Лев Гершензон возглавлял сервис «Яндекс.Новости» с 2005 по 2012 год. В феврале этого года после нападения России на Украину Гершензон назвал нынешние «Яндекс.Новости» «важнейшим инструментом по продолжению войны», поскольку на главной странице не было новостей о бомбежках и гибели мирных жителей. Он призвал бывших коллег вывести на главную новости о войне либо убрать их вовсе. После этого топ-менеджер «Яндекса» Тигран Худавердян написал в фейсбуке, что компания «не может забираться на броневик». Тогда Гершензон решил создать альтернативный новостной агрегатор без цензуры. Таисия Бекбулатова поговорила с ним о новом проекте и о том, как «Яндекс.Новости» превратились в инструмент пропаганды.
В чем идея вашего сервиса? Чем он будет отличаться от «Яндекс.Новостей»?
— Сервис, который мы сейчас делаем, — это некое логическое продолжение тех «Яндекс.Новостей», которые я перестал делать 10 лет назад. Это те «Яндекс.Новости», которые в нормальной ситуации могли бы быть сейчас.
На мой взгляд, серьезная победа путинского режима — это то, что удалось убедить массы граждан, что вера во что-то или целесообразность гораздо важнее, чем правда. И вообще — «есть такая правда, есть сякая правда», «в интернете много фейков», «не все так однозначно», «все врут, мы не врем», «попробуй докажи» и так далее. Вот такой нарратив сформировался.
Это имеет прямое отношение к сервису, который мы хотим сделать. Во-первых, я верю в науку и в то, что правда существует, хотя это сложное понятие. При этом у нас нет амбиции рассказать, что вот это правда, а это неправда, — поэтому мы не делаем СМИ. Мы делаем агрегатор.
Как он будет устроен?
Главный его продукт — это страница «Сюжет». Ее проще всего себе представить как википедийную статью, посвященную какому-то новостному событию. Во-первых, она должна содержать в себе сухое изложение фактов — о чем речь вообще. Во-вторых, это сборник самых релевантных проранжированных (выстроенных по актуальности и ценности. — Прим. «Холода») материалов. В первую очередь, текстовых — но также и видео, фотографий, карт.
Хочется, чтобы в будущем мы на этой странице могли также показать разнообразие мнений, прогнозов или оценок. Например, в немецком парламенте обсуждается вопрос о поставках тяжелого вооружения в Украину: Шольц сказал то-то, министр иностранных дел Анналена Бербок сказала что-то другое, глава свободных демократов Линднер сказал что-то третье, Лавров и Байден это прокомментировали.
Мы не замахиваемся на то, чтобы автоматом отделять правильную позицию от неправильной. Мы хотим показать разнообразие. Чтобы каждый пользователь был вынужден делать выбор — куда кликнуть, с каким заголовком читать новость, на каком ресурсе. Когда нам удастся сделать историю с разными мнениями, человек, читая их, вынужден будет включить хотя бы очень простой процесс анализа и сравнения. Чтобы понять, что тебе ближе, ты должен видеть то, что от тебя дальше. Люди будут кликать немножко более осознанно, их кругозор расширится.
Проблема информационного пузыря, в котором люди оказываются, — не только российская. Просто в России, к сожалению, дезинформацией, призывом к отказу от критического мышления активно занимается государство, и это ужасно. Людям говорят не участвовать в политической жизни, что политика — это грязное дело. А что такое политика в нормальном мире? Политика — это когда люди сами берут ответственность за свою жизнь, когда они сами решают, как они будут жить, как будут жить их дети.
В ближайших версиях мы постараемся еще сделать аккуратную персонализацию — чтобы каждый человек мог поставить сердечки тем ресурсам, которым он доверяет. Это важно для наших отношений с изданиями. Чтобы в каждом сюжете человек видел не только главное, но и обязательно вкладку своих любимых источников.
