Основа любого авторитарного или тоталитарного режима — пропаганда. Ее механизмы могут быть разными, в зависимости в том числе и от жестокости власти. Чаще всего пропаганда заканчивается вместе с падением существующего строя, но иногда она перестает действовать еще при политической жизни правителя. Возможно ли это в России? А может быть, это уже происходит? На эти вопросы по просьбе «Холода» отвечает политолог Илья Надпорожский — а заодно объясняет, как вообще автократии манипулируют информацией.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Пропаганда определяет сознание или сознание — пропаганду?
Популярный, но сомнительный с научной точки зрения тезис о том, что «каждый народ имеет ту власть, которую заслуживает», предполагает, что медиа в недемократических странах являются не инструментом, навязывающим определенную точку зрения, а всего лишь отражением общественного запроса. То есть россияне уже верят в существование условных боевых комаров, а сюжеты Первого канала лишь закрепляют это убеждение.
Конечно, архитекторы систем информационной манипуляции очень внимательно относятся к страхам, свойственным их аудитории. К примеру, государственные медиа в России годами эксплуатируют нарратив о «лихих 90-х», возвращением которых якобы чревата любая смена власти. Однако многочисленные исследования подтверждают, что пропаганда способна сама по себе оказывать влияние на позиции граждан и кардинальным образом менять их поведение.
В 1994 году мир с ужасом наблюдал за одним из самых жестоких случаев геноцида в истории человечества: всего за 100 дней было убито около 800 тысяч жителей Руанды. История этой африканской страны сложилась таким образом, что еще до колониальной эпохи власть оказалась в руках небольшой группы скотоводов-тутси, тогда как большая часть населения занималась земледелием и относилась к этнической группе хуту. Колонизаторы-немцы, а затем и бельгийцы с удовольствием эксплуатировали сложившиеся системы зависимости и еще больше укрепили господство меньшинства над большинством. После переворота 1961 года и получения Руандой независимости в 1962-м власть перешла под контроль хуту, а тутси начали сталкиваться с преследованиями — многие были вынуждены бежать из страны, некоторые выбрали путь вооруженной борьбы. Противостояние достигло пика после того, как в 1994 году был сбит самолет, на борту которого находился президент Руанды.
Одним из главных «амбассадоров» кровавой резни выступило «Свободное радио тысячи холмов» (RTLM). Ведущие популярной станции убеждали аудиторию в том, что тутси сами готовятся к нападению на хуту, презрительно называли их «тараканами» и напрямую призывали к этническим чисткам. Радио носило свое название не просто так: Руанда действительно покрыта множеством холмов, которые препятствуют проникновению радиосигнала в отдельные части страны. Основываясь на топографических данных, а также информации о количестве осужденных за участие в геноциде жителей отдельно взятых деревень, гарвардский ученый сумел доказать, что доступ к радиопередачам способствовал росту насилия. Согласно его оценке, около 10% всех преступников присоединились к резне под воздействием RTLM. Это печальное, но достаточно убедительное подтверждение эффективности пропаганды. К слову, основатель и спонсор «Радио тысячи холмов» Фелисьен Кабуга был объявлен в международный розыск, скрывался более двух десятилетий, но в 2022 году все же предстал перед трибуналом в Гааге.
Пропаганда XXI века — какая она?
Само слово «пропаганда», скорее всего, вызывает ассоциации с разворотом газеты «Правда», жесткой цензурой и монументальными статуями коммунистических вождей. На самом деле за последние десятилетия авторитарные режимы научились обращаться с информацией гораздо более искусно. Политологи все чаще говорят не о пропаганде, а об информационных манипуляциях в недемократических режимах. В развернутом виде эти изменения были описаны в работе Сергея Гуриева и Дэниела Трейсмана «Spin Dictators», которая совсем недавно стала доступна читателям и на русском языке.
Исследователи выделяют два типа авторитарных лидеров: «диктаторов страха» и «диктаторов обмана». Первые опираются на масштабные жестокие репрессии, помогающие сдерживать несогласных; устанавливают тотальную цензуру и (во многих случаях) официальную идеологию; презирают либеральную демократию и закрываются от остального мира. Новомодные «диктаторы обмана», наоборот, открыты для других стран, имитируют демократические процедуры, не обладают целостной идеологией, разрешают ограниченное количество оппозиционных медиа и проводят скрытые точечные репрессии. К первой категории Гуриев и Трейсман относят, к примеру, КНДР, ко второй — Венгрию Виктора Орбана, Турцию Реджепа Эрдогана и, до недавнего времени, путинскую Россию. На рубеже XXI века количество «диктаторов обмана» начало превышать численность «диктаторов страха».
Действия автократов в медиаполе — один из ключевых аспектов теории. Ученые отмечают: классическая стратегия «диктаторов страха» подразумевает использование языка насилия, который заставляет граждан ощущать уязвимость. Доходящая до абсурда сухость и бессодержательность пропаганды в свою очередь убеждает потенциальных противников режима в его невероятной силе, выражающейся в способности заставить население верить во что угодно (или, по крайней мере, старательно это изображать).
