил продолжить свой «поход на Москву», это, вероятно, было бы его главной проблемой: за последний год он успел множество раз самым нелестным образом высказаться о представителях Минобороны, олигархах и администрации президента. Вряд ли бы все они были рады встрече с ЧВК «Вагнер» в районе Патриарших прудов. Возможно, осознавая эти риски, Пригожин под камеры относительно вежливо общался с чиновниками Минобороны, хотя его более ранние кровожадные заявления заставляли ожидать скорее картинки с генералами, лежащими лицом в пол.
Основная идея третьего подхода — инициаторы переворота должны убедить как можно большую часть элит и населения, что они одерживают победу. Тогда у тех, кто ранее просто стоял в стороне, не останется более выигрышной стратегии, чем присоединиться к предполагаемым «победителям». Недаром Пригожин и его медиакоманда изо всех сил пытались убедить наблюдателей в том, что кадровые военные не оказывают им сопротивления, да и сами участники «марша» не имеют никаких вопросов к рядовым военнослужащим и силовикам.
Таким образом, до вечера 24 июня действия Пригожина по большей части вписывались в концепцию «успешного переворота». Вероятно, это понимали и российские власти, остро отреагировавшие на действия мятежных наемников. Тем не менее никто, включая самого Пригожина, не мог знать, чем обернется дальнейшее продвижение к Москве: не желая рисковать еще больше, он согласился на те условия, которые были предложены в ходе переговоров с участием Лукашенко, а, возможно, они изначально и являлись его конечной целью.
Как диктаторы защищают себя от переворотов?
Прекрасный способ сорвать планы заговорщиков — продемонстрировать, что народ находится на твоей стороне. Массовые партии, общественные движения и просто группы активных сторонников в нужный момент могут выйти на улицы и убедить силовиков, что, воюя с властью, им придется воевать со всей страной. Это стало одной из причин сохранения президентского поста за Эрдоганом после попытки переворота 2016 года в Турции: тысячи протестующих открыто выразили недовольство действиями военных и поддержку гражданскому правительству. Несмотря на попытки (в духе однообразных заявлений о лояльности Владимиру Путину от лица школ и детских садов), 24 июня властям так и не удалось сформировать ощущения, что россияне в едином порыве выступают против военного мятежа. Напротив, жители Ростова-на-Дону жали вагнеровцам руки и даже провожали представителей ЧВК аплодисментами.
Другая эффективная стратегия — создание независимых друг от друга силовых структур, что является буквальной иллюстрацией принципа «разделяй и властвуй». Во-первых, существование нескольких вооруженных формирований, подчиняющихся напрямую автократу, осложняет координацию между ними и, как следствие, разработку заговора, в который будут включены все имеющие доступ к оружию люди. Во-вторых, даже если одна из военизированных организаций решит бросить диктатору вызов, другая сможет оказать сопротивление, опасаясь, что при новом режиме ее позиции будут ослаблены. Часто силовые структуры, создаваемые в диктатурах с нуля, получают разнообразные преференции и повышенное финансирование. Мотивация предельно ясна: гарантировать их лояльность в случае реальной угрозы власти.
Исследования показывают, что такие меры действительно улучшают способность автократов переживать перевороты, но не помогают снизить их количество. Напротив, чем больше силовых структур будет создано, тем более активной будет конкуренция за ограниченные ресурсы. «Пробник» того, что может происходить в России в случае попытки реального военного переворота, тоже был доступен 24 июня. По крайней мере в публичном поле основное бремя противостояния ЧВК «Вагнер» было возложено на Росгвардию в целом и чеченский батальон «Ахмат» в частности.
Учитывая, что конечная цель переворота — пленение или физическое устранение верховного политического лидера, разумный автократ должен дислоцировать особенно лояльные структуры как можно ближе к месту своего пребывания. Именно этим объясняется, что российские власти решились на мобилизацию, игнорируя возможность отправить на фронт тысячи подготовленных мужчин с боевым опытом, которые проходят службу в МВД или той же Росгвардии. С точки зрения режима они нужнее внутри страны. И в субботу мы имели возможность воочию увидеть почему.
