8 апреля рэпер Оксимирон заявил, что результатам соцопросов о поддержке войны с Украиной нельзя верить, и на самом деле «десятки миллионов россиян» выступают против войны. За несколько дней до этого социологи Филипп Чапковский и Макс Шауб провели научный эксперимент, который показал, что реальные цифры поддержки войны в России могут быть в полтора раза меньше тех, которые озвучивают социологические службы. По просьбе «Холода» Чапковский рассказывает о том, как был устроен этот эксперимент и что могут значить его результаты.
В конце марта «Левада-центр» — единственная в России независимая социологическая служба, которой принято доверять, — обнародовала данные опроса, который показал, что 81% россиян в той или иной мере поддерживают войну с Украиной. Если эти данные верны, сторонники позиции о том, что в военных преступлениях виноваты все россияне, получают мощный аргумент в свою пользу. Тем же, кто не поддерживает концепцию коллективной вины, проще всего для начала подвергнуть сомнению сам заявленный социологический факт.
О том, что результатам опроса «Левада-центра» не стоит доверять, заявили самые разные люди — от рэпера Оксимирона до социолога Алексея Титкова и экономиста Константина Сонина. Это очень разные люди, но аргументы у них одинаковые: принимать за чистую монету результаты такого опроса в стране, где за само слово «война» можно получить 15 лет тюрьмы, несколько наивно.
Эффект наблюдателя
Как и любую другую информацию, бездумно принимать результаты любых социологических исследований не стоит — о том, почему в случае опросов это особенно верно, много писал социолог Григорий Юдин. Одна из проблем с интерпретацией результатов любого опроса состоит в так называемом эффекте наблюдателя.
В конце 1920-х годов на электрозаводе Хоторн в американском штате Иллинойс проводили эксперимент по изучению того, как различные уровни электрического освещения влияют на производительность труда. К изумлению исследователя Элтона Мейо, яркость света на производительность труда влияла куда меньше, чем сам факт проведения эксперимента: в этот период сотрудники завода начинали работать лучше. Мейо объяснял это тем, что повышенное внимание мотивировало более интенсивную деятельность. История эта, во многом мифологическая и не очень подтверждаемая реальными данными, пошла на пользу науке, заставив задуматься о том, что само присутствие исследователей может иметь влияние на исследуемых.
В фильме братьев Коэнов «Человек, которого не было» адвокат главного героя емко описывает этот эффект так: «Ты смотришь на вещи, и твой взгляд меняет их. И ты не знаешь, что случилось на самом деле или что случилось бы, если бы ты не сунул туда свой нос».
Со временем исследователи решили поставить сам эффект наблюдателя на службу науке. Они стали манипулировать испытуемыми и замерять, как именно это повлияет на результат. Например, в 1990 году перед президентскими выборами в Никарагуа социологи провели два идентичных опроса о степени поддержки правящего кандидата Даниэля Ортеги. Единственная разница была в том, что в одном случае проводившие опрос интервьюеры записывали ответы респондентов шариковой ручкой в цветах партии Ортеги, а во втором — в цветах оппозиционной партии. Во втором опросе поддержка Ортеги оказалась почти на 15% ниже. Так же во время проведения опроса о степени религиозности в Египте интервьюерки в парандже получали более высокие данные о доле верующих мусульман, чем исследователи, одетые менее традиционно.
В современной России в условиях военного времени есть некоторое искушение заявить, что все дело в страхе, и именно из-за него ответы, которые человек дает социологу, будут отличаться от того, что он думает на самом деле. Действительность, как кажется, сложнее. Помимо социологических манипуляций на человека влияет еще и мнение большинства. Или точнее — наше представление о том, каково мнение большинства. В важнейшей и, к сожалению, так и не переведенной на русский язык, книге экономиста и политолога Тимура Курана «Частная правда, публичная ложь» (Private Truths, Public Lies) он описывает модель фальсификации предпочтений: согласно ей, люди тем сильнее предпочитают выбирать мнение большинства, чем большего размера по их мнению это большинство.
Давая тем, кто надеется на смену режима в России, некоторую надежду, Куран пишет, что часто это большинство бывает воображаемым. Нередко достаточно небольшого внешнего шока, чтобы вера в то, что ты со своими частными предпочтениями находишься в меньшинстве, испарилась. Как заключает Куран, именно поэтому революции зачастую застают нас врасплох.
Скорректировать конформность и другие внешние влияния, до определенной степени вшитые в наше сознание, сложно. Как ни странно, попытаться установить «истинные» предпочтения, очищенные от банального страха последствий за честный ответ, чуть легче. Таких методов довольно много, но самый популярный из них — так называемый «списочный эксперимент». С помощью него изучали гомофобные и расистские настроения в Америке, потребление марихуаны среди студентов, распространенность взяток в Коста-Рике. Цель во всех этих случаях была в том, чтобы узнать истинное мнение по чувствительному вопросу, слегка снизив ощущение дискомфорта для респондента.
Наш эксперимент
Поэтому, когда все начали спорить по поводу результатов опроса «Левада-Центра», я предложил Максу Шаубу, своему коллеге из университета Гамбурга, провести «списочный эксперимент» по поводу поддержки россиянами войны в Украине. Слишком велико было искушение попробовать эту довольно стандартную процедуру на таком животрепещущем вопросе.
