В январе 2018 года 29-летняя жительница карельского города Сегежа Ольга Николаева (имя изменено по ее просьбе) узнала, что ее близкую подругу Сашу убил гражданский муж — зарезал прямо во дворе дома, когда у девушки на руках была годовалая дочь. После этого мужчина поднялся в квартиру, немного посидел во «ВКонтакте» и пошел сдаваться в полицию.
Подобные случаи в Сегеже не редкость. Расчлененное тело матери Саши нашли в лесополосе — виноват тоже был сожитель. Через год после смерти Саши, 8 марта 2019 года, еще на одну девушку напал с ножом гражданский муж — она тоже не выжила.
В конце июня 2021 года Николаева пролистывала свою ленту «ВКонтакте» и увидела в одном из местных пабликов объявление о поисках молодой женщины, жившей в Сегеже. 30-летняя Евгения Колмыкова работала кассиром в районном «Магните», и Ольга нередко болтала с ней, пока пробивала покупки.
Колмыкова перестала выходить на связь 28 июня. Посты о ее пропаже, которые размещали мать и школьная подруга девушки Ангелина Голованова, появлялись в разных сегежских группах — и неизменно собирали много комментариев.
Николаева читала эти комментарии четыре дня, а потом решилась и написала анонимный пост в паблике «Сегежа слушает»: «Хватит бездействовать! Многие знают, что в нашем городе пропала молодая девушка Колмыкова (Пашкова) Евгения. У Евгении двое детей, и им нужна мама. Возможно, Женя попала в беду, и ей нужно помочь. Нужно организовать поиски и обойти ближайшую лесополосу и береговую территорию! Может, у кого есть опыт в поисках, подскажите, с чего начать нужно. Отзовитесь, все неравнодушные люди, давайте вернем детям маму».
В комментариях стали собираться жители Сегежи, которые были готовы помочь. Все они были женщинами. Вскоре появился чат в «ВК»: школьные подруги пропавшей, дальние родственницы, знакомые и просто женщины, желавшие помочь, днем и ночью обсуждали, что делать. Они искали Евгению Колмыкову почти три недели.
Поисковый отряд
Сегежа — двадцатипятитысячный карельский моногород в трех часах езды от Петрозаводска. Вокруг — болота, Выгозеро и впадающая в него река, а также заброшенная деревня, где триста лет назад останавливался с отрядом Петр I, а в 1942 году финны сожгли советский полевой госпиталь с 85 людьми внутри. Всюду растет иван-чай — вдоль дорог, за гаражами. Когда летом он цветет, некоторые пустыри издалека кажутся ярко-фиолетовыми — и на их фоне особенно выделяются ряды серых панелек.
Большинство жителей Сегежи работают на целлюлозно-бумажном комбинате, расположенном на берегу Выгозера. Комбинат портит атмосферу — пару лет назад жители Сегежи жаловались на смог, желтый снег и массовый мор птиц, — но без него в городе было бы еще хуже. Другие популярные варианты трудоустройства — железная дорога или исправительная колония №7, где отбывал срок Ильдар Дадин: именно о ней шла речь в его письме о систематических пытках. Еще можно устроиться продавцом — как пропавшая Евгения Колмыкова. Правда, к моменту своего исчезновения она уже год как ушла с работы — и жила на алименты от бывшего мужа, время от времени занимая у родителей.
В последний раз Колмыкову видела 27 июня давняя подруга и соседка по даче Мария Слесарь — Евгения приехала к ней в гости и осталась на ночь. Утром Колмыкову забрал гражданский муж Владимир Лындов — вместе они были уже четыре года. Днем с Евгенией созванивалась ее мать, Лидия Пашкова. Разговор был обычный — Колмыкова в основном расспрашивала про двух своих дочек-школьниц, которые постоянно жили у бабушки с дедушкой.
Сперва Пашкова не воспринимала ситуацию как экстренную и подозревала, что дочь могла «загулять». Однако когда прошло пять дней, а Евгения так и не появилась, мать забеспокоилась всерьез. В квартире дочери никто не открывал; она оставила под дверью записку: «Если не объявитесь, я буду подавать в розыск, в полицию». Когда Пашкова дозвонилась до Лындова, тот сказал, что не знает, где жена, и думал, что Евгения ушла к родителям.