Ну и, наконец, я очень хочу сделать упор на поиски первоисточника любой информации — кто это сказал первым, откуда это пришло. Один из мощнейших видов манипуляции и дезинформации — когда что-то вбрасывается, а потом начинает жить своей жизнью. Мы постараемся, чтобы каждый факт, в идеале — каждое предложение, было снабжено первоисточником. Это огромная, амбициозная задача.
Можно называть это информационной гигиеной, приучением к критическому восприятию новостного потока, можно назвать это долгосрочной прививкой против дезинформации. Если нам очень повезет, то, может быть, через три-четыре года, когда этот сервис будет популярным, население мира будет лучше подготовлено и лучше защищено от манипуляций.
Врать не буду, это очень сложно и вероятность того, что не получится, всегда высокая. Но сейчас такое время, что нужно пробовать.
Проект рассчитан на весь мир, а не только на русскоязычную аудиторию?
— Короткий ответ — да. Более того, в начале я не хотел делать русский выпуск совсем, поскольку в России много всего сложного. Например, огромное количество СМИ в реальности являются средствами массовой дезинформации, подчиняющимися государственным структурам. Это не задача алгоритмов с этим разбираться. Но после моего поста был такой интерес к этому сервису со стороны русскоязычных медиа, что мы решили включить в первую версию и российский выпуск. В принципе, это правильно, поскольку все мы, кто над ним сейчас работает, живо интересуемся тем, что происходит в России и читаем русскоязычные издания, для нас это не абстракция.
Параллельно мы хотим запустить англоязычный выпуск мировых новостей — на основе 150-200 источников из десятка англоязычных стран — и посмотреть, что получится. Это будет не очень юзабельная штука, но нам важно, чтобы был прототип на английском языке, чтобы мир мог его увидеть и протестировать.
Я столкнулся с огромным интересом мировой прессы к истории с «Яндекс.Новостями» и их связью с войной. Моя гипотеза в том, что на самом деле эта проблема гораздо шире. Она в одном ряду с такими историями, как Трамп, который выиграл выборы, пользуясь инструментами таргетинга, как распространение диких теорий заговора, фейков про ковид, как ультраправые политики в демократических странах, типа Марин Ле Пен, которые почти приходят к власти. И, собственно, поэтому я подумал, что в таком продукте есть необходимость.
До войны я ждал, что кто-то большой это сделает — Google, Twitter, Telegram. Страница сюжета есть в Google News, но, как бы сказать, — такая мощная компания и такой скромный продукт. Нет презентации события, есть просто ссылки. Если у нас не получится, но кто-то из больших ребят это сделает, я буду считать, что это тоже успех.
Мы рассчитываем, что наша первичная аудитория будет состоять из людей, которым нужно больше. Они хотят иметь удобный интерфейс и видеть разные источники. По моей оценке, таких людей, которые еженедельно потребляют новостной контент хотя бы из 4-5 источников, — 5-7% от всех потребителей новостей.
В русскоязычном сервисе будут только российские СМИ или издания из Беларуси или Украины тоже?
— Страна важнее, чем язык. Пока в российском выпуске не будет украинских и белорусских изданий. Но мы отработаем какие-то технологические вещи и, я надеюсь, очень быстро появятся украинские и белорусские выпуски. И мы придумаем, как их объединить в один.
Как вы будете отсекать пропаганду?
— Когда у тебя за спиной нет крупнейшей IT-компании, в этом есть некоторые минусы, но есть и плюсы. На старте я никому ничего не должен доказывать, я не буду ввязываться в споры, насколько там честный отбор. Мы попробуем собрать все живые и полуживые независимые издания — российские и зарубежные, которые пишут для России на русском языке.
Ну и будет какое-то очень ограниченное представительство официальных российских изданий, чтобы не окуклиться в своем информационном пузыре: два-три основных агентства — РИА Новости, ТАСС — и более или менее приличные издания типа РБК, «Коммерсанта», «Ведомостей» с какими-то остатками деловой репутации. Они будут представлены, но в ограниченном объеме. То есть тех проблем, которые были у «Яндекс.Новостей», когда Собянин приводил сотни псевдоизданий, у нас не будет, потому что у нас не будет этих сотен изданий.
