Мама Жени Беркович Елена Эфрос — правозащитница и журналистка. Еще в 2015 году она создала проект «Сказки для политзаключенных», который помогает поддерживать связь с теми, кто сидит в тюрьме. Сейчас политзаключенной стала ее дочь: 8 июля суд назначил режиссерке Жене Беркович и сценаристке Светлане Петрийчук по шесть лет колонии. В их спектакле «Финист Ясный Сокол» следствие усмотрело оправдание терроризма, хотя эксперты и большинство свидетелей говорили в суде, что эта работа, напротив, предупреждает об опасностях переезда россиянок в Сирию и рассказывает о проблеме терроризма. Елена Эфрос рассказала «Косе» о том, как прошло вынесение приговора и как он влияет на их семью. С разрешения издания «Холод» публикует этот материал полностью.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Преследование Жени для нас началось в мае прошлого года, когда ко мне домой пришли с обыском. Я жила с матерью, бабушкой Жени Ниной Катерли, которой тогда было 88 лет. Я, конечно, обалдела. Начала ерничать, спрашивала у силовиков, зачем они пришли к мирным обывателям. Говорила, что лучше бы ловили наркоманов, которые весь наш двор исписали рекламой. Мы легко отделались, обыск длился недолго. У нас забрали компьютер и ноутбук (Женя Беркович на тот момент уже почти 20 лет не жила в квартире мамы и бабушки в Петербурге. — Прим. «Косы»).
В тот же день обыск прошел и в квартире Жени в Москве, после чего ее отправили в ИВС (изолятор временно содержания. — Прим. «Косы») до избрания меры пресечения. Тогда я в первый раз подумала, что все серьезно. Когда человека оставляют в спецприемнике, это, скорее всего, означает, что потом суд отправит его в СИЗО, а затем будет продлевать арест. Вытащить человека из лап системы в такой ситуации уже очень трудно.
Мне тогда многие говорили, что ее отпустят, ведь она невиновна. Но я уже восемь с половиной лет занимаюсь проектом «Сказки для политзаключенных» и видела сотни похожих ситуаций, когда невиновных людей задерживали и больше не отпускали.
То, что за спектакль, в котором говорилось о россиянках, уезжающих в Сирию для брака с радикальными исламистами, Женю и Свету обвинили в оправдании терроризма — абсурд. Это как если бы Эльвиру Набиуллину обвинили в пропаганде мошеннических схем — за то, что Центробанк распространяет инструкции, как не попасться на уловки мошенников, которые хотят украсть деньги.
Для меня очевидно, что дело против Жени и Светланы — заказ кого-то очень влиятельного. Чей — мы не знаем. Кто-то испытывает к ним настолько сильную неприязнь, что аж кушать не может.
О причинах можно лишь гадать. Возможно, это элементарная зависть: кто-то обиделся, что «Золотую маску» дали не ему (в 2022 году лауреатами российской театральной премии «Золотая маска» за спектакль «Финист Ясный Сокол» были объявлены Светлана Петрийчук (лучшая работа драматурга) и Ксения Сорокина (лучшая работа художника по костюмам). — Прим. «Косы»). Возможно, кто-то влиятельный с патриархальными взглядами очень не любит красивых, талантливых, смелых и независимых женщин.
Некоторые предполагают, что дело в ее стихах. Я так не думаю — при чем тут тогда Светлана? Да и вообще, сегодня сфабриковать дело за слова, за «фейки» или «дискредитацию», ничего не стоит. Зачем тогда было огород городить и позориться с этим спектаклем?
Приговор
В день приговора я была в суде. Было неочевидно, что оглашать его будут именно в понедельник, 8 июля, и я рада, что успела приехать из Петербурга в Москву. Я видела Женю и Светлану в зале заседания издалека. Мне показалось, что у кого-то из них сорвался голос, когда они отвечали на вопрос судьи, понятен ли им приговор. Возможно — показалось, потому что они сразу взяли себя в руки и держались очень мужественно.
Я благодарна своим друзьям и соратникам по проекту «Сказки для политзаключенных»: после приговора мы вместе гуляли по Москве. Мы зашли перекусить в кафе, а потом, уже ночью, они посадили меня на поезд до Петербурга. Они не оставили меня одну и очень поддержали.
