Вероника Стеклова, она же мс улыбочка, — одна из главных певиц новейшего поколения российской поп-музыки. Того, для которого Монеточка — уже классика, а Земфира — что-то из прошлой жизни. Улыбочка начинала под псевдонимом nika boginya и собирала сотни тысяч просмотров на ютубе дерзкими, остросоциальными клипами, а потом радикально изменилась и стала писать простые, почти детские композиции с наивными, пронзительными строками вроде «Когда я крикнула, все закричали, / Я не одна в своей печали». Это цитата из нового альбома мс улыбочки «гламур&паркур», который вышел в октябре 2023 года. Специально для «Холода» с Вероникой Стекловой поговорила режиссерка документального кино Маша Черная.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Для меня в твоем альбоме есть две противоположные идеи. Первая заключается в том, что ты как будто нашла что-то важное в этой жизни, а вторая — в том, что все не важно. Не важно, что сейчас и что будет дальше.
— Ну это гламур и паркур. Весь альбом строится на двух несовместимостях, которые вроде бы исключают друг друга, а на самом деле живут вместе. Гламур и паркур, понимаешь?
Альбом много обсуждают. Ты не боишься успеха и того, как он может тебя изменить? Не боишься перестать быть нишевой, уютной мс улыбочкой?
— Нет, у меня уже был опыт резкой популярности (речь о проекте nika boginya. — Прим. «Холода»), когда я ее не хотела, а сейчас я сознательно хочу успеха и считаю, что к этому готова. Не думаю, что, если он случится, это меня изменит.
А что такое успех в 2023 году? И как начинающему музыканту в нынешних условиях его добиться?
— Прикол в том, что я довольно давно делаю музыку, с 15 лет, поэтому мне сложно дать актуальный совет для молодых артистов. Обычно, если ты долго делаешь что-то хорошее, то в какой-то момент случаются хорошие вещи. Ты знакомишься с людьми, о тебе узнают, те, кто уже добился успеха, начинают тебя поддерживать. В общем, если у тебя есть талант — обычно людям нравится. Но главным образом, мне кажется, работают именно знакомства.
Ну и смотри: ты же пишешь музыку, вдохновляясь чем-то, тебе нравится что-то, что ты слышишь. И ты можешь просто ходить на эти концерты, и обычно на этих концертах ты знакомишься с чуваками, которые тебе помогут.
А еще в моей голове успешность определяется фитами. То есть как можно больше радости от жизни ухватить, познакомиться со своими кумирами, поработать с теми, кого уважаешь.
Что ты сейчас слушаешь?
— В последнее время мне очень нравятся «Сестры Мармеладовы» (девичий поп-дуэт конца 1990-х годов, созданный продюсером Александром Шульгиным. Прославился еще и тем, что в кассетах с их записями в качестве приложений находились презервативы. — Прим. «Холода»). Я всегда знала у них только один трек, а недавно во «Вконтакте» мне попался плейлист с полной дискографией, я послушала — клево. Это первое, что приходит в голову по именам. А по жанрам — классическая поп-музыка из 2000-х: Ke$ha, Леди Гага. Я их избегала со школы еще, потому что, ну, мейнстрим, а сейчас начала слушать и нравится. Еще хип-хоп. Но русского хип-хопа я уже гораздо меньше слушаю — думаю, это и по альбому видно. Только текста́ пишу в стиле фристайл все еще.
А есть что-то прямо кринжовое, но что ты очень любишь?
— Музыка из тиктока. Я сейчас много сижу в тиктоке. Там совершенно отдельное сообщество, другой срез людей, я сначала даже не понимала слова, которые они используют. Мне пишут — кин, а я думаю: что это вообще такое? (Kin с английского переводится как «родственный» или «близкий», а «киннить» означает «подражать». — Прим. «Холода».) В общем, я решила помолодиться, много времени там провожу и слушаю спидапнутые [ускоренные] версии супердебильных песен. А второй мой гилти плежер — это школьный рэп.
Это тот, который пишут школьники, или тот, который слушают школьники?
— Который пишут школьники. Буквально 11-летние дети, у которых еще голос не сломался. Они делают хип-хопчик такой в сторону трэпа, и я пытаюсь за все это ухватиться.
Хотела бы фитануть со школьником?
