С начала вторжения в Украину Россия отправила туда десятки тысяч человек, но не все из них готовы воевать, даже несмотря на контракт и присягу. Некоторые пытаются расторгнуть контракт и получают отказ, многим угрожают убийством и даже отправляют в специальные лагеря для отказников. Помощь военным и членам их семей оказывает международная правозащитная группа «Агора». «Холод» поговорил с главой организации — юристом Павлом Чиковым.
Как вы начали оказывать помощь военным?
— До войны мы оказывали юридическую помощь по обращениям, связанным с дедовщиной, солдатским рабством (когда командиры используют солдат, как бесплатную рабочую силу) и суицидами срочников. Вопросами призыва и мобилизации, которой в России, к слову, никогда и не было, мы не занимались. Но с началом войны резко вырос спрос на такую информацию. В марте, в преддверии весеннего призыва, запросов стало так много, что нам пришлось разворачивать отдельный сервис правовой помощи — горячую линию для призывников и военнослужащих. На сегодняшний день мы получили более трех тысяч обращений.
Тогда было очень много опасений, что будут призывать срочников. Потом пошла волна с вопросами о мобилизации. В итоге ни те, ни другие опасения не оправдались.
Вы говорите, что мобилизации не случилось, но разве по всей стране не призывают людей?
— Говоря на юридическом языке, мобилизации в России сейчас нет. Ключевой фактор мобилизации — это недобровольное участие в военных действиях, а это сейчас происходит только с жителями самопровозглашенных ЛНР и ДНР. Да, у них могут быть российские паспорта, и юридически они могут быть россиянами, но если мы говорим о людях из России, которые участвуют в военных действиях в Украине, — они делают это по собственной воле. То есть все эти телодвижения были нацелены исключительно на то, чтобы увеличить количество желающих подписать контракт и поехать туда добровольно.
Это очень важно. Мотивация этих людей — это отдельная история. Она может быть разной: кого-то могли заставить, убедить, обмануть, кто-то мог передумать — есть разные способы облегчить согласие на подписание контракта и затруднить отказ от него. Но юридически каждый человек из России, который участвует в военных действиях, делает это добровольно.
Значит ли это, что сейчас срочников в зоне боевых действий нет?
— Я не могу сказать за всех. К нам на горячую линию срочники и их близкие не обращались. Но когда речь идет о вооруженном конфликте, есть очень важное понятие — «туман войны»: очень трудно сказать и сложно подтвердить, что там происходит. Поэтому утверждать, что там вообще нет срочников, я не берусь, но нет и никаких признаков того, что они там есть.
Но, например, срочники были на крейсере «Москва» (российский военный корабль, затонувший в Черном море 14 апреля. Министерство обороны подтвердило гибель пятерых моряков, еще 23 человека, среди которых и срочники, числятся пропавшими без вести. — прим. «Холода»). Они, возможно, есть на других кораблях ВМФ.
Срочники есть в Белгородской области, в приграничных с Украиной регионах России, которые тоже по факту затрагиваются военными действиями: ракетными обстрелами, ударами беспилотников. Мы получали обращения от пострадавших, которые, с точки зрения российского командования, не участвуют в боевых действиях в Украине — то есть не переходили границу. Но то, что происходит сейчас в приграничных регионах и в Крыму, тоже, по сути дела, является частью военных действий — вне зависимости от того, признает ли это Министерство обороны.
Когда мы видим новости о том, что ФСБ находит тех или иных активистов запрещенного «Правого сектора», мы не знаем, готовили ли они в реальности что-то или нет. Но если это действительно происходило и это была часть какой-то военной активности со стороны Украины, то считать это военными действиями или не считать — вопрос открытый. Поэтому не нужно искать четких однозначных ответов на сложные вопросы, когда идут военные действия, — их, как правило, не бывает.
Вы поддерживаете контакт с другими правозащитными организациями, которые занимаются помощью военным?
— Организаций на самом деле очень мало. «Комитет солдатских матерей» — сеть, работавшая во времена первой и второй чеченских кампаний — сейчас, можно сказать, почти неактивна. Тех прежних комитетов по сути сейчас нет. Активны только несколько организаций в регионах, больше всех — «Солдатские матери Санкт-Петербурга». Это чуть ли не единственный комитет из всех, который поддерживает работу горячей линии. Но они тоже занимаются, как и всегда, в основном призывниками.
После того, как начали рекрутировать осужденных, темой военнослужащих занялась и «Русь сидящая» (правозащитный проект, который помогает заключенным и их родственникам. — Прим. «Холода») — но они работают в большей степени информационно.
