«Вроде не я рожала, а воспитывать приходится мне»

В России в 2022 году было почти 376 тысяч детей, оставшихся без попечения родителей. Из них 34 тысячи находятся в детских домах — остальные воспитываются в семьях: в случае смерти родителей или лишения их родительских прав опеку над ребенком может взять совершеннолетний родственник. Иногда этим родственником становится старший сиблинг в семье. «Холод» поговорил с людьми, которым пришлось оформить опеку над младшими сестрами, когда родителей не стало, и узнал, как они справляются с непривычной ролью.

Два года назад мама умерла. Она болела такой болезнью, с которой люди не живут долго (Алина попросила не упоминать название заболевания. — Прим. «Холода»). Ее подруги, которые тоже болели, на тот момент уже умерли. Мама понимала, что с ней это тоже произойдет, и сказала мне заранее, но все же мы не думали, что это случится так скоро.

Когда это произошло, я боялась, что сестер сразу заберут в детский дом и я не смогу их вернуть. Отцы девочек отказались от них сразу же и связь с нашей семьей не поддерживали. Из родственников у нас осталась только бабушка по маминой линии, но мы находимся в не очень хороших отношениях, и она не воспринимает нас как внучек.
Я знала, что многим отказывали в опеке. Но я вообще не задавалась вопросом, брать их или не брать: они мои родные сестры, я с ними всю жизнь прожила.

Мамы не стало в сентябре, так что мне пришлось самостоятельно собирать девочек в школу. Параллельно я занималась похоронами и оформлением опеки, а также ходила на пары в колледже. Я училась на педагога в системе специального образования.

Сначала мне дали временную опеку на полгода, чтобы я собрала все необходимые документы, прошла медосмотр и школу опекунства. Если честно, я хотела бросить учебу, потому что времени на нее совсем не было, но в итоге решила доучиться, потому что оставалось всего два года. В течение года я каждое утро просыпалась в пять утра, чтобы собрать и отвести девочек в школу — самая младшая на тот момент только пошла в первый класс. Благотворительная организация «БлагоДарим» помогла нам найти квартиру и оплатить аренду за первый месяц, но она находилась далеко от школы, на другом конце города. Мы сняли ее, но вскоре переехали поближе своими силами. После того как я отводила девочек в школу, я ехала в школу опеки, дальше — на последние пары в колледже. Потом занималась сбором документов, ездила в опеку, разбиралась со всеми делами, которые нужно сделать после смерти человека. Можно сказать, что я не справлялась — было очень тяжело.

Тогда меня очень поддержал мой муж Миша: мы не раздумывали, что делать дальше, сразу же начали собирать документы и поженились, чтобы мне дали опеку — замужество было необходимым условием. Вообще, мы с ним уже давно знакомы: познакомились в спортивном лагере, когда мне было 16, а ему 14, и вот уже шесть лет мы вместе.

Когда я пришла в школу опекунства, я думала, мне расскажут, как и что, но на деле полезных уроков было мало. Коллективные занятия, в группе вместе со мной было человек 10, и большинство из тех, кто приходил, задавал вопросы вроде: «А сколько я буду получать, если я возьму ребенка из детдома?» Я сидела в шоке вообще, думала: «Вы для этого берете ребенка? Вы должны думать, как обеспечить его, а не как за его счет прожить». 

В год, когда все случилось, Анита пошла в первый класс. До этого с ней никто не занимался, не учил читать и писать. Поэтому учителя думали, что у нее задержка развития, хотя на самом деле это было из-за травмы: у нее умерла мама, она тяжело это переживала, но никакой задержки психического развития там не было. Однажды директор вызвала меня в школу: она угрожала собрать психолого-медико-педагогический консилиум и оставить ее на второй год в первом классе. К сожалению, так и случилось: ее оставили на второй год. Но сейчас она хорошо учится, без троек.

У нас с сестрами не очень доверительные отношения, и с каждым днем они как будто становятся хуже. Мне сложно совмещать роль сестры и опекуна. Вот ты живешь с ними, гуляешь с ними, а потом тебе приходится говорить что-то вроде: «В телефоне долго не сидим, ложимся спать», — и начинается ссора. Мы не заставляем их делать что-то сверхъестественное — просто ложиться вовремя, чтобы утром встать в школу, убирать за собой. С уроками им помогаем — я с гуманитарными предметами, Миша с математикой.