Мне кажется, что за годы в правозащите я эмоционально отупела и уже практически ничего не чувствую. Ругаю себя за это. Но приговор Жене не стал для меня сюрпризом. Конечно, у меня была слабая надежда на то, что Жене и Светлане могут дать штраф, потому что по этой статье иногда бывает и такой приговор. Но надежда не оправдалась.
В последнее время надежды не оправдываются. Нужно меньше надеяться и больше делать.
Я очень беспокоюсь за 90-летнюю бабушку Жени Галину Львовну, которая тоже живет в Петербурге. Она очень сильная, умеет держать себя в руках, но я боюсь, что сначала она поулыбается, а потом ей станет плохо. Она уже пережила два инсульта. Надеюсь, что наши друзья найдут верные слова, будут рядом, и она выдержит и эту тяжелую новость. (Другая бабушка Жени Беркович, мама Елены Эфрос Нина Катерли умерла в ноябре 2023 года, когда Женя находилась в СИЗО. — Прим. «Косы».)
Еще очень волнуюсь за детей Жени (у Жени Беркович две приемные дочки: Аня и Кира. — Прим. «Косы»). Во время следствия мы все переживали, что младшую дочь Киру отправят обратно в детский дом, хотя опекунство над ней было оформлено на мужа Жени Николая. Но в мае ей исполнилось 18 лет, и мы все выдохнули. Старшей, Ане, тоже уже 18, так что теперь их никто не заберет.
Другое дело, что им психологически необходима мама рядом. Во-первых, в сиротских учреждениях, где они провели большую часть жизни, не учат жить самостоятельно, им нужна помощь и поддержка. А во-вторых, у Ани особенности развития, ей необходим сопровождающий взрослый. Они только обрели мать в лице Жени, стабильность и надежность, как ее задержали. Теперь ее с ними не будет много лет.
Пять лет — не самый большой срок (Беркович назначили шесть лет колонии, но один год в СИЗО должен быть зачтен в счет приговора. — Прим. «Косы»). Но для детей, подростков — это целая вечность. Надеюсь, они смогут ездить на свидания, но многое зависит от того, в какую колонию отправят Женю и Светлану. По закону это должно быть ближе к месту проживания родных. Сейчас Женя и Светлана остаются в московском СИЗО, потому что впереди апелляция и кассация.
Пока шло следствие и процесс, я изредка видела Женю на судебных заседаниях. Ей разрешены звонки из СИЗО, она звонит бабушке, детям и мне, в таком порядке приоритетности. Муж Жени и дети имели право на короткие свидания, всего их было два или три. Я не претендовала — я с ней очень много переписываюсь, мне этого достаточно.
В основном мы обсуждаем котиков и ее книжку. За год в СИЗО Женя написала приключенческую книгу от лица тюремных котиков. Она создана для детей, но есть в ней и взрослая проблематика: среди героев, кроме зверей, есть и люди — женщины, которые сидят по оговору (не за политику, а за другие вещи).
За время в СИЗО, мне кажется, Женя стала более мудрой и уравновешенной.
Раньше у нее был немного взрывной характер, теперь она стала поспокойнее. Переживаю за то, как наказание скажется на ее здоровье: и физическом и психологическом. Многое будет зависеть от того, куда ее переведут, какие люди будут рядом.
За то время, что я занимаюсь письмами политзаключенным, я сделала вывод, что многое зависит от человека: как он воспринимает свое наказание, как относится к окружающим. Есть те, кто пишет, что вокруг одни наркоманки и воровки. А есть те, кто говорит, что рядом сидят хорошие и добрые люди. Бывает так, что первые и вторые живут в одном отряде.
По-настоящему меня волнует то, что в колониях обычно наказывают, если ты помогаешь другим узникам, а Женя не сможет не помогать.
На следующий день после приговора она отправила нам письмо. Написала: «Тюрьма — не могила, срок — не резина. Бороться дальше будем по принципу “Не догоним, хоть согреемся”». Настрой у нее боевой.