13 июля Лидия Пашкова подала заявление о пропаже дочери в полицию и написала объявление в соцсетях. Комментарии в сегежских городских сообществах были разными — например, один мужчина требовал убрать пост, поскольку Евгения, по его мнению, сбежала с кем-то в Турцию отдохнуть. Однако сочувствия было больше — и в конце концов обсуждения в комментариях вылились в создание поисковой группы.
Не понимая, в каком направлении копать, участницы группы стали собирать зацепки в социальных сетях: например, проверять сообщения о том, где видели похожих женщин. Всем было понятно, что нужно обыскать болота и берег Выгозера (оттуда только 13 июля 2021 года выловили два трупа утонувших), но никто не знал, как это делается и с чего начинать.
Первой наводкой стали ключи Колмыковой, всплывшие в объявлении в одном из городских пабликов. В маленькой Сегеже, где многие друг друга знают, это обычная ситуация: если теряется вещь, то с большой долей вероятности кто-то ее найдет, сфотографирует и выложит в сообщество для местных. Написавшая пост Марина Гордиенко утверждала, что нашла связку на пустыре недалеко от железнодорожного вокзала. Когда выяснилось, что ключи принадлежат Колмыковой, Гордиенко сразу вернула их Лындову, которого знала лично.
Поиск на пустырях у вокзала ничего не дал. Тогда волонтерки поделили окрестности Сегежи на «квадраты», чтобы в один выезд тщательно обыскивать каждый. «Ходили вдоль трассы, на старую Сегежу, в лес, по железной дороге, Лесокультурку (так называют местную Лесокультурную улицу. — Прим. “Холода”) не один день исследовали, высматривали болота, — вспоминает Елена Приймак, двоюродная сестра первого мужа Колмыковой, которая участвовала в поисках. — Морально очень тяжело искать человека. Было страшно — вдруг найдешь труп».
Участвовавшие в поисках женщины боялись худшего, но надеялись, что Колмыкова жива. Как вспоминает Николаева, однажды одна из участниц поисков даже сказала: «Если Женя живая найдется, я ей сама голову оторву. Я чуть ногу не сломала, пока по лесополосе ходила».
Поиски шли трудно. Сообщения о том, где видели женщин, похожих на Колмыкову, на поверку оказывались бесполезными. Однажды в сегежскую группу поиска зашла женщина и заявила, что Колмыкову не надо искать: она «на Север уезжала с мужчиной и уже вернулась». Это оказалось неправдой — как и сообщение о том, что пропавшую видели на пеньке в районе лесополосы с бутылкой алкоголя. К тому же волонтеркам мешали: листовки с объявлениями о поисках Колмыковой, которые они расклеивали по городу, начал срывать мужчина, живший по соседству с пропавшей. Никто не понял зачем; активистки написали на него заявление в полицию, но хода ему не дали.
«Подозревали мы чуть ли не каждого, кто появлялся в этой истории», — говорит Николаева. Среди прочего, волонтерки ездили к гаражу Владимира Лындова. «Стучали по дверям — мало ли, она там, избитая, закрытая. Проверяли, не примята ли рядом трава. Просили полицию проверить», — вспоминает Приймак. На какое-то время розысками Колмыковой увлекся почти весь город — Мария Слесарь вспоминает, что собирала информацию даже ее дочь-школьница.
«Русалкой стала»
Все это время мать Евгении, Лидия Пашкова, была на связи со следователем. Тот говорил: дело запутанное, слишком много сообщений о том, где могла быть Колмыкова.
Когда пропадает человек, сотрудники полиции обычно проверяют доступные камеры видеонаблюдения, обыскивают квартиру, допрашивают близких, проверяют телефонные биллинги. Пашковой при этом оперативники говорили, что возможностей для работы у них мало. «Полиция сперва пробивала Женю по базам, – рассказывает мать Колмыковой. — Назначили [Владимиру] полиграф, но его почему-то нельзя было провести сразу. Провели ли, не знаю. Потом приехали следователи из Петрозаводска, пробили банковские карты, звонки смотрели». Как говорит Ольга Николаева, телефон Колмыковой в итоге изъяли у местных подростков — те нашли его рядом с Выгозером.
Полицейские не слишком подробно информировали о ходе дела даже близких родственников и уж тем более не общались с волонтерками. Чтобы привлечь дополнительное внимание к исчезновению девушки, Николаева обратилась в местную газету «Губерния Daily». В заметке о пропаже Колмыковой волонтерки просили полицию помочь с поисками: «Например, прислать сотрудника с собакой-ищейкой». Николаева утверждает, что именно после этого в город приехали сотрудники Следственного комитета.