Это такой белый список, отобранный вручную, получается.
— Да, это белый список, отобранный вручную. Смотрите, у них есть «Яндекс», у них есть ВК, у них нет проблемы с распространением своей пропаганды. А нам надо постараться помочь независимым изданиям, настоящим СМИ, которым тяжело и опасно, усилить их голос, попробовать дотянуться до более широкой аудитории.
Сколько в нем изданий?
— Все живое, что найдем, постараемся взять. Сейчас у нас, честно скажу, не набирается сотня в России.
Когда можно будет увидеть первую версию агрегатора?
— Я хотел за полтора-два месяца сделать MVP (Minimal Viable Product, минимально жизнеспособный продукт. — Прим. «Холода»). Полтора месяца уже прошло, наверное, еще двух недель мне точно не хватит. Но хорошая новость в том, что продвижение очень неплохое, особенно если принимать в расчет то, что проект волонтерский, без выделенной команды. Это очень крутые люди, они заняты этим парт-тайм параллельно со своей основной деятельностью. Мы очень постараемся к началу июля выпустить первую версию, чтобы можно было начать ей пользоваться, ругаться, кидаться помидорами, предлагать улучшения и так далее.
Сколько людей сейчас работают над проектом?
— Сейчас в той или иной степени над новостным проектом работают около 20-25 человек. Это инженеры — примерно на две трети это люди, с которыми мы работали вместе в «Яндексе», у них есть опыт работы в модных стартапах и мировых компаниях вроде Facebook или Microsoft, — и редакторы, медиаменеджеры, все с опытом работы в крупных российских медиа в прошлом.
Все пока работают бесплатно, правильно?
— Да, в проекте сейчас нет денег. Думаю, мы в таком режиме дотянем до прототипа. Я уверен, что мне удастся найти финансирование. На одном энтузиазме это трудно делать. Стартап в Европе с компактной командой человек на 25-30 мог бы жить с бюджетом в районе 3-3,5 миллионов евро в год.
Сможет ли ваш сервис стать альтернативой «Яндекс.Новостям», которые скоро, видимо, перейдут в VK? Может ли он в перспективе сломать эту машину пропаганды в интернете?
— Слишком неравные условия и неравные силы, чтобы говорить про какую-то конкуренцию.
Но ведь считается, что государство не умеет заниматься креативными технологиями.
— Да, но оно умеет топором, рубильником, тюрьмой, ручным судом и прочими инструментами воздействовать. Давайте я так скажу. Я родился и пошел в школу в Советском Союзе. Я помню, что такое железный занавес. Даже сейчас в России нет железного занавеса. Я помню, как мои родители, дедушки, бабушки с транзисторами ловили заглушаемые вражеские голоса. Сейчас гораздо проще дотянуться до источника информации. Вопрос не в технических сложностях, а в том, чтобы у человека была в голове потребность в чем-то разобраться. И были какие-то вопросы, на которые он бы искал ответы.
В этом смысле, я думаю, что у нашего сервиса хорошие шансы в качестве альтернативы «Яндекс.Новостям», потому что с начала войны есть кратный рост трафика на все новостные ресурсы, включая заблокированные в России. Это значит, что огромное количество людей эти вопросы себе задают и что-то пытаются искать. Миллионы людей в России поставили себе VPN: пока не десятки миллионов, но и это уже немало. Поэтому за год дотянуться до 5-10 миллионов месячной российской аудитории, я думаю, вполне реально.
Как будет оформлено юридически то, что вы создаете?
— Пока делаем продукт, там будет видно. Есть разные варианты.
Но не в России же?
— Нет, это точно не в России. Дебильные репрессивные российские законы по отношению к СМИ я тоже не планирую никак учитывать.
Вы живете в Берлине, но раньше часто летали в Россию. Больше не будете?