— Очень хотела бы. Мне вообще кажется, что это идея, которую надо развивать по максимуму, делать из своих младших братьев и сестер продюсерские проекты. Мои, к сожалению, уже выросли. Но у меня на альбоме есть фит с группой «Два Обреза» — это мой старый приятель Тёма и его младший брат. В общем, обожаю детскую музыку — когда пытаются быть взрослыми, но получается совсем не так, и это качает.
А с самой собой, но маленькой, с «никой богиней», ты не хотела бы фитануть?
— Мне кажется, это нереально. Проект себя изжил. Я даже как-то задумывалась о том, могла ли бы я сейчас написать что-то для «ники богини», и поняла, что я ничего не напишу — ни текста, ни музыки. Все, что я хотела тогда сказать, — я сказала.
Мне кажется, что «богиня» была гораздо более злой, чем мс улыбочка, и там сильнее чувствовалось твое желание высказаться политически. А теперь как? Тебе не хочется напрямую высказываться, потому что это страшно? Или нет потребности?
— Я только вчера об этом думала, кстати. Мне в последнее время очень хочется писать про Россию. Но не очень понимаю как. А nika boginya — это действительно было, во-первых, слишком прямолинейно, а во-вторых, я тогда еще не столкнулась с тем, что у твоих строчек могут быть последствия. Но я правда не хочу политизировать свою музыку и мне не нравятся нарочитые вещи. Мне нравится просто описывать действительность.
То есть тебе важно говорить о том, что происходит, просто не в лоб?
— Наверное. Я же еще социолог по призванию (Ника учится на социологическом факультете МГУ. — Прим. «Холода»), меня интересует, куда идет общество, всякие разные такие шняги. Моя детская мечта — понять законы общественной жизни, как мы существуем вместе, дойти до истины, короче. Но сейчас мне кажется, что это слишком максималистские желания. Ты растешь и понимаешь, что не все так однозначно, единой истины не существует, и законов, по которым живет общество, — тоже не существует. И мне трудно говорить в своих песнях: я вот так считаю, потому что я ни в чем не уверена на самом деле.
Поэтому я описываю обстановку — а что в ней происходит или может происходить, это уже пускай слушатели додумывают.
Мне кажется, что последние несколько лет и особенно после начала войны в России формируется очень крутая подпольная музыкальная тусовка. Не существует даже записей, которые бы ее фиксировали, — только концерты. И вроде бы это тусовка в оппозиции к происходящему, но в их музыке и текстах нет ничего о политике. Это чудной феномен. Я не знаю, может, это потому, что чуваков, которые делают эту музыку, ничего не парит? Им все пофиг?
— Ну да, наверное. Хотя я помню начало этого движения, о котором ты говоришь. Я помню, как оказалась на такой тусовке, и там звучали очень высокопарные речи: «Мы не будем уезжать из России, мы будем ее менять изнутри!» Я слушала и думала: клево, конечно, но вообще-то это не так просто. И правда, непросто оказалось.
Изучение социологии влияет на то, как ты пишешь? Если бы я тебя не знала, то по текстам я бы решила, что их пишет человек, который занимается урбанистикой: вот все эти заброшки, гаражи, асфальт.
— На самом деле город — это тоже предмет изучения социологии. Есть же теория фреймов, которая описывает, как пространство влияет на личность. Это одна из областей моих интересов — как окружающая среда влияет на наше поведение.
Сознательно я не пользуюсь научными знаниями, когда пишу песни, — скорее, я пишу о том, что меня интересует. Исходя из этих интересов, я выбрала, где буду учиться, и эти интересы влияют на то, о чем я пишу. Но вот создание пейзажей в треках — это сознательное. Я понимаю, как это работает. Я создаю что-то, человек это представляет, и таким образом я передаю свои ощущения.
В каком районе Москвы ты выросла?
— Строгино. Это район, построенный в 1980-х годах. Раньше там была деревня. А сейчас рядом с нами, прямо рядом с районом, — единственное село внутри Москвы, Троице-Лыково (на самом деле внутри МКАД есть несколько деревень: например, Терехово, поселок Серебряный бор и даже засекреченный поселок Шлюзы. — Прим. «Холода»), там стоит храм XVII века, в котором Охлобыстин, кстати, — батюшка (Иван Охлобыстин официально отстранен от служения с 2010 года, но живет действительно в Троице-Лыкове. — Прим. «Холода»).
