В начале февраля Камила и ее муж Али поженились и переехали в Украину. Накануне вторжения Али убедил жену, что ей нужно ненадолго вернуться в Россию, чтобы сделать документы. Теперь семья не может воссоединиться: Али не выпускают из Украины, как мужчину призывного возраста, а Камилу не пускают к нему, потому что она россиянка. «Холод» рассказывает историю семьи со слов Камилы.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Имена героев изменены по их просьбе. «Холод» удостоверился, что Камила и ее муж — реальные люди.
Мне 22 года, я из чеченской семьи, но выросла и живу в Москве. Мои родители — бизнесмены. В 2021 году мы вместе с мамой отдыхали в Турции, и друзья познакомили меня с Али. Ему было 26 лет, а мне — 20. По старой чеченской традиции все хотели нас свести.
Али мне очень понравился: у нас совпадали взгляды на религию, политику и семью. Меня восхищала его доброта: он пользовался каждой возможностью помочь мне, как мужчина. Когда я болела, он приносил мне лекарства. К тому же, он щедрый: он часто покупал мне духи и другие подарки.
Через неделю мы разъехались по домам: я в Москву, а Али — в город на севере Украины, где он жил. Мы продолжили общаться по телефону. Он рассказывал про учебу, свой бизнес в Украине и то, как в детстве его семья переехала из Чечни. Отец Али во время чеченской войны защищал нашу республику (из-за этого семья была вынуждена уехать. — Прим. «Холода»).
Через три месяца мы на неделю снова встретились в Турции, а потом — в России, куда он приезжал. Али довольно скоро дал понять, что хочет на мне жениться. Поначалу я отнеслась довольно скептически: мне всегда казалось, что необходимо общаться гораздо дольше, чем три месяца. К тому же хотелось сначала закончить учебу в университете: я училась на третьем курсе университета. Али не стал настаивать, но вскоре я сама поняла, что хочу стать его женой. Спустя четыре месяца после знакомства мы с Али поженились.
«Если война и начнется, то пройдет “где-то там”»
Мы договорились, что после свадьбы переедем жить к Али, в Украину. Он понимал, что, покидая Россию, я иду на большие жертвы ради него, и невероятно ценил это. Моя мама, конечно, не хотела, чтобы я уехала в другую страну. Тем более, в ту, с которой у России многолетний конфликт. Однако семья настолько полюбила мужа и была в нем уверена, что никто меня не отговаривал. Я бросила учебу, и мы поехали в Украину.
Родственники Али живут в Казахстане и Европе, он сам в Украине, а моя семья — в России. Поэтому мы решили пожениться вдвоем, отдохнуть где-нибудь, пока наши семьи готовят визы, и через пару месяцев устроить большую свадьбу. В начале февраля мы совершили мусульманский обряд в Турции. Через неделю мы вернулись в Украину, расписались в ЗАГСе и начали обустраивать нашу квартиру.
До февраля 2022 года я никогда не была в Украине, и мне очень понравилась эта страна. Конечно, я слышала разговоры о возможной войне (первые новости о том, что Россия готовит вторжение появились осенью 2021 года. — Прим. «Холода»), но люди гуляли по улицам и ходили в рестораны, и я чувствовала себя комфортно. Многие были уверены, что если война и начнется, то пройдет «где-то там», где воевали еще с 2014 года. Того же мнения придерживался и мой муж. Паники вокруг не было, но в нашем дворе с каждым днем становилось все меньше машин. Мы с Али тем временем спокойно планировали медовый месяц, знакомились с его друзьями и родственниками. Он показывал мне город, места, где вырос. Я готовилась поступать в местный университет.
20 февраля Али прибежал домой очень взволнованный. Он говорил со своим другом про билеты, подошел ко мне и сказал: «Ты уезжаешь». Я не понимала, что происходит, но он не хотел, чтобы я паниковала, поэтому не назвал мне причину внезапного отъезда: «Давай ты слетаешь в Москву, сделаешь [шенгенскую] визу, чтобы мы потом полетели в Европу». Я быстро собрала вещи и улетела к семье ближайшим рейсом.
«Мы сейчас тебя к твоим отправим, в Чечню!»
В Шереметьево мне пришлось пережить настоящий ад. Меня, как и всех других пассажиров, вернувшихся из Украины, задержали в аэропорту. Я приехала за несколько дней до начала войны — видимо, они были в курсе, что что-то произойдет, и досматривали тех, кто приехал оттуда. Сначала у нас просто проверили документы. Мы ждали минут сорок. Потом меня отвели на допрос. Полицейские грубо со мной общались. Спрашивали, почему не в платке в документах, смеялись: «Вот она, ваша религия!». Потом стали угрожать: «Мы сейчас тебя к твоим отправим, в Чечню!».