— Я не знаю, но сейчас да, пока не езжу. У меня был билет на 15 марта, но и авиакомпания, которой я собирался летать, отменила рейс, ну и я пока тоже обойдусь без этого.
Как вы думаете, почему такой сервис никто не сделал раньше, хотя идея напрашивалась? Может, большие компании просто понимают, что новости — это всегда политический геморрой?
— Новости — это политика, политика — геморрой, новости — геморрой. Но от этого никто не отменяет политику. Кто-то ей занимается, люди ходят на выборы, голосуют, партии собирают деньги, другие люди жертвуют эти деньги и так далее. Воспитание детей — тоже геморрой, но этим приходится заниматься, и можно от этого получать удовольствие. Как и от политики, как и от занятий новостями. Вот вы главный редактор издания — это, наверное, тоже геморрой. Почему вы этим занимаетесь, Таисия?
«Холод» все-таки сложно назвать бизнесом, а вы задумываете сервис, который должен приносить прибыль.
— Тут сложная история. Я считаю, что социальная значимость этого проекта, если удастся сделать хотя бы часть из того, что мы планируем, станет видна гораздо раньше, чем бизнесовая. С другой стороны, мы планируем и надеемся из этого сделать и бизнес, по крайней мере, чтобы он мог сам себя кормить и развиваться. Если привести всякие нескромные сравнения, то вот, например, Википедия — это бизнес или не бизнес? Википедия — это не бизнес, но при этом очень важная и мощная история, которая собирает немаленькие деньги и живет много лет.
Как бы вы оценили реакцию на ваш пост о «Яндексе»?
— Конечно, никто из тех, к кому я обращался, мне лично не ответил. Ни Тигран, ни Лена Бунина, ни Андрей Стыскин, ни Рома Чернин (высокопоставленные сотрудники «Яндекса». — Прим. «Холода»). Я отметил людей, с которыми я работал, которых лично знал. Они не мои друзья, но я надеялся, что они могут что-то сделать. Или хотя бы ответить.
Какие-то люди мне сказали, что я предатель, доносчик, у меня белое пальто, но оно не белое, оно тоже все в дерьме. Наверное, я недооценил тот ущерб, который человеку наносит 10-летнее общение и постепенное сращивание с государством. Недооценил, что с человеком происходит, как люди там себя убеждают.
Они говорят: мы вас кормим, возим, а тут — ну так получилось, это не мы. Есть одна простая вещь — публичная компания не может позволить себе непубличных договоренностей, каких-то соглашений, о которых она не может говорить. Нельзя усидеть на двух стульях, нельзя жить в путинской России по путинским правилам и одновременно быть модной международной компанией.
Я не говорю, что там все белые и пушистые, но, если вы посмотрите, как Facebook Google, Amazon отвечают на вопросы и политиков, и журналистов, вы не увидите, как, не знаю, [генеральный директор Google Inc.] Сундар Пичаи говорит, что его заставляют «встать на броневик».
Я смотрел с интересом комментарии к этому посту, и многие люди там очень спокойно говорили: Тигран, а при чем тут такси? А при чем тут Маркет? Речь вообще-то про Новости, про Новости можешь сказать? И ответ на этот вопрос я не услышал, и, видимо, многие люди внутри «Яндекса» не услышали.
Почему «Яндекс.Новости» не решились закрыть?
— В администрации президента никто не был бы рад, если бы «Яндекс» закрыл Новости. Если из инструмента, который усиливал голоса СМИ, сервис трансформировался в инструмент, усиливающий пропаганду, кто же захочет от него отказываться. Сервис «Яндекс.Новости» всегда был политическим. Когда я им руководил, основные решения по нему всегда принимались узким составом топ-менеджеров: Аркадий Волож, Илья Сегалович, Елена Колмановская, Митя Иванов. В какой-то момент была встреча с [бывшим главой АП Александром] Волошиным, членом совета директоров, на которой он как бы дружески рассказывал о своих претензиях к сервису.