«Диктаторы обмана» действуют иначе. Вместо того чтобы пугать расправами с «предателями», они стараются убедить аудиторию в своей компетентности. Автократы новой волны говорят о росте производства, цифровых технологиях, увеличении надоев и поддержке многодетных семей. Их цель — позиционировать себя как эффективных менеджеров, а не жестоких сатрапов. Статистический анализ выступлений политиков позволил Гуриеву и Трейсману сделать следующий вывод: речи «диктаторов обмана» не сильно отличаются от спичей лидеров демократического мира, например Саркози или Обамы. «Диктаторы страха» гораздо реже обращаются к социально-экономической лексике, предпочитая ей язык насилия.
Следующее важное отличие — отсутствие целостной идеологии. «Диктаторы обмана» предпочитают не ограничиваться рамками, а обращаться к нужным нарративам в подходящий для этого момент времени. Социализм, национализм, традиционализм, ностальгия по имперскому «величию» или антиколониализм, который в последнее время так полюбился Владимиру Путину, — хитрые автократы современности научились совмещать в своей риторике, казалось бы, несочетаемые концепции. Культ личности тоже постепенно уходит в прошлое. Вместо обожествления вождей происходит их гламуризация. Путин летает со стерхами, ищет амфоры на морском дне и стреляет из снайперской винтовки. Образ мачо тиражируется с помощью футболок, кружек и другого дешевого мерчендайза. Все это роднит его скорее с кинозвездами, чем со вселяющими ужас диктаторами XX века.
Наконец, «диктаторы обмана» склонны скорее не открыто лгать своей аудитории, а выгодным для себя образом интерпретировать факты или преподносить их в удобном контексте. Несмотря на то что после 24 февраля путинская Россия, по признанию самих авторов «Spin Dictators», семимильными шагами движется от «диктатуры обмана» к «диктатуре страха», арсенал пропагандистов не претерпел значительных изменений. Некоторые из их наиболее типичных приемов заслуживают отдельного рассмотрения.
Как российские медиа манипулируют информацией?
Если российские СМИ начинают беспокоиться о кошельках, холодильниках или счетах за отопление граждан ЕС и США, можете держать пари: российская экономика переживает не лучшие времена. Излюбленный прием контролируемых государством медиа в кризисные периоды — объяснять, что на самом деле несладко приходится не только России, но и всему миру. В 2018 году исследователи проанализировали 100 тысяч статей «Известий» за 13 лет и пришли к занимательному выводу: существует обратная зависимость между ростом российского ВВП и упоминаниями США в материалах газеты. Когда ВВП растет, «Известия» не очень интересует судьба американцев, но если российская экономика падает, журналисты начинают уделять им пристальное внимание.
В периоды экономических кризисов США упоминались в трех основных контекстах. Во-первых, подчеркивались аморальность и незаконность действий американских чиновников и военных. Во-вторых, низкий уровень безопасности жизни в США. Наконец, появлялось больше материалов, доказывающих превосходство российской армии над американской.
Другая стратегия — не подчеркивать чужие неудачи, а просто обвинить внешние силы в своих собственных проблемах. Политологи Розенас и Стукал выяснили, что экономические новости в России практически не цензурировались. Исследователи объясняют это тем, что в противном случае аудитория контролируемых государством медиа могла бы на своем опыте убедиться в существовании экономических сложностей и утратить доверие к телевизору. Вместо этого СМИ прибегают к стратегии перекладывания ответственности. Анализ новостей Первого канала с 1999 по 2016 год продемонстрировал, что хорошие экономические новости систематически связываются с российским президентом и правительством, тогда как негативные — с действиями иностранных властей.
Многое зависит и от того, какие именно слова будут подобраны для передачи информации. В социальных науках и психологии это называют «фреймингом». Ведущий телепрограммы может сказать: «Правительство запускает программу стимулирования малого бизнеса, чтобы создать новые возможности для роста экономики», а может начать подачу той же новости с фразы «Правительство вынуждено запустить программу стимулирования малого бизнеса, потому что за последние полгода разорилось рекордное количество предпринимателей». Согласитесь, один и тот же факт воспринимается совершенно по-разному.
Мэрия Москвы любит развлекать жителей столицы. Лето 2019 года было особенно богато на увеселительные мероприятия. Москвичи могли провести время на мероприятии с броским названием «Шашлык Live» или послушать Егора Крида на фестивале Meat & Beat. Многие наблюдатели объясняли эту активность стремлением властей отвлечь внимание общественности от протестов из-за того, что на выборы в Мосгордуму не допустили независимых кандидатов. Эта технология работает и в медиаполе: во время политических кризисов пропагандистские СМИ всеми силами ищут (а иногда самостоятельно создают) инфоповоды, которые позволят заполнить эфир чем-то отличающимся от оппозиционной повестки.
Одним словом, авторитарным медиа совсем не обязательно лгать или распространять фейковые новости для того, чтобы ввести аудиторию в заблуждение.
Интернет — лекарство от пропаганды?