Вот что мы сделали. Используя краудсорсинговую платформу «Толока», на которой зарегистрированы десятки тысяч пользователей всех возрастов по всей России, мы попросили 3000 россиян заполнить короткий опросник (в опросе «Левады-Центра» приняли участие 1632 человека; это обычный порядок цифр для социологии, позволяющий составить репрезентативную выборку). Помимо стандартных вопросов о возрасте, поле и образовании всем участникам предлагалось поддержать или не поддержать несколько утверждений.
Суть эксперимента состояла в том, что для двух произвольно выбранных половин участников опроса утверждения отличались. Первая часть видела список из трех пунктов:
- Увеличение ежемесячных пособий для малоимущих российских семей
- Легализация однополых браков в России
- Государственные меры по предотвращению абортов
Эти участники должны были ответить, с каким количеством из этих пунктов они согласны (от 0 до 3), не называя конкретные утверждения — в этом и принцип списочного эксперимента. После этого их спрашивали, поддерживают ли они «действия российских вооруженных сил в Украине» (мы выбрали ту же формулировку, которую использовал в своем опросе «Левада-центр»).
Другая половина опрашиваемых видела тот же список утверждений, но к ним добавлялся четвертый пункт: «Действия российских вооруженных сил в Украине». Этим участникам тоже предлагалось указать, с каким количеством из этих пунктов они согласны (в этот раз от 0 до 4). Отдельного вопроса про войну им не задавали.
Почему мы выбрали именно эти три пункта вдобавок к единственно интересующему нас вопросу про войну? Секрет в том, чтобы человек чувствовал себя достаточно защищенно, выбирая любое число.
Представьте себе список, в котором, как полагает отвечающий, все согласны со всеми пунктами, кроме поддержки войны. В этом случае, выбирая в ответе 3 из 4, респондент публично раскрывает свои истинные предпочтения о войне. Примерно то же самое происходит, если, по мнению участника, все или почти все не согласны ни с одним из трех пунктов. Поэтому самый простой способ избежать этих ситуаций — включить один пункт, с которым предположительно согласно большинство (увеличение пособий), пункт, с которым согласно абсолютное меньшинство (легализация однополых браков), и еще один, где мнение разделялось бы примерно пополам (предотвращение абортов). О том, что дело обстоит именно так, мы знали из предыдущих исследований.
Таким образом, единственная разница между двумя группами опрошенных заключалась в том, что одна из них должна была мысленно согласиться или не согласиться с высказыванием о поддержке войны, Следовательно, разница между числом ответов, с которыми опрошенные соглашались в первой и второй группе, дает нам приблизительную оценку поддерживающих войну. Иными словами, если в первой группе люди в среднем указывали 2.2 пункта из трех, а во второй — 2.7 пункта из четырех, то уровень поддержки войны составляет 0.5 пункта, или 50% участников.
При этом половине участников мы задавали вопрос о поддержке войны еще и напрямую — и, соответственно, могли сравнить «прямой» и «списочный» уровень поддержки.
Результаты эксперимента таковы. Напрямую в поддержку войны высказались 68% опрошенных. Однако через списочный эксперимент реконструируется совсем другая оценка поддержки — 53%. И это очень существенная разница.
Конечно, тезис о том, что списочный эксперимент снижает фактор страха, легко подвергнуть критике: если человек по-настоящему боится быть разоблаченным, то он даже в таком «завуалированном» опросе будет осторожничать. Или предпочтет ответить, что он согласен со всеми пунктами, или просто закроет страницу от греха подальше. Однако, как показывают наши цифры, таких людей было немного: чуть меньше 100 человек покинули опрос, не завершив его, и лишь 50 человек из 1500 решили согласиться со всеми четырьмя пунктами.
Значит ли это, что в реальности войну поддерживает не подавляющее большинство граждан России, а лишь немногим больше половины? Как я уже говорил, всегда опасно чистосердечно верить цифрам — в том числе и нашим. Например, аудитория «Толоки» сильно отличается от населения России в целом: например, в том время как четверть населения страны составляют женщины старше 40 лет без высшего образования, в нашей выборке таких лишь 7%. Но даже на нашей выборке видно следующее:
— Существенная (точно больше 10%) часть боится говорить, что думает о войне.
— Среди молодых женщин эта доля заметно выше.
— Еще выше число тех, кто скрывает свои предпочтения, среди жителей небольших городов (населением меньше полумиллиона человек) — там она больше 20%.
Что будет происходить с этой группой дальше, зависит от развития событий: от того, насколько будут нарастать репрессии по отношению к инакомыслящим, от того насколько группа поддерживающих войну будет консолидироваться и транслировать пацифистскому меньшинству свои идеалы. Через месяц мы планируем повторить эксперимент с теми же участниками и посмотреть, куда их взгляды сдвинулись за это время.
Если возвращаться от строгой науки к спекуляциям, я бы сказал, что это описание — молодые женщины из небольших городов — очень похоже на описание жен тех людей, которых российское государство послало убивать и умирать в Украину. Пока им страшно говорить о войне. Но это совсем не значит, что они ее одобряют.
Филипп Чапковский — PhD, автор диссертации по социологии в Европейском университете во Флоренции, до апреля 2022 года научный сотрудник Международной лаборатории экспериментальной и поведенческой экономики Высшей школы экономики.
Фото на обложке: Сергей Савостьянов, ТАСС/Scanpix