То есть при мне было неприятно, но мне до сих пор кажется, что нам удавалось держать ситуацию под контролем. Мы не вставали в позу, мы разговаривали с администрацией президента, мы слушали, объясняли, отвечали на вопросы. Но, может быть, наша ошибка была в том, что мы согласились ввести этот список из 50 источников для главной страницы (речь идет о том, что «Яндекс» ограничил список СМИ, новости которых могут попасть на главную страницу. — Прим. «Холода»). Но для меня принципиально важно, что это никогда не было секретной договоренностью, мы про нее рассказывали. Мы сказали: ок, это будет ТОП-50 по цитируемости изданий с регистрацией Минюста.
Есть принципиальная разница между этим и ситуацией, которая описана в статье Светы Рейтер, — там анонимные источники, но, на мой взгляд, это похоже на правду, — когда из этих 50 оставили 15, и это не ТОП-15, а «вот этих, пожалуйста, добавьте, мы с ними очень дружим, а этих уберите». И про эту договоренность до сих пор нет ни одного официального комментария от «Яндекса». Такого, на мой взгляд, в публичной компании не может быть — что есть сервис с десятками миллионов ежедневной аудитории с настолько непрозрачными правилами и вот с таким критически важным компонентом, про который никто не говорит.
Как «Яндекс» пришел к этому состоянию?
— Я могу сказать как сторонний наблюдатель, что «Яндекс», с одной стороны, решил, что он мощно пойдет в офлайновый бизнес. Когда я там работал, это все-таки была айтишная информационная компания. Сейчас у «Яндекса» больше половины оборота генерится десятками тысяч не особо квалифицированных, низкооплачиваемых людей. Это таксисты и курьеры.
Такой бизнес гораздо больше зависит от отношений с государством: мы вам даем режим максимального благоприятствования в России, помогаем, ну, или не мешаем, выигрывать антимонопольные процессы против Google, включаем вас во всякие списки системообразующих предприятий… Но вы взамен тоже что-то должны нам дать. И ребята даже не понимают — а что такого? Мы же вот так и живем. Это же часть сделки, что вы вдруг сейчас-то всполошились?
В 2014 году после аннексии Крыма, войны в Донбассе и усилившегося давления уже всем все было понятно. С точки зрения бизнеса, владельцы могли
принять разные решения. Они могли начать гораздо активнее инвестировать в технологии и выход на зарубежные рынки. А могли принять решение доить эту Россию дальше, укреплять связи с «Иннополисами», министерствами, издательством «Просвещение» под контролем Ротенбергов и так далее.
И в этом смысле я не могу разделить это «ой-ой-ой, мы совсем не знали, что это будет». Они к этому шли последние восемь лет уж точно. Когда ты здесь сотрудничаешь, здесь у тебя от 50 источников остается 15, тут ты про это не можешь сказать, про то не можешь сказать... Ну не знаю, кем надо быть, каким наивным глупым ребенком, чтобы сказать: ой, мы совсем не ожидали, к чему это придет.
Говорить, что у них не было другого выбора… Есть известные компании из постсоветского пространства — Jetbrains, EPAM. Можно посмотреть, как они поступили (объявили о прекращении работы в России — прим. «Холода»). И оценить их стратегическое видение, где они сейчас находятся, что у них с капитализацией и вообще с лицом. Я не покупаю эту историю про то, что «у нас не было выбора». Был, конечно же, выбор.
То есть фраза про заложников у вас сочувствия не вызывает?
— Смотрите, я лингвист и немножко филолог. Для меня слова имеют значение. Если действительно у кого-то держат родственников и говорят: если ты не сделаешь этого и этого, мы их посадим в тюрьму или убьем, — то это, конечно, называется заложником.
Но действительно ли это риски свободы, безопасности? Или это риски немножко недополучить опционов и денег? Могу только догадываться.