Что у тебя за отношения с заброшками?
— Мне реально они очень нравятся. Раньше они меня очень сильно пугали, помню заброшку на Охотном ряду — старый пятиэтажный дом: его собирались сносить, и он стоял года два без жителей. При этом там остались все их вещи. Вот это для меня самое пугающее в заброшках. Место, где нет людей, ты не знаешь, что с ними случилось, но их воспоминания там остались. Мне стремно было там находиться.
А потом я перестала их бояться и полюбила.
«Я и сама была заброшкой 300 лет тому назад
мс улыбочка «заброшка»
В ней бродило много кошек в ожидании котят
И я жалила крапивой непослушных здесь ребят
Я всего лишь груда хлама и жду когда меня сломят»
А сейчас ты чего боишься?
— Недавно я создала анкету на сайте брачного агентства. Не знаю зачем, просто по приколу. Эта анкета была капец какая длинная, и много вопросов из нее реально заставили меня задуматься. Один из вопросов был как раз: «Чего вы боитесь?»
Я долго пыталась на него ответить, перечисляла в голове стандартные страхи: ну вот страх пауков — мне пофиг на пауков, страх темноты — темноты я долго боялась, но сейчас нет, высоты — тоже нет. Меня, в общем, поставил в тупик этот вопрос.
А экзистенциальные страхи: предать себя, что-то в себе потерять?
— Все, что касается самости, — тоже пройденный этап. Меня это уже не колышит вообще. Но я вообще-то боюсь войны, реально. Это очень страшно. Смерть? Наверное, тоже боюсь. А раньше, кстати, не боялась.
Как ты находишь сэмплы и полевые звуки, которые используешь в своих песнях?
— Я записываю очень много звуков вокруг. Помню, как-то забыла перекрыть кран и из него начали капать капли, создавая ритм или даже мелодию. Я прохожу мимо, слышу это — и тут же записываю. Конкретно этот звук я еще нигде не использовала, он ждет своего часа, но вообще, очень много записываю птиц, дождя — вот этого всего, чтобы потом использовать в песнях. Я могу даже записать целую прогулку по лесу, а потом поставить ее на бэкграунд всего трека. Кто-то может этого даже не услышать, но это есть и это создает пространство. Я эти записи прямо на диктофон делаю, не хожу с микрофоном и не запариваюсь.
Это если про полевые записи говорить. А если про просто семплы, то вот пример из последнего альбома. Мы же делаем фестиваль «Третья планета» как раз на заброшке, которая и вдохновила меня на создание песни «Заброшка». А еще на этой песне — сэмпл из мультика «Тайна третьей планеты». Это все работает одновременно в моей голове. Когда мы создавали фестиваль, я придумала это название, потому что люблю этот мультфильм, а потом сэмпл из него взяла в песню «Заброшка», которая появилась благодаря заброшке, где этот фестиваль проходит.
Музыка в «Тайне третьей планеты» нравится мне тем, что она очень узнаваемая и сразу создает ассоциативный ряд. Причем для меня — это не космос, а покинутые пространства, апокалиптические пейзажи без людей, большие деревья.
С чего ты слушаешь музыку?
— Просто с эйрподсов. У меня нет денег на нормальные колонки, нет денег, чтобы собрать нормальный сетап. Я жду, когда мне звуковую карту отдадут.
А у тебя есть какой-нибудь ностальгический девайс? Например, воспоминания о первом плеере?
— Я не из этого времени.
У тебя сразу был айфон? Даже айпода не было?
— Самое раннее, что я могу вспомнить, это такая фигня, в которую вставляешь диск.
CD-плеер?
— Ну да, CD-плеер. Но прикол в том, что у меня не было дисков с песнями, а были только диски со сказками. Я ходила и слушала сказки. Был диск с Киром Булычевым как раз, были очень страшные русские народные сказки. Там была сказка про трех всадников: белого, синего и красного. Очень страшная и очень символическая. Или про забор, сделанный из костей, а на каждой косточке — по черепушке. И еще был диск со сказками Братьев Гримм, но тоже с оригинальными, страшными. И вот я ходила и слушала их маленькой.
