«Я подумала: если я еще раз так поработаю, то просто кончусь»

Миллионы украинцев уже несколько месяцев живут как беженцы в других странах. Вот как это происходит
«Я подумала: если я еще раз так поработаю, то просто кончусь»

По данным ООН на конец июня, с момента начала российского вторжения из Украины в Европу уехали как беженцы пять с половиной миллионов человек. Многие из них покинули свои дома, как только начались первые бомбежки, — и возвращаться домой пока небезопасно. Люди с детьми и домашними животными пытаются обустроиться в других странах, найти работу, выстроить новую жизнь. «Холод» поговорил с четырьмя беженками из тех, чьи истории мы рассказывали в самом начале войны, о том, как они провели последние месяцы.

В каких странах оказались беженцы из Украины

Больше всего беженцев были «эвакуированы» в Россию (многие из них уже выехали из страны, но куда именно — неизвестно). Из европейских государств больше всего беженцев приняли Германия и Польша

*по данным на 5.07.2022

«Один раз я вела младшего сына в школу и упала прямо на улице»

Майя. 24 февраля уехала с мужем, тремя детьми, котом и собакой из Киева в Польшу

24 февраля уехала с мужем, тремя детьми, котом и собакой из Киева в Польшу. Историю ее отъезда можно прочитать здесь 

Первую ночь в Варшаве мы переночевали в лицее, куда расселяли беженцев из Украины. У нас кот и собака, поэтому нас разместили не в общем спортивном зале со всеми, а в отдельной комнате. Волонтеры и все сотрудники были очень заботливы: круглосуточно можно было получить горячее питание, директор приходила к нам несколько раз и спрашивала лично, поели ли мы. На второй день нашли семью, которая приняла нас для более постоянного размещения в пригороде Варшавы. Нам выделили однокомнатную квартирку. Сейчас мы живем вчетвером: мы с мужем (его как многодетного отца выпустили из Украины), двое сыновей 8 и 12 лет, кот и собака. Старший сын учится в техникуме неподалеку от Варшавы, но приезжает иногда в гости. 

Нам повезло, мы оба не потеряли работу. Муж работает программистом в американской компании — у них остался офис в Киеве, но они планируют переоформить выехавших сотрудников в польское отделение, которое здесь открыли после начала войны. А у меня интернет-магазин детской одежды. Первый месяц я не могла работать – и морально было очень тяжело, и в Киеве не осталось сотрудников. Сейчас удалось восстановить бизнес. Так как у нас есть заработок, мы решили арендовать квартиру за свои деньги, но на поиски ушло месяца два: спрос очень большой, цены выросли. Из-за кошки и собаки нам многие отказывали. Один раз отказали из-за того, что мы украинцы, сделали выбор в пользу местных. Но в итоге мы нашли квартиру за 1000 долларов, с июля переезжаем туда. У детей будут отдельные спальни, мы очень довольны. 

Младшего и среднего ребенка мы сразу устроили в польскую школу. С середины марта, когда беженцев стало много, там сделали отдельные интеграционные классы для украинских детей: там преподают украинские учителя, а главный предмет — польский язык. Главная задача интеграционных классов — подготовить детей к сентябрю, чтобы они смогли учиться по обычной польской программе вместе с местными. Когда выяснилось, что среди украинских мам есть психологи, директор школы договорилась с мэрией города, чтобы выделить рабочие места. Теперь украинские психологи официально работают в школе. 

У младшего, [восьмилетнего] сына случился сильный регресс. По дороге он видел труп, горящие дома, очень впечатлился и испугался. Дома он уже не ходил со мной за ручку, говорил, что уже большой, а тут меня не отпускал вообще никуда. Ему снились кошмары, все время хотел быть только со мной. В школе плакал, ничего не мог есть. Директор предложила либо не водить сына на учебу до осени, либо чтобы я ходила сперва вместе с ним. Мы решили, что если сейчас не адаптироваться, потом будет сложнее. Поэтому три недели я ходила с ним в школу: сначала сидела в классе, потом в библиотеке. Постепенно он привык. Сейчас уже использует польскую речь каждый день, находит себе здесь друзей. Радуется, что у него в новой квартире будет отдельная комната. 

У среднего, [12-летнего] сына процесс [интеграции], наоборот, затянулся. Сначала он как-то держался, а теперь постоянно хочет домой, в Киев. Многие его друзья вернулись. Он читает много новостей, у него же уже свой телефон. Читает, что бомбят Киев, что кого-то берут в плен. Он очень хочет все знать, но я думаю, что его это очень травмирует. Наверное, придется обращаться за помощью к психологу. 