У меня отобрали телефон и чемоданы. Они заставляли меня что-то подписать, но я отказывалась. Мне вместе с остальными пассажирами пришлось провести целую ночь на полу в аэропорту. О нас никто не позаботился, не предложил еду или место для сна. Через 15 часов нас наконец отпустили, я была в ужасном настроении, думала, что ничего хуже случиться не может. А 24 февраля началась война.
Проснувшись и увидев в инстаграме новости о бомбежке украинских городов, я отнеслась к ним с недоверием. В конце концов, в соцсетях часто бывают «вбросы». Я позвонила мужу и спросила, все ли у них в порядке. Он ответил, что у него все хорошо. Только спустя время я узнала, что он во время нашего разговора уже ехал к западной границе Украины. Тем не менее его слова меня успокоили, и я снова уснула. Уже днем, когда я поняла, что в Украине действительно началась война, я впала в истерику.
Моего мужа не должны призвать из-за работы. К тому же у него в прошлом были проблемы со здоровьем: он перенес тяжелую операцию на позвоночник, думаю, его дергать не станут. Но выехать из страны он тоже не смог. 24 февраля в Украине ввели военное положение, и всем мужчинам призывного возраста запретили покидать Украину. Эта новость потрясла меня — только спустя несколько дней я поняла, что еще долго не смогу увидеть мужа.
Через два дня после начала войны умерла моя родственница, и мне стало еще хуже. Нам с мамой пришлось полететь на похороны. У нас в семье не было политических споров: мы все придерживаемся одной позиции. Однако с некоторыми подружками у нас начались конфликты. Меня удивило, что некоторые мои подруги-чеченки поддерживали войну. Наш народ называли террористами, как сейчас называют нацистами украинцев. Это напоминание о прошлом — это должно откликаться внутри и помогать не соглашаться с тем ужасом, который происходит. Чеченцы так же хотели, чтобы их услышали и поняли, как сейчас этого хотят жители Украины.
«Меня не пустят к мужу, потому что я гражданка России»
Мы с мужем решили, что мне лучше поехать в Турцию на какое-то время. В первые месяцы никто не понимал, что будет дальше, но оставалась надежда, что война скоро закончится. Я провела в Турции месяц, а затем вернулась в Москву. Война не заканчивалась, и мы стали думать, как быть дальше. Решили попробовать сделать мне [шенгенскую] визу, чтобы я могла въехать в Украину через сухопутную границу с европейскими странами. Я нашла в Москве доверенного человека, который занимался визами, но нам сразу сказали, что визу дадут максимум на неделю. Этот вариант нам не подходил, потому что мы все еще не понимали, пустят ли меня в Украину, когда я окажусь в Европе.
Али два месяца прожил в квартире у друзей неподалеку от западной границы Украины. Он общался с юристами и пограничниками, с посольствами, спрашивал, есть ли возможность впустить меня в страну, но получал отказ за отказом. Все посольства писали одно и то же: «Недостаточно оснований для въезда». Никто так и не объяснил, что же должно произойти, чтобы оснований было достаточно. Нам прямо говорили, что ни легальными путями, ни с помощью подкупа и связей это невозможно. Меня не пропустят к моему мужу, гражданину Украины, просто потому, что я гражданка России.
Они [люди, отвечающие за въезд в страну] просто обозлились. Их настроение в этой ситуации тоже можно понять, но страдают их же граждане. Это же семья! Я не понимаю, неужели чиновники не осознают, что они таким образом разлучают семьи? Юристы и специалисты по визам, с которыми общается муж, говорят, что даже после войны я, как гражданка России, вероятно, не смогу приехать в Украину. В таком случае нам с Али, возможно, придется переехать в какую-нибудь другую страну.
«Я все еще не распаковала чемоданы»
Когда российские войска отступили, Али вернулся в нашу квартиру. Там, конечно, летали ракеты — одна даже попала в соседний дом, — но в целом атмосфера до прошлой недели была спокойная.
Али не очень разговорчив, но я вижу, как ему тяжело. Ему больно за Украину: это та страна, в которой он вырос и которую он искренне любит. Сейчас он занимается гуманитарной помощью украинцам в государственной компании. У него погибло несколько друзей. Али страшно привозить меня в Украину, но он знает, что я не боюсь. Я настолько устала переживать и ждать встречи, что меня эта идея не пугает.
Я не знаю, что будет дальше. Хочу просто строить свою семью, а не жить войной в 22 года. Мне хочется быть рядом с мужем, покупать вещи в нашу квартиру, обустраивать совместный быт. Иногда мне снится наша встреча. Али, конечно, как мужчина, возможно, и сдержится, но я не смогу справиться с эмоциями и обязательно расплачусь. Я верю, что скоро мы будем вместе. Вернувшись из Турции в Москву, я так и не распаковала чемоданы. Они лежат на полу в моей комнате, и я достаю оттуда нужные мне вещи. Но распаковать их — сделать шаг назад. Мысли материальны, и я надеюсь, что скоро с этими чемоданами меня встретит мой любимый муж.