Одна из волонтерок предложила обратиться к ясновидящим. Николаева хоть и отнеслась к идее скептически, все-таки связалась с администраторами группы, посвященной эзотерике, и прислала им фотографию пропавшей. Пост с просьбой о помощи собрал десятки комментариев — одни утверждали, что Колмыкова жива, другие говорили, что нет, женщина закопана глубоко в земле или утоплена. Одна из участниц группы написала: «Русалкой стала». К местным, сегежским ясновидящим активистки тоже ходили — те сообщили, что Колмыкова умерла. «Возле воды, где шумит ветер», — так одна из них описала место, где находится Евгения. Верить в это волонтеркам не хотелось.
В поисковом чате на 80 человек каждый день шли споры — где еще стоит проверить, кого еще спросить, кто старается и ищет, а кто ничего не делает. В какой-то момент Николаева поняла, что уже не может это читать — а когда одни женщины начали обвинять других в бездействии, она решила просто удалить беседу. Поиски, впрочем, продолжались.
Среди тех, кто пытался найти все новые способы разыскать Колмыкову, были ее подруги, родственницы, совсем малознакомые женщины. Не было среди них только гражданского мужа пропавшей Владимира Лындова. Мать Колмыковой и других близких Евгении это удивляло с самого начала. «Раньше, если Женя не с ним, он хоть куда прибегал, — говорит Пашкова. — В двери ломился. Даже ночью, бывало. Все телефоны обрывал, звонил и мне, и Жениной дочке, приходилось отключать».
18 июля, через три недели после пропажи дочери, Пашкова пришла в квартиру, где Евгения с гражданским мужем жили в последнее время. Квартира принадлежала девушке — они с Лындовым переехали туда после ремонта и с тех пор жили вместе. Когда Пашкова открыла дверь квартиры, ей под ноги бросилась голодная и перепуганная Дашка — одна из двух кошек дочери. Другую, Фросю, Пашкова обнаружила на кухне — закрытой в стоявшем под столом шкафчике. В раковине и на столе высились горы грязной посуды с остатками еды. Все двери были разбиты; по балконному стеклу шли трещины. Пашкова решила, что Лындова из квартиры нужно выселить.
Через несколько дней Владимир зашел за своими вещами. Свекровь спросила:
— Ты чем занимаешься? Ищешь?
— Да, ищу.
— Заметно, что ищешь, — не удержалась мать Колмыковой. — Говорят, ты каждый день ходишь пьяный.
— Мне, чтобы ее найти, надо в круги определенные войти, — ответил Лындов. — Поэтому приходится выпивать, чтобы узнать о ней.
О том, что после пропажи Колмыковой ее гражданского мужа часто видели в подпитии, вспоминают сразу несколько собеседников «Холода». Поиски в его исполнении выглядели, например, так: в середине июля пьяный Лындов постучался к Марии Слесарь, спросил, не у нее ли жена, и услышав отрицательный ответ, ретировался.
21 июля волонтерки собрались недалеко от дома, где жила Евгения. «Постояли, поговорили, — вспоминает Елена Приймак. — Возникла мысль позвонить Вове. Он сразу взял трубку. Спросили, когда может с нами встретиться. [Ответил:] “Могу сейчас”».
Владимир казался спокойным, но отвечал немногословно. Он сказал, что Колмыковой уже не было дома, когда он в день ее исчезновения вернулся с работы, и что он не знает, во что была одета Евгения (Приймак этот ответ удивил: «По вещам всегда видно»). Разговаривая с женщинами, которые хотели помочь найти его жену, он постоянно повторял: «У вас все? Мне надо в больницу к другу».
Через несколько дней после этой встречи Елене Приймак позвонила знакомая и рассказала, что видела на улице Марину Гордиенко — ту самую женщину, которая нашла ключи Колмыковой. Гордиенко окружали полицейские; она «плакала и материла Вову». В этот же день стало известно, что Евгению Колмыкову нашли мертвой — а в ее убийстве признался Владимир Лындов.
Тумба в воде
Тело Евгении обнаружили на берегу Выгозера, возле станции Майгуба. Недалеко оттуда — старое кладбище с могилами времен Второй мировой и «остров любви», куда ездят новобрачные: клянутся друг другу в верности у разломанной гранитной доски с выгравированным сердцем и вешают на цепь замок, символ прочного союза.