Потом у нас появились телефоны. Но все, что я могла слушать на телефоне, — это то, что мне передавали по Bluetooth, потому что сама я ничего не умела скачивать. А передавали мне матерные анекдоты, «Элвина и бурундуков», Леди Гагу и Rammstein.
Твой прошлый альбом называется «Реальная магия» и в нем действительно было больше магии, чем в нынешних песнях. Почему?
— Магия там — это не про магические практики и даже не про магическое мышление, которое сейчас у многих. Это именно про волшебство. Про чудо, про что-то необъяснимое.
Но это же тоже магическое мышление.
— Ладно, в общем, это не про карты таро, не про матрицу судьбы и прочие заклинания. Это про вспышки света в жизни, которые делают ее необъяснимой и воодушевляют.
Я не обладаю магическими способностями. Но вижу, что у некоторых людей это развито. Например, предчувствие. Или когда люди умеют читать человека, с которым особо не знакомы. То есть я отношу это к людям, у которых сильно развита чувствительность. И это позволяет им какие-то вещи предугадывать до того, как мозг выдал это уже в форме слов. У меня это делает только мозг.
Гадание — тоже не мое, но меня это интересует как очередная попытка найти закономерности всеобщего существования. То же и со знаками зодиака — это же жесткая типология людей, как до этого вообще можно было додуматься? Я подхожу к этому с научной стороны. Это какая же должна быть выборка, чтобы эту систему составить? Сколько это надо было изучать, кто-то же заметил какие-то закономерности, увидел, что какие-то люди похожи, подумал: «Хм, а они родились в один месяц — может, это как-то связано?» Сколько времени это надо было изучать?
Впрочем, матрицы судьбы мне тоже интересны. Я смотрю всякие разборы — просто как пример большой человеческой работы над тем, чтобы понять этот мир. Но я не склонна к магическому мышлению, вот моя мама — склонна.
Ты сама пишешь о ситуации с мамой в телеграм-канале, поэтому позволь я спрошу. Что с ней?
— Она в тюрьме за налоговые преступления. Сидит в Москве в хозотряде. Я там недавно была, неплохие условия. То есть в этом смысле у нее все даже неплохо.
Ты можешь к ней ездить?
— С какой-то периодичностью. Там есть короткие свидания, когда вы сидите, как в американских фильмах: между вами стекляшка, а вы разговариваете по телефону. А есть длительные свидания — это когда ты приезжаешь минимум на два дня, вы проводите время в специальной комнате. Там даже интернета нет, нельзя на улицу выходить — и вот так вы живете.
Ты довольно легко об этом рассказываешь.
— Ну это два года назад случилось, и мне пришлось с этим справляться. Если бы не справилась — не знаю, что бы сейчас было. Но я долго справлялась, даже на психотерапию ходила.
Тут же дело не только в том, что от тебя забирают близкого человека: я от мамы давно сепарировалась, то есть мы жили вместе, но я редко появлялась дома, у нас были сложные отношения.
Дело в другом. Когда все это случилось, я была в замешательстве. Мне надо было принять тот факт, что мне всегда было поссать на семью, а оказывается, это важно, и сейчас мне надо создавать семейные узы — в тот самый момент, когда мама в тюрьме.
И теперь ты за старшую?
— Да, хотя раньше я вообще не выкупала этот прикол, что я старшая в семье. То есть сам факт я понимала, но не выкупала: почему старшие должны что-то делать. И мне было сложно принять: почему я должна что-то делать за другого человека. Там же еще от мамы осталось куча долгов ее — а я вообще не понимаю, что такое упрощенная система налогообложения и почему я вдруг должна в этом разбираться. В этот момент рядом были только брат, сестра и друзья — и вот друзья меня и спасли.
Не знаю, что бы я делала без друзей. В итоге я разобралась, что такое упрощенная система налогообложения, у меня все хорошо, и отношения с мамой очень изменились. Мы стали ближе. Им же там, в тюрьме, можно звонить каждый день, и она реально звонит мне каждый день, спрашивает: «Ну что, какие новости?» Я отвечаю: «Ну вот интервью будут брать завтра». Она такая: «Вау, интервью! А бабушке пришлешь потом?»
«Если я плачу то ты хохочешь
мс улыбочка «сердце в груди прыгало»
Спросишь что мне грустно
Да мне не грустно в общем
Если я кусаюсь
То ты что-то бормочешь
Просто мне сложно
Мне сложно очень»