То, что я предлагал делать, — это были варианты, которые формально не нарушали никакой закон. Ну и потом, уж у топ-менеджеров было достаточно возможностей и средств эвакуироваться из России. Как мы теперь знаем, многие это сделали.
Опять же, у нас были разные примеры — типа Овсянниковой в телевизоре. Мне вообще не интересно, хороший она человек или плохой. Это действие имело значение и резонанс, круто, что это было. Или редакторы «Ленты.ру», которые саботировали работу, это свежая история.
Почему вы ушли из «Яндекса» в 2012 году?
— Было несколько причин. Поворотным моментом была Болотная площадь — я понял, что изменилась реакция властей. Суркова уволили, пришел Володин, совершенно поменялось взаимодействие АП со СМИ. Они просто не отвечали, не комментировали то, что им было неважно.
Было такое мероприятие — праздник «Яндекс.Новостей», мы звали туда наших ключевых партнеров — пару-тройку десятков СМИ. Это было время, когда еще Галина Тимченко была в «Ленте.ру», когда еще «Коммерсант» с «Ведомостями» могли позволить себе конкурировать и выяснять, кто из них более эксклюзивное деловое издание.
И я тогда им говорил: ребят, смотрите, сейчас самое важное — это Болотная. «Яндекс.Новости» сделали прозрачный усилитель вашей коллективной редакции, но, чтобы он нормально работал, вы должны не выяснять отношения, а смотреть на это все немного сверху — риски сейчас всей индустрии грозят. Но, мне кажется, тогда меня никто не услышал. Я говорил — ребят, смотрите, вот «Новая газета» опубликовала расследование про то, как уже после смерти Магнитского продолжает применяться схема, которую он раскрыл. И Лиза Осетинская мне говорит: да, супер история, я про нее написала. Я говорю, где? У себя в фейсбуке, говорит Лиза, которая тогда была шеф-редактором Forbes. Никакого виктимблейминга, я не говорю о том, какой я провидец, но я как бы немножко с ними разошелся. Я не мог это до них донести.
Была и моя личная история — я придумал новый поисковый продукт, активно его продвигал, и мы почти про это договорились, но руководству «Яндекса» нужно было сказать: да, ок, мы в эту рисковую историю идем. Но мне не удалось его убедить. У меня тогда была резкая реакция: мне это настолько важно, что, раз вы против, я ухожу. Вы сами меня так научили, я готов за это заплатить — оставить опционы на несколько сот тысяч долларов, выйти из этой зоны комфорта.
Еще момент — мне было 30 с небольшим, и я понял, что я могу превратиться в такого пенсионера: вообще ничего не делать, — и никто этого не заметит. Ну, не знаю, ходить на встречи. Сейчас некоторые яндексовские менеджеры почему-то не стесняются говорить о том, что это они формально еще сидят, а так-то они уже несколько месяцев ничего не делают. Для меня, конечно, это дикая история. Come on, ребята. Как их коллеги это воспринимают, не знаю. А, чуваки высиживают опционы, просто получают свою небольшую зарплату, пока мы тут пашем.
Так что это была комплексная история, я не буду целиком это вешать на кровавую гэбню и звенья гребаной цепи. Но, поскольку Новости были важной частью моей рабочей жизни, изменение ландшафта тоже свою роль сыграло.
С другой стороны, не страшно биться с внешними силами, если ты внутри компании чувствуешь тыл. А я его перестал чувствовать. Я чувствовал раздражение — всякие слова о том, что я негибкий, недоговороспособный. Я понял, что сначала они немножко держались за меня, а потом и рады были бы, чтобы я свалил и не мешал им договариваться дальше.
То есть одна из главных сложностей развития «Яндекс.Новостей», когда я еще там работал, была в том, что никто от них ничего не ждал хорошего, они даже в те времена были головной болью. Все время были претензии, и чем громче или влиятельнее человек или организация, тем больше головной боли.
То, что вы придумали, в итоге превратилось в «Детектум»?