В самой лучшей ситуации оказался старший сын: он осенью поступил сюда в техникум, польский язык уже знает. У него жизнь особо не изменилась, только мы стали жить ближе. Но я заметила, что сначала он как будто не понимал, что идет война, хотя ему уже 16 лет. Он пытался жить, как раньше: просил деньги на какую-то ерунду. Думал, что финансово у нас ничего не изменилось. А мы первый месяц были очень растеряны и не знали, как сможем его обеспечивать. У них в техникуме выделили отдельного психолога для украинцев, она с ними плотно работает. Сейчас он уже адаптировался, понял, что происходит. 

Первое время в Польше я помню смутно, словно все время была как в тумане. К нам постоянно подходили разные люди, поддерживали, предлагали какую-то помощь. Волонтеры привезли кучу еды, средства гигиены, одежду для детей — они же приехали по сути в одном комплекте зимней одежды. Мне было стыдно: у нас руки-ноги на месте, мы живы, почему они нам что-то предлагают? Мне было сложно жить обычной жизнью, зная, что там продолжают умирать дети, страдает мирное население. А потом у меня начались проблемы со здоровьем на фоне стресса: заболело сердце, начались головокружения. 

Один раз я вела младшего сына в школу, мне резко стало плохо. Я упала прямо на улице. Вызвали скорую помощь. Сына увела психолог из нашей школы. Скорая приехала очень быстро — мне сразу сделали обследование, уколы: кардиограмму, что-то еще. Дождались, когда за мной приедет муж, отпустили к нему на поруки и сказали, что это, скорее всего, не с сердцем проблемы, а паническая атака. Сын очень испугался, психолог рассказывала, что он все время плакал и говорил: «Я боюсь, что мама умрет». Мы забрали его в тот день пораньше из школы, чтобы он был со мной. 

Беженки из Украины рассказывают, как они спасались от войны
Общество7 минут чтения

Через благотворительный фонд мне помогли найти хорошего психолога, мы с ней занимаемся уже полтора месяца. Более-менее я восстановилась, но ночью иногда все равно бывают панические атаки, когда во сне подсознание начинает работать. Мне снятся кошмары, снится война. Я постоянно вспоминаю момент, как мы выезжали из Киева, как мы видели горящие дома, как мы ехали мимо аэропорта Гостомель и над нами пролетели боевые вертолеты. Муж сказал: «Посмотри в бинокль, наши это или не наши?». Я смотрела и понимала, что это не наши, но говорила: «Это наши, это наши, это наши». Видимо, так работала психологическая защита, чтобы мы не останавливались и ехали дальше. Теперь мне это снится. 

Наверное, к психологическому состоянию, которое было до войны, мы полностью уже никогда не вернемся. Иногда я рада, что мои дети не на сто процентов понимают, что происходит. 

«Я не знаю, увидим ли мы еще свою квартиру, но мысленно с ней уже попрощалась»

Юлия Абдул. В конце февраля уехала из Одессы в Чехию вместе с мужем Мареком и псом Бенжаменом

В Праге я вышла на неофициальную подработку в кафе. Когда-то давно мы с мужем работали в общепите, поэтому сфера мне знакома. Делаю все, что попросят: и мою, и готовлю, и выношу, и убираю. Четкого графика нет: выхожу на смену, когда есть время и желание. 

В принципе с работой в Чехии особых проблем я не вижу. Делаю вывод по чатам, где общаются украинцы. Беженцы берутся за все: собирают черешню и клубнику, работают курьерами, убирают квартиры и отели. Недавно молодая мама писала в чате, что ходит на работу вместе с двухлетним малышом.  

Живем мы в квартире у чеха, который бесплатно отдал нам одну комнату. Наверное, сейчас уже выставит за нее какую-то цену — во всяком случае, [попросит оплачивать] коммуналку. Но мы готовы. Если не будет хватать денег, пойдем искать работу на заводе.

До войны у нас с мужем в Украине был интернет-магазин по продаже обуви с доставкой по всей стране. После 24 февраля все замерло. Люди перестали делать заказы, да и нам самим не хотелось работать, был шок. И только где-то с конца апреля  — начала мая снова потихоньку начались покупки. Заявки пошли от жителей областей, где обстановка более-менее нормальная. Переселенцы тоже заказывают обувь — многие бежали в другие города в зимних вещах, и им надо что-то носить. С интернет-магазином нам помогает мама мужа, которая осталась в Одессе, она оформляет отправку. 