Муж считает, что девочки пользуются моей добротой. Я иногда говорю, например, что нельзя заставлять их посуду мыть — пусть поживут еще спокойно. А он видит это так, что они потом сядут мне на шею. На самом деле это уже потихоньку происходит. В таких ситуациях он говорит им: «Нет, идем посуду за собой мыть, убираем со стола крошки». Мне это не нравится, так что иногда у нас между собой тоже происходят ссоры.

Мне кажется, с ними сложно, потому что они сами по себе очень сложные дети. Я для них в семье всегда была просто «подай, сделай, убери». Все было для них, все в первую очередь покупали им, а я, как старший ребенок, была на последнем месте. Свою любовь мама выражала только покупками, вкусняшками, вещами, когда деньги были, — наверное, потому что сама не знала, что такое любовь и как ее проявлять. В результате она вырастила детей-потребителей. Они не умеют говорить «я тебя люблю», никогда не подойдут, чтобы обнять. Иногда они кажутся мне роботами, которые только и требуют: «Купи штаны, купи наушники, купи телефон. Мне все равно, что денег нет, купи». Бывают дети-ангелочки, да? У меня, к сожалению, не так. Ну, не я их воспитывала. Что мама вложила, то я получила. Теперь мне приходится это разруливать. Вроде не я рожала, но воспитывать приходится мне. Странновато, на самом деле.

Еще под детей постоянно нужно подстраиваться, даже когда я покупаю продукты и готовлю. Я вот люблю котлеты, а они из мяса едят только филе, которое я ненавижу. Но мне приходится его готовить. Некоторые люди говорят мне: «Так приготовь на себя маленькую порцию». А где найти на это время?

Совсем недавно от нас съехала старшая сестра. Она не хотела переезжать, потому что, как она сказала мне честно, с нами ей не нужно платить за квартиру, думать о еде и бытовых вещах, покупать шампуни и так далее. Девочки смотрят на нее и тоже не хотят никуда съезжать, говорят, что останутся до 30 лет. Я вообще им говорю: «Я бы на вашем месте — ноги в руки и вперед». Столько планов, конечно, было на эту жизнь, и теперь все разрушено.

Я даже как-то предложила старшей взять опеку над средней, потому что я вообще-то тоже хочу успеть пожить, но она отказалась. Сказала, что на моем месте никогда не взяла бы детей под опеку, даже сестер. У нее такая позиция, что надо жить в кайф, из интересов только клубы, тусовки и алкогольные напитки.

Я сейчас начала ходить к психологу, но мне кажется, что он не особо поможет. Он не заберет детей, я не смогу жить свою жизнь. Все так и останется на своих местах, может, только переживать это станет легче. 

Хотелось бы, конечно, чтобы все было по-другому. Например, живых родителей, здоровую психику, хорошее детство и прекрасное будущее девушки, которая будет жить вдвоем с парнем и не думать ни о чем. И стирать только его одежду и свою — все. Было бы очень приятно.

Миша хочет детей, но сейчас мы в этом расходимся. Мне будет около 30, когда младшей исполнится 18. Конечно, сразу же заводить своих детей у меня желания нет. Уже хочется бизнес, вино, большой замок и сидеть себе, кайфовать.

Много лет назад у мамы нашли онкологию, и в последний год все шло к тому, что ее скоро не станет. Мы с мамой легко и свободно общались, у нас были доверительные отношения. Мы заранее обсудили, как нам быть с сестрой: говорили о деньгах, оформлении опеки, документах и прочем. Она подготовила нас, собрала папочки, объяснила, куда идти, кому отдать документы. Когда день «икс» настал, мы сразу же пошли все оформлять.

Вариантов по-другому поступить, оставить сестру на растерзание этого мира, не было.

К нам приходили в гости, фотографировали квартиру, записывали что-то про наш образ жизни и условия проживания, чтобы удостовериться, что мы благополучная семья. Я понимаю, что всякое бывает. Когда я приходил в опеку занести очередные документы, застал такой момент: девушка пришла в опеку с ребенком и кричала, мол, заберите его. Она взяла его еще совсем маленьким, когда он не осознавал ничего. И вот он стоял там и слушал, как мама от него отказывается. Девушка, которая там работает, пыталась ее отговорить, тоже на повышенных тонах: «Вы в своем уме? Вы что делаете? Это все-таки ребенок!» 

