Режиссер Роман Качанов прославился в начале 2000-х комедиями «ДМБ», о буднях срочной службы, и «Даун Хаус», вольной экранизацией «Идиота» Достоевского. После начала войны он уехал в Латвию, хотя на 2022 год в России запланирован выход его нового фильма «Марш утренней зари». «Холод» поговорил с Качановым о новом фильме, антивоенной позиции у артистов и о том, почему Европа так остро реагирует на туристов из России.
Почему вы решили снять фильм про шоу-бизнес девяностых?
— В стране стало душно в последние несколько лет. И я захотел снять историю о времени, когда дышалось свободнее — про те самые «проклятые девяностые». Пока СССР не развалился, все сидели на месте, боялись слово сказать, какой-то звук пикнуть. Чтобы как-то оказаться причастным к цивилизации, надо было валить из СССР: люди уезжали любыми возможными способами. И вдруг пришла цивилизация. Неожиданно все открылось. Вот про это время, когда свобода хлынула на территорию, где ее не было 70 лет, и свободный мир пришел в дом, я захотел снять фильм.
Фильм выйдет во время войны. Сейчас важно напомнить о свободе 1990-х?
— Понимаете, не было какой-то отдельной свободы 1990-х, но было новое ощущение. Свобода — это способ существования человеческого рода, без нее он закончится. Понятно, что есть Северная Корея или Иран, где свобода полностью или частично отсутствует, но окружающие смотрят на эти страны и в ужасе стремятся у себя свободу свою обустроить. Вот только на нашей территории с этим произошел определенный сбой.
Некоторые актеры, которые принимали участие в фильме, поддержали войну — Гарик Сукачев, например. В работе с ними возникали проблемы из-за их позиции?
— Мы не обсуждали эту тему. Мне в принципе тяжело критиковать кого-то, кто остается в России и делает какие-то высказывания. И потом, если артист известен, он не обязательно мудр. У человека, во-первых, мудрость может немножечко отсутствовать, временно или уже на постоянке. Во-вторых, человек слаб. Возможно, были какие-то обстоятельства, которые вынудили Гарика это сделать. Хотя, прямо скажем, странно, когда рок-н-ролл вдруг оказывается на стороне войны.
Может быть, Гарик понял, что при другой реакции у него возникнут вялотекущие проблемы, переходящие в серьезные. Жизнь в несвободе — это своеобразное занятие. К ней надо привыкать, что вызывает очень странные «завихрения».
В каком состоянии сейчас ваши коллеги по киноиндустрии? Многие говорят о наступившей цензуре в кино и на стримингах.
— Я не беру в расчет клинических идиотов, которые верят в плоскую землю и вышки 5G, рассеивающие вирус. Все вменяемые люди все понимают. Просто некоторые думают, что они сейчас немножечко отморозятся, получат государственных денег, а потом, когда все закончится, обнимутся, друг перед другом извинятся и скажут: «Так получилось, будем жить дальше». Народ еще не забыл советский конформизм, когда думаешь одно, делаешь второе, говоришь третье, — и привычка вернулась.
Но было бы интересно пообщаться с одним или с двумя из этих людей, потому что я не вполне понимаю, что происходит у них в головах. И по ходу вранья можно будет понять, в каком месте им грозят разогретым паяльником.
К тому же в киноиндустрии в России сложилась гигантская зависимость от народных, бюджетных денег и начальников с жопами вместо головы. И длится это уже давно.
Сейчас многие европейские политики говорят, что нужно перестать выдавать визы россиянам, а некоторые — даже что нужно вернуть всех в Россию. Как вы относитесь к таким инициативам?
— Насколько я понимаю, это реакция на то, что общество в России производит впечатление довольных, сытых и равнодушных конформистов: например, поездки россиян на курорты, где они пьют за победу русского оружия и достают всех. Правда, они и раньше всех доставали, но сейчас продолжают это делать уже на фоне ада в Украине. Понятно, что европейцев это напрягает. Если Европа запретит выдачу виз, то это будет просто ответ на запрос множества людей — чтобы россияне поняли, что не совсем нормально бухать или радоваться и петь «Катюшу» на Лазурном берегу, когда разрушаются города и умирают тысячи людей, когда миллионы людей остались без крова. Нужно их как-то в сознание привести.
Никто же не запретит им ехать в другие страны — в Эмираты те же, которые сейчас с удовольствием и конформистов принимают.
Каким, на ваш взгляд, должно быть кино после войны? То есть, должно ли оно вообще быть, и если да, то каким?
— Кино в принципе не сильно оторвано от того, что происходит. Весь мир должен быть другой после войны. Во-первых, должна быть полностью исключена возможность повторения таких вещей. Это как раз достигается тем, что виновников показательно наказывают. И, очевидно, общество это все отрефлексирует, в том числе с помощью кино. Во-вторых, нужно будет осудить эти милитаризмы, конформизмы и так далее. Кино, конечно, никому ничего не должно, но сейчас такой гигантский кошмар происходит, что рефлексия всего этого будет неизбежна, как после Второй мировой.
В вашем фильме «ДМБ» есть сцена, когда новобранцы приходят в комнату с пультом управления ядерными ракетами и у них с офицером происходит диалог: «А может, бахнем?» — «Обязательно бахнем, но потом».
— Да, но потом.
В фильме эта сцена выглядит немного инородной, настолько она странная. Что вы хотели ей сказать?
— То же, что у Гашека было в «Швейке». По нынешним временам актуальная мысль — кнопки нужно держать подальше от неадекватных прапорщиков и призывников.
Когда появились сообщения о том, что российскую армию в Украине плохо кормят, плохо лечат, почти не платят, — вас это удивило?
— Понятно, что армия точно так же развалена, как и наука, и спорт, и все остальное. Если какие-то малоквалифицированные люди вместо того, чтобы заниматься менеджментом, 20 лет занимались воровством, все придет в упадок. Меня удивило не то, что там на земле спали — лежать было не на чем солдатам, — а то, до какой степени нужно быть безумными, чтобы вообще это все затевать на фоне собственного же воровства.
Про ту сцену с ракетчиками. А как вам кажется, если бы сейчас у офицера спросили: «Давайте бахнем?» — он бы бахнул?
— Это сильно зависит от полноты стакана и срока годности таблеток. Будем надеяться, что подвезут хороших таблеточек.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше
Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.
О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.
Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!