Беженцы из Украины — о том, как вывозили питомцев из зоны боевых действий
Общество4 минуты чтения

Я спокойно отношусь к своему карьерному падению. Сейчас время, когда надо довольствоваться малым. В Украине людям нечего есть, поэтому наши невзгоды — это мелочи. Пытаюсь учить чешский, но сильного языкового барьера не ощущаю — в украинском языке много похожих слов. В быту я полностью перешла на украинский. Покупатели, кстати, тоже пишут в основном на мове. По-русски мы разговариваем только с мужем, который по-украински почти не говорит.  

Здесь мы несколько раз выходили на антивоенные митинги. Приятно, что чехи нас сильно поддерживают: вся Прага увешана украинскими флагами. А мы стараемся поддерживать наших бойцов — хоть гривной, хоть репостом в соцсетях, сейчас важно все. 

Думаем, не открыть ли бизнес в Чехии. Получается, что снова начнем с нуля, но нас это не пугает. Мы легко адаптируемся ко всему: сегодня денег много, а завтра может не быть совсем. Да и в Чехию мы уехали без особых сбережений. В прошлом году купили в Одессе квартиру в новостройке, зарабатывали на нее пять лет, думали, будем сдавать, чтобы получать пассивный доход. Я не знаю, увидим ли мы еще свою квартиру, но мысленно с ней уже попрощалась. Психологически легче ни за что не держаться.  

Я смотрю на то, как живут чехи. Вначале удивляло, что они очень расслаблены, никуда не спешат, уже с утра могут пить пиво в кафешках. Потом я поняла, что это такой стиль жизни. Просто мы зациклены на работе, все время куда-то несемся и ничего не видим вокруг. Еще здесь никто не озабочен внешним видом. У нас в Украине девочки помешаны на брендах и путешествиях, постоянно выкладывают фотографии в соцсетях. Здесь не видно такой ярмарки тщеславия, и это мне тоже нравится. 

Я скучаю по морю, которого в Чехии нет. Но в целом у нас все хорошо — возможность зарабатывать есть, климат благоприятный, люди отзывчивые, каждый хочет помочь. Наш пес Бенжамен прекрасно адаптировался; единственное, что напрягает, — в Чехии очень много клещей. Но засуньте меня в другое место — мне и там будет хорошо. И мне все равно, что у меня на обед сегодня, — кусок хлеба или лобстер. Я сама себе создаю условия и настроение. Главное, что над головой ничего не летает. 

«Проехав пять стран, мы поняли, насколько развита Украина»

Мария. Уехала в конце февраля из Одессы в Болгарию с бабушкой, кошкой и восьмилетней дочерью

В Болгарии мы сначала снимали жилье за большую плату, а работу я найти не могла. Хорошо принимают наших девочек в мастера по маникюру, парикмахеров, массажистов: у украинок очень высокий уровень, и, чтобы их нанять, даже увольняли из салонов болгарок. Но в моей профессиональной сфере [дизайна интерьеров] работы нет. Когда у нас кончились деньги, мы жили бесплатно по программе ЕС для беженцев из Украины: нас поселили в трехзвездочный отель, плюс было трехразовое ежедневное питание. 

Наша пожилая кошка умерла в Болгарии. Пережила дорогу, две недели прожила с нами на новом месте, а потом ей резко стало плохо, она перестала вставать. Ее сутки пытались спасти врачи, но почки отказали — возможно, по дороге инфекцию схватила. Номер срочной реанимации мне дала девушка Вера. Она увидела, как дочка плакала из-за кошки, и предложила подарить нам шпица, которого она сама и вывела. Ребенок был счастлив.

Беженки из Украины рассказывают, как они спасались от войны
Общество7 минут чтения

Болгарская программа работала до 31 мая. Когда эта дата начала близиться, я поняла, что нужно куда-то двигаться. В Украину возвращаться опасно. Так что я увезла дочку, бабушку и собаку в Грузию, в Батуми. 1800 километров проехала за рулем одна, мы потратили последние сбережения. Зато здесь у меня появилась работа по специальности, архитектурным дизайнером. Работы достаточно много, рынок, конечно, меньше, чем в Украине, но тут и уровень жизни ниже, и продукты дешевле. Пока будем здесь. 

Насколько мне известно, мэрия [Батуми] какое-то время предоставляла бесплатное жилье беженцам, но сейчас уже ничего такого нет. Зато очень помогают волонтеры — с продуктами, со средствами гигиены. Плюс Грузия очень поддерживает украинцев, многие медучреждения, аптеки, продуктовые магазины делают 20-30-процентные скидки. 