Само место, где нашли труп девушки, — это берег озера, куда приезжают рыбачить и купаться местные. За несколько недель никто из отдыхающих не обратил внимание на болтающийся в воде за кустарниками и деревьями ящик — мебельную тумбу, двери которой были завинчены большими 20-сантиметровыми шурупами. Именно в этой тумбе нашли тело Евгении Колмыковой спустя месяц после ее пропажи.
Труп Колмыковой был завернут в коричневый плед. Ангелина Голованова, одна из подруг пропавшей, которая оказалась на месте вместе с мужем, сотрудником похоронной компании, сразу узнала рисунок этого пледа — ровно такой же был у Евгении дома. Доставать труп из ящика было сложно. «Кожа могла сползти, как чулок», — объясняет Голованова. Окоченевшее тело так и положили на носилки скрюченным. После увиденного Голованова позвонила Лидии Пашковой — и попросила ее не ехать на опознание: «Не надо на это смотреть». Но мать убитой все равно поехала и опознала дочь.
В убийстве Владимир Лындов сам сознался на допросе: рассказал, что избил Колмыкову до смерти, а потом испугался, уложил тело в тумбочку и отвез ее сначала в гараж, а потом на берег озера. Лындов рассчитывал, что ящик утонет, — но вскоре его верхушка показалась из-под воды.
Источник «Холода», знакомый с ходом следствия, рассказал, что в конце июля полиция получила информацию о том, что вскоре после пропажи жены Лындов брал у знакомого моторную лодку, чтобы ехать «на рыбалку» на Выгозеро. Следователи вызвали мужчину на очередной допрос — и на нем, как говорят близкие Колмыковой, ее гражданский муж и дал признательные показания.
Обвинение Лындову предъявили не в убийстве, а в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, повлекшем по неосторожности смерть потерпевшей. Максимальное наказание по этой статье — до 15 лет заключения. О сообщниках Лындова ничего не известно, но участницы поисковой группы считают, что что-то тут нечисто: гражданский муж Колмыковой не водит машину и не так уж силен; как он доставил тяжелое тело в тумбочке к берегу озера, неясно.
«Если я уйду, он меня убьет»
В конце 2019 года Анна Харламова пригласила Колмыкову и ее мужа в гости. Сперва приехала Евгения с дочерьми, потом — Владимир с бутылкой водки.
В разгар застолья Лындов начал оскорблять Колмыкову и называть ее «гулящей» — а когда Харламова попросила его успокоиться, еще больше вышел из себя. В какой-то момент Евгения расплакалась, вышла из-за стола и попросила подругу вызвать такси. На улице скандал продолжился — Владимир кричал на жену на весь двор и пытался отнять у нее телефон.
Харламова попросила Евгению сообщить ей, когда они доберутся до дома, но та так и не позвонила – а когда Харламова набрала ей сама, абонент оказался вне зоны действия сети. Отзвонилась Колмыкова только на следующий день — рассказала, что муж разбил ей телефон, и попросила приехать. «Когда я Женю увидела, то, честно говоря, была в шоке — на ней живого места не было, — вспоминает Харламова. — Вся синяя. Оказалось, успела полицию вызвать — но пока полицию ждала, он ее успел избить прямо при детях».
После этого случая отец Колмыковой выгнал Лындова из дома, а сама девушка написала на гражданского мужа заявление в полицию – но вскоре помирилась с ним и решила не давать ему хода. «Он, как обычно, пришел — "люблю не могу, прости меня, все хорошо будет", — вспоминает Харламова. — Она его простила и ушла с ним жить».
Похожий случай описывает Мария Слесарь: однажды, когда Колмыкова была у нее в гостях, Владимир приехал и попытался избить жену. Подруга заступилась за Евгению, но, когда та с мужем вернулась домой, Лындов избил ее до синяков по всему телу. После этого Колмыкова неделю жила у подруги.
По словам близких, Евгения Колмыкова была человеком мягким, люди любили ее за легкий характер и доброту. Ангелина Голованова описывает подругу так: «Человек-солнышко». «Я тут всю жизнь живу — и столько людей не знаю, сколько она знала, — рассказывает Лидия Пашкова. — Идем по городу — с ней все здороваются».
