26 февраля завершился 73-й Берлинский кинофестиваль. Главный приз, «Золотого медведя», из рук председательницы жюри Кристен Стюарт получил французский режиссер Николя Филибер за документальную ленту «На Адаманте», рассказывающую о плавучем центре помощи людям с психическими расстройствами. О том, чем запомнится проходивший в годовщину начала войны Берлинале, по просьбе «Холода» рассказывает Зинаида Пронченко.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Берлинский кинофестиваль принято ругать, и в этом жанре снобистской отповеди я выступала много лет подряд. Да, действительно, программа Берлинале необъятна, фокус всегда наведен на этическое, а не эстетическое, большинство конкурсных фильмов чрезмерно политизированны, и, в отличие от Канн или Венеции, ред карпет — главная опора, читай костыль седьмого искусства, сдавшего позиции в эпоху стриминга и соцсетей — выглядит блекло. 2023-й не стал исключением. Что широко анонсировалось в пресс-релизах перед открытием? Повторная премьера «Тар» Тодда Филда, уже показанного полгода назад на Лидо (остров, на котором проходит Венецианский кинофестиваль. — Прим. «Холода»), «Прошлые жизни» Селин Сонг, уже нашумевшие на «Сандэнсе», «Сверхдержава» Шона Пенна — искреннее, но предельно наивное высказывание о войне в Украине — в качестве главного события, хотя понятно, что к искусству кино этот эмоциональный док, снятый изнутри творящейся катастрофы, имеет, мягко говоря, опосредованное отношение.
На Берлинале традиционно едут не за громкими премьерами, а за атмосферой товарищества, за раритетными ретроспективами; наконец, ради города, по-прежнему самого демократичного и, наверное, богемного среди европейских столиц. Спустя год после начала апокалипсиса едут также затем, чтобы почувствовать себя живыми. Или кому-то нужными. Увидеть бывших коллег, повидать друзей, которых разбросало по разным странам, — их новости сегодня узнаешь только из статуса в мессенджерах: «доставлено», «прочитано», «печатает»… или нет.
Я ехала на Берлинале ради прошлого. У тех, кто эмигрировал, прошлое или хотя бы привет из него — самая большая ценность. Все кончилось и вряд ли вернется. Но вот эти коллективные камлания в переполненном кинозале, чуть пахнущем потом и фастфудом, перехваченным в торговом центре «Аркады», — это константа. Ведь Берлинале будет проходить вне зависимости от того, что решила Госдума и лично Владимир Путин. Как показал прошлый год, в зависимости от их преступных решений находишься ты — теперь не журналист из российского издания, а проверенный службой безопасности фестиваля корреспондент русскоязычного издания, зарегистрированного хрен знает где.
И да, поэтому фастфуд из «Аркад» — «Мадлен» из романа Пруста (речь о печенье «Мадлен», через которое Марсель Пруст объяснял возможность повернуть время вспять в романе «По направлению к Свану». — Прим. «Холода»).
Возможности машины времени сегодня правда ограниченны. Массой условностей, в основном касающихся документов и денег. Четыре ветреных и полных ностальгии дня было у меня, четыре дня наедине с миром, в котором война лишь часть повестки, а так он крутится как прежде: шум и ярость дозированно сочетаются в Берлине с сексом и наркотиками. Рок-н-ролл, впрочем, мертв. Ведь наутро после клуба здесь все просят в веганском кафе молоко растительного происхождения в качестве опохмела.
Из основного конкурса мне удалось посмотреть лишь пять картин.
«Прошлые жизни», трогательный дебют Селин Сонг, американки корейского происхождения, кажется, равняющейся на Рюсукэ Хамагути (японский режиссер, более всего известный по фильмам «Сядь за руль моей машины» и «Случайность и догадка». — Прим. «Холода»). В центре внимания только чувства, чем мимолетнее, тем важнее, — та же коллизия, обманчиво простая: любит — не любит, от системного одиночества не спастись; та же тишина, как будто переполняющая кадр, даже если герои о чем-то разговаривают, ведь каждый на самом деле пытается прислушаться в первую очередь к мыслям. «Прошлые жизни» вполне рифмуются со «Случайностью и догадкой», показанным здесь же, в Берлине, пару лет назад. Что есть судьба, не равняется ли она родине, можно ли обмануть фатум или воспротивиться голосу крови — такие вопросы задает себе Нора, которую ребенком родители увезли из Сеула в Канаду, а много лет спустя в фейсбуке с ней связывается ее первая любовь.