— Да, я горжусь этим проектом. Это не суперуспешный бизнес, но он до сих пор жив. Нам удалось сделать продукт, которого не было, мы помогли сформировать рынок. Когда мы начинали, никто не платил за поисковые системы — в России, по крайней мере.
Вы продолжаете работать с российскими клиентами?
— У нас есть клиенты российские, есть клиенты европейские, были и есть клиенты украинские. В первый день войны мы написали в украинские магазины со словами поддержки. Я написал от своего имени, что мне как российскому гражданину очень стыдно и больно, а как компания мы продолжим оказывать им услуги, сколько сможем, просто перестали выставлять им счета.
Ответственны ли компании вроде «Яндекса» за ситуацию в стране?
— Конечно, в этом есть их ответственность. Вот эти слова, что мы просто должны были договариваться, а иначе мы не могли бы запускать такси и делать доставку, — оно к такому и приводит. Почему эти люди говорят: мы отвечаем за то, чтобы людей безопасно довозить из точки А в точку Б, — но это не распространяется на то, что они должны им говорить правду о том, что происходит вокруг? В чем отличие?
Вообще-то, если называть вещи своими именами, есть закон о цензуре, и, если ты препятствуешь «Новой газете» и «Эху Москвы» в распространении информации и предпочитаешь другие источники, на которые тебе показали пальцем люди из АП, то, подозреваю, в этом есть состав уголовного преступления. Или ты не знал, что есть закон о цензуре?
Конечно, я считаю, что взрослый человек отвечает за свои поступки. А чем больше твоя аудитория, чем больше эффект, чем больше людей подпадает под действие твоих сервисов, тем больше на тебе ответственности.
Мне смешно слышать, когда люди оттуда повторяют как мантру, что, если бы они что-то сделали, то «Яндекс» бы национализировали. А он не национализирован, если вы в своем сервисе не властны на главной странице — не то что поставить, убрать ничего не можете без разрешения? Это значит, он ваш или не ваш? На самом деле это значит, что вам разрешают зарабатывать на населении, возить его на такси, продавать ему товары и доставлять их. Когда вы говорите, что иначе его национализируют, вы имеете в виду, что у вас эти потоки отнимут, а не что вы лишитесь самостоятельности. У вас ее давно нет.
Как вы думаете, что будет с «Яндексом» дальше?
— Я думаю, «Яндексу», конечно, ужасно жалко все заграничные технологичные пилоты, и они попытаются каким-то образом разделить эти два бизнеса. Чем больше они говорят, что не делают этого, тем больше это свидетельствует об обратном. Ну, это разумная история. Я бы сказал, что у них были бы хорошие шансы, если бы они начали это делать хотя бы после 2014 года. Сейчас — я не знаю. Зависит от их будущих партнеров и коллег, насколько они будут щепетильны.
Понимаете, это не вопрос белого пальто. Это по бизнесу тоже история. Если ты с такими людьми имеешь дело, ты должен быть готов к тому, что у них будут какие-то непубличные договоренности и они тебя в угоду этим интересам кинут. Как, на мой взгляд, они кинули десятки миллионов своих пользователей.
Если б они сказали, что на главной странице «Яндекса» могут быть новости только от 15 источников, это была бы гораздо более честная история. Но никто не предупредил.
Когда Мишустин стал главой ФНС, от него к нам приходили пиарщики и требовали, чтобы мы вычищали подсказки в поиске, где было написано даже не помню что — «Мишустин вор» или «Мишустин дурак». Мы бились, бились, потом плюнули и что-то чистили там. Я говорю — ну хорошо, давайте скажем [об этом публично]. Не-ет, мы как бы не чистим, не цензурируем, а мы добавим слово «вор» в список обсценной лексики и вообще не будем его показывать в подсказках.
Когда ты говоришь «да, меня нагнули», это лучше, чем если ты говоришь «нет, не меня нагнули, а я так нагнулся, потому что как раз давно думал, не нагнуться ли мне, и, в общем, не больно совсем и даже приятно».