С Лындовым Евгения была знакома еще с подросткового возраста, но встречаться они начали четыре года назад, когда Колмыкова уже давно была в разводе после первого брака. Матери новый жених Евгении не нравился и казался слишком угрюмым, Харламова тоже отговаривала подругу от этих отношений, но Колмыкова их не слушала: она ласково называла Лындова Вовочкой и влюбилась в него так, что иногда дочери даже обижались на нее из-за того, что она уделяет новому мужчине столько внимания. Лындов перебивался случайными заработками — например, ремонтными работами. Харламова характеризует его как «обычного пацана», но вспоминает, что Лындов сразу предупредил Колмыкову, что ей с ним «будет очень тяжело», потому что он «однолюб».
Первый год пара не жила вместе, и насилия в отношениях подруги Евгении не замечали. Однако чем серьезнее становились отношения, тем больше у Владимира появлялось навязчивых мыслей о том, что девушка ему изменяет. Он пользовался любой ситуацией, чтобы уличить Евгению в неверности. Иногда Лындов искал ее воображаемых любовников прямо в их квартире, при ее родителях и дочерях. Он приходил к ней на работу в «Магнит» и устраивал скандалы — в конце концов девушка уволилась. Подруги начали регулярно замечать у Колмыковой синяки и следы от побоев, но та на все вопросы всегда отвечала, что ударилась сама — например, передвигая мебель.
После истории с заявлением в полицию Евгения перестала рассказывать родителям о том, как складываются ее отношения. «Я сейчас так все обдумываю… — говорит ее мать. — Сколько раз было: “Я, мама, болею, у меня температура, не приду к вам”. Она, скорее всего, была избитая, но, лишь бы нам не показать это, говорила, что болеет, отсиживалась». Впрочем, иногда дочь все же проговаривалась. Как вспоминает Пашкова, однажды Евгения сказала: «Если я уйду, он меня убьет».
Соседка Колмыковой (она отказалась называть свое имя) рассказала «Холоду», что не раз слышала из квартиры, где жили Евгения и Владимир, звуки драки и даже несколько раз вызывала полицию — приехавшие сотрудники регистрировали вызов, но никаких мер не принимали (МВД выпустило официальный комментарий, что конкретно от Евгении Колмыковой заявлений не поступало). Однажды, выйдя на лестничную клетку на крик, соседка увидела, как Лындов избивает девушку вдвоем с другим мужчиной.
Мария Слесарь вспоминает, что, когда Колмыкова в последний раз пришла к ней в гости, она убеждала подругу не возвращаться домой: «Ты же понимаешь, что, если ты опять с ним пойдешь, он тебе что-нибудь сделает». Но убедить Евгению ей не удалось.
Владимир постоянно пил, и в последний год у Евгении тоже начались проблемы с алкоголем. Именно поэтому первые несколько дней ее близкие не слишком беспокоились — думали, что Колмыкова загуляла или что Лындов в очередной раз разбил ее телефон, и поэтому она не выходит на связь. Когда Пашкова в середине июля пришла в квартиру дочери, она обнаружила там ящик, доверху заполненный разбитыми трубками.
Узнав о том, что случилось с Колмыковой, участница поисковой группы Елена Приймак сразу вспомнила, как сама год терпела издевательства первого мужа. «Однажды он сломал дверь и избил меня, — рассказывает она. — Я вызвала полицию, он отделался пятью тысячами штрафа. Я села и задумалась: все-таки хочу жить, я еще молодая. И развелась моментально».
Могила на холме
Евгению положили в гроб в закрытом пакете — тело слишком сильно разложилось в воде.
Прощание с ней проходило в небольшой церкви на сегежском Бульваре советов. За полчаса до начала похорон у храма начали собираться женщины с букетами цветов — те, что провели несколько недель в поисках Евгении, надеясь, что она жива. Их последней акцией солидарности стал сбор денег на похороны для родителей убитой. Из церкви гроб отвезли на старое сегежское кладбище и закопали на пригорке в окружении сосен и рябин.
Поминки проходили в местной гостинице. Женщины, участвовавшие в поисках, долго вполголоса обсуждали, кто из них выступит, но никто так и не решился — вместо них короткую речь сказала одна из одноклассниц Евгении. Чуть полегче стало, когда женщины вышли на крыльцо покурить. Еще раз обсудив случившееся, они начали говорить о том, чтобы создать в Сегеже постоянную поисковую группу.
— У нас тут «Лиза Алерт» не работает, с дронов людей не ищут, — объясняла Ольга Николаева.
Вместе с Анной Харламовой они после похорон стали думать о том, чтобы собрать денег и купить собак-ищеек. Так искать пропавших станет проще.