Несложно догадаться, что создание конкурирующих друг с другом вооруженных формирований и стремление диктаторов держать лучшие войска поближе к себе не лучшим образом сказывается на эффективности авторитарных режимов во время войн. В научной литературе с помощью этих факторов иногда объясняют неудачи арабских стран в конфликтах с Израилем или поразительную слабость армии иракского автократа Саддама Хусейна.
Утро после переворота: закручивание гаек или либерализация?
Существуют некоторые основания полагать, что как после успешных, так и после неудавшихся переворотов у автократии появляются шансы на демократизацию. Если переворот привел к появлению нового лидера, он может попытаться расположить к себе население за счет либеральных уступок. Провалившийся переворот в свою очередь подает выжившему автократу сигнал о том, что без реформ его правление будет находиться под угрозой.
К сожалению, статистические данные говорят об обратном. Перевороты в авторитарных режимах чаще приводят к приходу к власти новых автократов, нежели к демократизации. Другая неприятная новость — перевороты способствуют усилению репрессий. Как правило, положение элит сразу после свержения старой правящей коалиции крайне нестабильно; они имеют все стимулы для того, чтобы попытаться укрепить свое господство «огнем и мечом». Неудачные попытки свергнуть власть тем более заставляют автократов озаботиться «очищением» элит и общества от недовольных. После попытки переворота 2016 года в Турции были арестованы десятки тысяч человек, при этом не только военные, но и, к примеру, судьи и журналисты.
Бунт Пригожина определенно напугал Владимира Путина. Конечно, его телеобращению было далеко до легендарного «Астанавитесь!» в исполнении Виктора Януковича. Однако важен сам факт: Путин редко решается на экстренный «разговор» с россиянами, пытаясь представить даже самые экстраординарные ситуации как business as usual. Можно вспомнить и о неожиданном вылете президентского самолета в направлении Санкт-Петербурга. Не исключено, что после «марша справедливости» в Кремле усилятся паранойяльные настроения: Владимир Путин станет более пристально следить за деятельностью своих союзников и остро реагировать на любые намеки на критику политической системы.
Что будет с Россией и Пригожиным?
Публицист Максим Трудолюбов предлагает рассматривать события 24 июня как один из шагов на пути к признанию короля голым. И с этим сложно поспорить. Элиты видят, что президент все меньше и меньше способен контролировать действия своих же креатур, а граждане России (почти 80% которых якобы доверяют Владимиру Путину) не спешат бросаться ради него под танки, предпочитая этому селфи с бравыми наемниками.
Что еще более страшно, армия тоже не проявила особого рвения к борьбе с «борцами за справедливость». Если карьера Владимира Путина все же завершится не в результате естественной смерти, историки и политологи почти наверняка назовут этот мятеж одной из важнейших ступенек на пути к пропасти.
Евгения Пригожина, который, если верить словам Дмитрия Пескова, добился закрытия уголовного дела и возможности «уйти» в Беларусь, может ждать самая разная судьба. Начнем с того, что Владимир Путин далек от христианских идеалов всепрощения: обычно он не ведет переговоров с террористами и уж тем более не идет им на уступки, а те, кто, в его представлении, являются «предателями», могут обнаружить полоний в кофе или «Новичок» на дверной ручке дома. В том случае, если президент России по каким-либо причинам решит простить беглого предпринимателя, отложить месть на потом или проявить уважение к данным Александром Лукашенко гарантиям, Пригожин вполне может осесть в Беларуси с приближенными, развивая свой зарубежный, в том числе наемнический, бизнес в Африке. В случае нового раунда дестабилизации внутриполитической ситуации в России создатель ЧВК «Вагнер» почти наверняка задумается о возвращении в «большую политику»: за последний год он потратил слишком много усилий на формирование публичного капитала, чтобы похоронить его в царстве Александра Лукашенко. Наконец, не исключено, что Пригожин вновь попытается пойти на эскалацию отношений с российским режимом, если уже в ближайшие дни заметит признаки несоблюдения обязательств со стороны российских или белорусских властей.
В случае безопасной легализации в Беларуси сам инициатор «марша на Москву» будет оставаться чеховским ружьем на стене, которое, как и, к примеру, продолжающий отбывать тюремный срок Алексей Навальный, еще способно на громкий выстрел.