«Манодром» южноафриканца Джона Тренгова — претенциозная драма о ресентименте токсичной маскулинности, старательно изображаемой Джесси Айзенбергом, которому, конечно, амплуа Трэвиса Бикла (главный герой фильма «Таксист» Мартина Скорсезе. — Прим. «Холода») совсем не по фигуре. Его герой сутки напролет водит убер, а не желтое такси с шашечками, за плечами имеет не вьетнамский синдром, а латентную гомосексуальность, остальное время проводит в качалке, поглядывая со смутным желанием на чернокожих атлетов, хотя дома его ждет глубоко беременная жена и неоплаченные медицинские счета. Однажды он знакомится с Дэном (Эдриен Броуди), называющим себя «папой», ибо возглавляет комьюнити таких же инцелов, обиженных на весь мир, которых он наставляет на путь якобы продуктивной ненависти. Этот натужный косплей «Бойцовского клуба», «Таксиста» и «С меня хватит» развивается по накатанной: первый подход к снаряду, первая кровь, запоздалое и бесконечное раскаяние. Понятно, что «Манодром», кроме всего прочего, еще и метафора социального раздрая, царящего в современной Америке, однако главный герой настолько отвратителен, что о нуждах умирающего по вине корпораций среднего класса зритель думает в последнюю очередь.
«Ингеборг Бахман: Путешествие в пустыню» — традиционный байопик от ветерана кинематографа немки Маргарет фон Тротта, взявшейся рассказать историю великой поэтессы, чей гений был несовместим с жизнью, особенно супружеской. О болезненных отношениях с Максом Фришем Бахман написала роман «Малина», экранизированный когда-то Вернером Шретером в соавторстве с Эльфридой Елинек. Другую версию событий изложил собственно сам Фриш в «Назову себя Гантенбайн». В фильме фон Тротта преобладает феминистская версия — Фриш показан самовлюбленным пошляком, регулярно вопрошающим Бахман: «Моя девочка, помыла посуду?» А Бахман в блестящем исполнении Вики Крипс курит у окна и пытается найти утешение в мыслях о Хайдеггере и Витгенштейне.
«Музыка» легенды «Берлинской школы» Ангелы Шанелек, пожалуй, самый радикальный фильм конкурса. Это совсем вольная адаптация классического мифа об Эдипе; лаконизм, присущий методу Шанелек, здесь доведен до абсолюта. «Музыкой» гордился бы Робер Брессон или Жан-Пьер Мельвиль. Боль и страх говорят сами за себя, не нуждаются в лишних репликах. Язык вообще слишком иллюстративен на вкус Шанелек, он мешает эмоции свободно раскрыться. Рождение трагедии в этой картине происходит из звуков и знаков, которыми полнится «бессмертный» мир. Гром, тень, дождь, прибой, ветер, крик птицы, детский плач складываются в музыку жизни, всегда уступающей смерти. Шанелек получила приз за сценарий, что довольно абсурдно, ибо «Музыка» — это пример режиссуры без границ.
«Тотем» мексиканки Лилы Авилес, история одного дня из жизни шумной и непутевой семьи, каждый член которой глубоко несчастен, но старается изо всех сил дожить до заката, когда вынесут торт с зажженными свечами и печаль на время отступит. Долгие хлопоты по организации торжества — в честь тяжело больного брата — показаны глазами его десятилетней дочери. Все это местами напоминает «Пьесу для механического пианино», особенно в те моменты, когда автор пытается изобразить подобие социальной сатиры: семья буржуазная, но сильно обедневшая. Или «Рому» Куарона, когда, наоборот, автор решает углубиться в лирику. В целом же «Тотем» — банальная история взросления, без душевных травм невозможного.
Единственный фильм, как бы представлявший Россию на Берлинале, — «Клетка ищет птицу» Малики Мусаевой, ученицы Александра Сокурова. Картина о Чечне на чеченском языке, позиционировавшаяся автором как пример феминистской и, что важно, антиимперской интонации. Ведь, как Мусаева подчеркнула в интервью, «Чечня — часть России только на каких-то бумажках».
Наверное, поэтому никаких примет России и российской государственности, предметным выражением которой является режим Рамзана Кадырова, в фильме нет. «Клетка ищет птицу» — история вневременного патриархата, векового давления, безропотно принимаемого женщинами Чечни. Влияние Сокурова видно в каждом кадре, буквально сочащемся поэзией, — и тут красиво, и там глаз не отвести. В итоге складывается ощущение, что мы смотрим «Властелина колец»: где-то далеко, очень далеко, творятся злые дела, а прямо у горы, в маленьком саду, созрел феминизм декоративно-прикладного формата.
О злых делах, творящихся под носом у Европы, помимо опуса Шона Пенна на Берлинале было показано еще пять украинских и полуукраинский фильм Виталия Манского «Восточный фронт». Безусловные хайлайты по версии релоцировавшихся русскоязычных изданий, тем не менее оставившие скорее равнодушными уставшую от «не их» войны международную публику. Решения основного жюри — предельно красноречивое тому подтверждение. «Золотого медведя» получил док «На Адаманте» — история людей с особенностями, занимающихся на одноименной барже по заветам Жана Дюбюффе ар-брют-терапией. Именно она внезапно покорила председательницу жюри Кристен Стюарт — видимо, ознакомившуюся в рамках работы над ролью Сьюзен Зонтаг с ее эссе «Когда мы смотрим на боль других».
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