Есть еще телеграм-бот горячей линии по альтернативной гражданской службе (АГС), но то, что они делают, шире, чем просто гражданская служба. Они наши довольно близкие партнеры.
Раз уж вы упомянули альтернативную службу: к вам обращаются за помощью с тем, чтобы туда попасть? Работает ли сейчас этот способ не пойти в армию?
— С АГС все очень забюрократизировано. Главная сложность в том, чтобы четко следовать предусмотренным законом процедурам. Без консультаций профильного юриста человек, скорее всего, АГС получить не сможет, потому что заявление нужно писать задолго до начала призыва (за полгода). Не во всех регионах и не на всех территориях есть вакансии для альтернативно служащих — там нельзя подать заявление на АГС. Все эти сложности нужно учитывать — по большому счету они созданы специально для того, чтобы сократить количество желающих идти в АГС.
Расскажите, с какими кейсами вы сталкиваетесь? Они похожи — или всех заставляют воевать по-разному?
— Много дел, связанных с незаконной дискредитацией военнослужащих: все эти истории с надписями в военных билетах (несколько военнослужащих после отказа воевать получили штамп «склонен к предательству, лжи и обману». — прим. «Холода»), досками с фотографиями и плакатами, критикующими отказавшихся участвовать в военных действиях.
Юридических мер против отказников, кроме как увольнения по дискредитирующим основаниям, нет. Но технологии вовлечения и удержания становятся более разнообразными: от запугивания до массового отказа принимать рапорты на увольнение. Становится все больше квазиюридических или совсем не юридических методов воздействия. Как отказаться, когда ты в поле и тебе угрожают и насилием, и расстрелами? Командиры используют весьма убедительные доводы: «Что на самом деле произойдет, неизвестно, и потом это будет практически невозможно проверить. Как узнать, погиб человек в ходе военных действий или его пристрелили за отказ от участия в них?».
Давайте проясним, в какой момент военный сейчас может отказаться от участия в боевых действиях? Это возможно в любое время или есть какая-то точка невозврата?
— Ответ, скорее, посередине. Условно говоря, чем раньше вы выражаете нежелание подписывать контракт, тем легче это сделать, и тем меньше будет последствий.
Если не подписать контракт — шанс не попасть на боевые действия самый высокий. Если военный со срочной службы подал рапорт на подписание контракта, но еще не подписал его — отказаться уже сложнее. Потому что рапорт — это ваше письменное волеизъявление на подписание контракта, и им вы фактически поджигаете за собой мост. Заднюю можно дать, но командир будет орать, грозить разными карами и создавать всяческие препятствия, а может и подписать контракт за вас.
Если контракт уже подписан — отказ ехать в Украину будет подразумевать расторжение контракта в связи с неисполнением его условий. И это уже грозит последствиями для военнослужащего: например, в виде увольнения из рядов ВС РФ по дискредитации, в виде отказа в выплатах, расторжения договоров о льготной военной ипотеке. Зачастую это очень серьезно подрывает финансовое положение военнослужащего и его семьи. Теоретически за отказ исполнять контракт могут завести уголовное дело. Но таких ситуаций пока не было, и я думаю, что это явно политическое решение — чтобы не подрывать моральный дух вооруженных сил.
Если контрактник уже в Украине и участвует в боевых действиях, отказаться еще сложнее — там территория вне правового поля. Нельзя пойти к адвокату или к военному прокурору. Человек в поле среди таких же — в присутствии командира и в полной его власти.
Расскажите про самый успешный кейс
— Наверное, это так называемый лагерь для отказников в Брянке, на территории самопровозглашенной ЛНР. Мы подняли шум публикацией доказательств, направили обращения и заявления о преступлениях, жалобы в прокуратуру — и этот лагерь был закрыт и распущен.
В общей сложности эта история коснулась более чем 140 военнослужащих. Непосредственно обратившихся было меньше, но они пришли с полным списком людей, которые там находились.
В итоге кто-то решил продолжить участвовать в боевых действиях, а кто-то вернулся в Россию.
Ожидаете ли вы, что появятся какие-то новые способы, чтобы контрактники не могли отказаться воевать?
— Дело как раз в том, что юридический механизм — уголовное преследование отказавшихся — уже есть, он просто не используется. Можно принять еще один закон, который будет еще раз это запрещать, но смысла в этом будет мало.
Рекомендации, что делать в случае, если есть желание больше не участвовать в военных действиях можно прочитать в телеграм-канале Павла Чикова. Также всегда можно проконсультироваться с юристами «Агоры».