Процентов 80 тех, кто работает тут в волонтерских организациях, помогающим украинцам, — русские. Я к этому отношусь хорошо, Русские — это не приговор, у меня много друзей-россиян, которые не поддерживают войну. Они тоже уехали из России и донатят деньги на помощь Украине. В Болгарии тоже были волонтеры, но это все было через Евросоюз, а тут именно население стремится помогать. В Болгарии пророссийски настроенное население: люди мне очень помогали, но в разговоре оказывалось, что мы сами виноваты, что нам надо сложить оружие.

Два месяца назад местные волонтерские организации арендовали помещения и селили украинцев в шелтеры. Но на то, чтобы принимать десятки тысяч украинцев официально, как это было в Болгарии, тут нет ресурса. Сейчас выезжают южные регионы, та же Одесса моя, где начинается обострение, и люди оттуда, конечно, не получают той помощи, которую получали мы. Волонтеры, с которыми я возила людей по Румынии, больше этим не занимаются. Люди устают от войны. 

Люди устали от войны и меньше жертвуют пострадавшим. Благотворитель Анастасия Чуковская — о том, что сейчас помощь нужна даже больше
Общество2 минуты чтения

Дочка себя хорошо чувствует, можно сказать, адаптировалась. Общается с местными детьми, гуляет. В Батуми есть украинская школа — надо подать документы просто, и тебя зачислят. Но пока я планирую посмотреть, что будет со школами в Украине. Думаю, в сентябре они не откроются, но дети будут обучаться дистанционно. 

Бабушке сложно, ей больше нравилось в Болгарии. Ей уже больше 80 лет, она давно не была дома, и из-за всего пережитого у нее начало сдавать здоровье. Тут с медициной странная ситуация. В медицинских центрах дают скидки, но врачи там не очень хорошие. Много израильских и американских клиник, но они прямо сильно дорогие. Мне нужно было сделать анализы на непереносимость лактозы: если в Украине это стоило бы максимум 2000 гривен, то в Грузии мне это вышло почти в 400 долларов. При этом все остальное дешевле, чем в Украине. 

Мы живем неподалеку от аэропорта. Самолеты садятся прямо над головой, но, слава богу, их звук меня больше не пугает. А вот фейерверки и гул непонятного происхождения меня дезориентируют до сих пор. На пол я все-таки не падаю, но замирать — замираю. В Болгарии я постоянно сталкивалась с депрессивными эпизодами, какими-то минорными состояниями. В Грузии это уходит. Тут мне морально легче — отношение к нам другое, работа есть. 

Сейчас я научилась устраивать себе разгрузочные дни, когда я могу ни о чем не думать, поехать за город, гулять с дочкой и есть мороженое. Но я постоянно думаю о том, что мне нужно прокормить мою семью: дочку, бабушку, собаку, что я не могу их подвести. Если бы в родной стране у меня закончились деньги, мне все равно было бы где жить, а тут у меня нет такого шанса. Мне нужно платить за квартиру, воду, свет, бензин, мне нужно всех накормить — у меня нет возможности расслабиться. 

Проехав пять стран, мы поняли, насколько развита Украина. Вот так живешь, вечно бурчишь, жалуешься на что-то. А тут оказывается, что не везде можно отправить другу деньги за пять минут — в Грузии на это могут уйти сутки. Медицина у нас отличная — и платная, и бесплатная. И сервисы. У нас можно поужинать и в три часа ночи. Очень много понимаешь про свою страну, когда приходится жить в другой. У нас было все очень хорошо, и я надеюсь, что так и будет, что мы все отвоюем и восстановим. Вернем и приумножим. 

Нам с украинцами, которые остались в Украине, друг друга не понять. Из тех, с кем я общаюсь, беженцы находятся в более подавленном состоянии, чем те, кто еще в стране. Мои друзья-одесситы чувствуют себя неплохо. Да, случается, прилетает, но у них случилась адаптация к войне, образовалось ложное ощущение безопасности. Орут сирены, а они никуда не спускаются; в море нельзя купаться из-за мин. У нас случай был недавно — человек пошел купаться и подорвался на мине. Но это никого не останавливает, все лезут в воду. Как мои друзья, что в 2016 году из Донецка уезжали, рассказывали, что ко всему привыкаешь, так люди в Украине сейчас привыкают к войне, начинают понимать, где и что именно взорвалось. А мне пусть и сложно, но я не жалею о своем решении. Я не хочу, чтобы моя дочь привыкала к войне, чтобы она умела отличать звуки разрывающихся ракет от работающего ПВО. 