Разные бывают ситуации, разные условия и разные опекуны. У нас все, слава богу, хорошо. С юридической точки зрения у нас оформлено не опекунство, а попечительство, поэтому школу для опекунов проходить было не нужно.

До того как все случилось, мы с Кристиной переехали в Дзержинский из подмосковной Рузы, чтобы быть поближе к маме. Поселились в доме через дорогу, чтобы можно было в случае чего прибежать. В последние дни это сыграло ключевую роль: мы в три часа ночи прибежали, когда ей стало плохо, сами отвезли в больницу.

У нас [в семье] практикуется взять и прямо все проговорить. Мы так и поступили, когда мы мамы не стало. Когда ты на берегу задаешь вектор, понимая, что будет шторм, ты будешь готов, когда он придет. Это помогает нам и сегодня. Если возникают какие-то вопросы, которые не укладываются в нашу прошлую семейную систему, сформированную до этого переломного момента, то мы вспоминаем разговор, который был полгода назад, и это помогает решать проблемы: «Ты же помнишь, мы договорились, что будет тяжело. Поэтому давай сейчас пойдем, выспимся, завтра настанет новый день, будет легче».

У мамы и Насти была, получается, сформирована своя семейная система — мама и дочка. И были определенные правила, определенные стандарты, определенные «хочу» и «не хочу». И у нас с Кристиной уже сложилось за два года семейной жизни свои условия, свои правила, свои «хочу» и «не хочу». Очевидно, когда две такие системы сталкиваются, то возникает ряд вопросов. Это может быть: какой стол мы купим на кухню, какую скатерть постелим, какого кота заведем, какие шторы, какие обои, каким будет распорядок дня или график уборки.

Но речь не только о бытовых вопросах. Я бы сказал, нужно учиться вмещать характер еще одного человека в свой дом. Я работал дома, и, когда Кристина приходила с уставшая работы домой, я ее обнимал, она мне выговаривалась, и я как бы вмещал внутрь себя этого человека. Сейчас так же с подработки приходит Настя, я ее где-то пожалел, где-то подсказал, провел с ней время, и все, ей хорошо, я уместил ее. У нее тоже есть свои переживания, боль, и бывает нелегко.

Нам помогает, наверное, то, что мы люди верующие (Владимир и Кристина — баптисты. — Прим. «Холода»). Благодаря вере у нас есть какой-то фундамент, понимание, что хорошо, что плохо и что нужно делать. Мы вместе по вечерам Библию читаем, молимся семьей.

Отвечаю за все, как глава семьи, я, потому что, если бы все отвечали, у нас бы в семье был танец. Но у нас довольно мудрые взаимоотношения, я ко всем прислушиваюсь. Мне кажется, как в любой адекватной семье, муж — глава. Слава богу, что оно так.

Мы часто проводим вместе семейные вечера. В воскресенье все вместе едем в церковь и весь день проводим вместе. Когда мамы не стало, понятно, сначала были эмоциональные качели, все-таки мама — святой, самый дорогой человек в жизни каждого. Но глобально ты понимаешь: она была верующим человеком и в последние дни она была с Богом, и поэтому мы точно знаем, где она. И это для нас стимул, мотивация не расстраиваться сегодня, более трезвым взглядом смотреть на вещи. Пройдет жизнь, через десятки лет я окажусь рядышком с ней, поэтому все будет хорошо. Повода для уныния нет, разве что такой человеческий фактор, эмоции где-то нахлынут, вспомнишь, как хорошо было в какой-то момент жизни.

Я чувствую за Настю стопроцентную ответственность на всех уровнях. Материальном — понятное дело, я ее обеспечиваю. Физическом: в плане — «долго не гуляй, домой возвращайся не поздно», а если она возвращается поздно, я еду к метро ее встречать. В эмоциональном плане тоже, безусловно. Мы росли, по большому счету, без классного, живого представления, что такое семья, в смысле отношения между мужчиной и женщиной. Мой отец ушел из семьи после моего рождения, потому что был не готов к отцовству. Я никогда его не видел. Отец Насти умер от сердечного приступа, когда мама была на 8 месяце беременности. Поэтому первая мысль, которая была у нас с Кристиной, — показать Насте, что такое здоровые взаимоотношения. Что такое нормально поссориться и нормально помириться. Что такое нормальное времяпрепровождение. Что такое любовь.