«Люди с высшим образованием идут мыть и убирать»

Наталья Уварова. В конце февраля уехала из Запорожья в Чехию с тремя собаками и котом

Я поселилась в летнем дачном домике под Прагой, который мне помогли найти волонтеры. Диван, холодильник, душ, туалет — все это есть. Но домик не отапливается, есть только электрокамин, и что я буду делать зимой, не представляю. Обращалась в центр помощи беженцам. Там предлагают только временные варианты жилья. Например, можно на месяц заселиться, а потом искать что-то еще. И так я буду кататься по всей стране? Да еще и с тремя собаками?

Хозяева не выгоняют, но сказали, что с сентября нужно будет оплачивать коммунальные услуги. Откуда взять деньги, не понимаю. Живу на пособие — 5 000 крон (примерно 200 евро.Прим. «Холода»). Прокладки, зубные щетки, стиральный порошок мне выдают. Большая часть денег уходит на питание собакам — мясо и кашу; корм, который привозят волонтеры, они не едят. Сама сижу на овощах и фруктах, я без них не могу. Яйца уже не помню, когда ела в последний раз. Еще езжу обедать в баптистскую церковь, где кормят беженцев — каждый день, кроме выходных. Там дают суп, кашу, мясо и рыбу. Пару раз обед организовали вьетнамцы, потому что в Чехии очень большая вьетнамская диаспора.

Из-за животных я не могу ходить на работу полный день. Здесь украинцы работают по 12 часов. А я живу за городом, так что мне еще полтора часа туда и полтора часа обратно придется добираться. То есть дома меня не будет 15 часов. А мои собаки — как дети, они постоянно требуют внимания. Я пыталась устроиться на работу по знакомству: неделю убирала квартиры и мыла подъезды. В итоге надорвала шею. У меня шейный остеохондроз, мне нельзя поднимать тяжести, а я носила тяжелое ведро с водой и слегла. Плюс аллергия началась на химические препараты. Я подумала: если я еще раз так поработаю, то просто кончусь, умру вместе с собаками. 

В чатах спрашиваю постоянно про работу, но там, в основном, одна уборка. Люди с высшим образованием идут мыть и убирать. Одна моя знакомая из Запорожья устроилась в отель уборщицей, но потом уволилась, говорит, что это просто адский труд. Так ее еще оштрафовали на три тысячи крон за то, что она расторгла трудовой договор.

Чтобы решить вопрос с работой, я пыталась вернуться в Украину. Мы со знакомой добрались до лагеря беженцев в Польше. Там 50 человек живут в одном помещении, вместе со своими животными. Я просто ужаснулась — теснота, запахи… Некоторые уходят на работу и оставляют собак привязанными к кроватям. Мне прямо плохо стало, и животным моим было плохо. Девушка, которая со мной была, начала ныть. И я взорвалась, говорю: едем назад. Денег на обратные билеты у нас не было. Мы даже не знали, что бесплатные проезды для беженцев уже отменили. Знакомой выслала деньги ее мама. А я написала хозяину дома, в котором живу, и он мне отправил деньги на билет до Чехии. Я ему сказала, что верну их. Он сообщение прочитал, но ничего не ответил. Чехи — они молчаливые. 

Беженцы из Украины — о том, как вывозили питомцев из зоны боевых действий
Общество4 минуты чтения

Меня очень тронуло, как в Чехии к нам относятся дети. Когда я только приехала в Прагу, я жила в помещении детского центра. У арендодателей из России, которые меня туда пустили, есть сын — мальчик лет шести. Он отдал мне свой мобильный телефон. Я пользовалась им несколько дней до тех пор, пока не купила чешскую сим-карту и у меня не появилась связь. Было видно, что мальчику тяжело и непривычно, они же сейчас все ходят с гаджетами, но он терпел. Потом мне сделала сюрприз маленькая дочка моих нынешних хозяев. Она пришла ко мне в домик и принесла банку со своими сбережениями, решила мне подарить эти деньги. Я стала махать руками, отказываться, говорила, что не могу взять эти деньги, но она все равно оставила их у меня. Банка так и стоит несколько месяцев у меня на окне, я не могу ее тронуть. 

Мое нутро хочет в Украину, потому что это моя родина. Но головой я понимаю, что не смогу прокормить ни себя, ни собак. Так что возвращаться — не вариант. Родственники в Запорожье говорят, что сирены воют днем и ночью. Дети (в Запорожье у Уваровой осталась взрослая дочь. — Прим. «Холода») спрашивают: а ты нам денег не вышлешь? Какие деньги, мне самой жить не на что. Знакомая говорит, что наши хорошо устраиваются в Финляндии. Если бы была возможность, я бы туда улетела на самолете. Правильно говорится в пословице: хорошо там, где нас нет. 

«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше

Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.

О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.

Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!