Бурное развитие интернет-технологий и социальных сетей заставило многих активистов поверить в скорое разрушение систем пропаганды. Свободный доступ к любым знаниям якобы должен был помочь жителям авторитарных режимов отличать ложь от правды, а также менять свою точку зрения в ходе дискуссий с носителями либерально-демократических ценностей. Действительно, существуют научно обоснованные доказательства того, что распространение интернета способствовало увеличению количества протестов в недемократических режимах. Социальные сети, во-первых, позволили быстро и относительно легко узнавать о вопиющих случаях нарушения прав человека или коррупции. Во-вторых, снизили значимость проблемы «информационной неопределенности»: теперь все потенциальные сторонники оппозиции видят, что на улицы уже вышло множество их сограждан, а значит, участие в акциях не будет сопряжено с чрезмерными рисками. В-третьих, облегчили координацию между недовольными режимом. Тем не менее за последнее десятилетие автократы по большей части сумели справиться с разрушительным воздействием интернета на стабильность недемократических систем.
Сегодня политологи все больше пишут о «цифровых репрессиях», то есть использовании интернета, социальных сетей и искусственного интеллекта для подавления граждан и сохранения политического контроля. Локомотивами «цифрового авторитаризма» являются Китай и Россия. Первому удалось создать систему тотальной слежки за населением, а также искусно блокировать нежелательный для режима контент. Российская Федерация преуспела в кампаниях по дезинформации населения и подавлению оппозиции. В первую очередь — за счет использования армий ботов. Конечно, ни одна из этих стран не обладает монополией на упомянутые технологии. Из недавнего расследования независимых медиа мы узнали, как устроена российская система мониторинга интернета, а существование жесткой цензуры сложно поставить под сомнение. Китай, равно как и Турция или Иран, содержит обширные сети проправительственных комментаторов. Более того, «цифровые репрессии» — тот случай, когда недемократические режимы с радостью делятся опытом с другими странами, в прямом смысле этого слова экспортируя технологии слежки и блокирования контента за рубеж.
Статистические исследования «цифровых репрессий» говорят о том, что использующие их диктатуры остаются у власти дольше, чем те, которые этого не делают. Однако даже если бы авторитарные режимы проявили неосмотрительность и полностью проигнорировали происходящее в интернете, распространение цифровых технологий совсем не обязательно привело бы к повсеместному торжеству демократии. На это есть как минимум две причины. Первая касается природы человека, вторая — архитектуры социальных сетей.
Многочисленные эксперименты фиксируют склонность людей верить в ту информацию, которая уже соответствует их убеждениям, и отвергать факты, противоречащие сложившейся картине мира. Ученые называют этот феномен «confirmation bias». Он мешает преданным сторонникам авторитарных лидеров менять свою позицию, даже если им повезло столкнуться с убедительными свидетельствами порочности власти. С другой стороны, алгоритмы социальных сетей заточены на максимальное вовлечение пользователей, что чаще всего подразумевает настройку новостной ленты в соответствии с их предпочтениями. Это приводит к формированию информационных пузырей: сторонники Путина или либеральной оппозиции общаются и потребляют новости в изолированных друг от друга пространствах.
Как пропаганда перестает работать?
Итак, мы знаем, что пропаганда работает, диктаторы научились искусно пользоваться медиа, а интернет-технологии не полностью оправдали возложенные на них ожидания. Несмотря на эту мрачную картину, политологи находят множество свидетельств того, что системы информационной манипуляции могут быть разрушены.
Во-первых, чрезмерная цензура и грубая пропаганда заставляют аудиторию искать альтернативные источники новостей, а также задаваться вопросами о причинах, по которым правительство ограничивает доступ к информации.
Блокировка Instagram в Китае пробудила среди пользователей платформы интерес к политике, стимулировала распространение VPN и подключение к другим запрещенным в КНР ресурсам. Известно, что в России аудитория государственных телеканалов уменьшается, когда они начинают транслировать больше пропаганды, чем обычно. Такой сдвиг случился и в 2022 году. В поисках правды россияне мигрировали на просторы Telegram, где их уже поджидали Евгений Пригожин и Игорь Стрелков, чья позиция, мягко говоря, отличалась от телевизионной «линии партии». Сейчас государство всеми силами пытается зачистить и эту площадку, хотя, возможно, удобный момент уже был упущен.
Во-вторых, люди все же способны выявлять откровенную ложь со стороны государства в случае получения доступа к альтернативной информации. В 1989 году в Восточной Германии (ГДР) разгорелся миграционный кризис. Тысячи немцев пытались покинуть «социалистический рай» и иммигрировать в Западную Германию (ФРГ), используя территорию Австрии как транзитную зону или подавая документы на получение убежища в посольствах ФРГ в Венгрии, Чехословакии и Польше. СМИ ГДР, разумеется, игнорировали эти проблемы. Тем не менее доступ немцев к вещанию западногерманского телевидения позволил разоблачить неуклюжие попытки сокрытия информации; рейтинги новостных программ государственных телеканалов стали снижаться.
В-третьих, наблюдение за поведением российских избирателей подтверждает: они готовы отказываться от поддержки властей, если получают доступ к контенту независимых СМИ или оппозиции. В политической науке такие предположения проверяются с помощью экспериментальных исследований. Это означает, что респондентов разбивают на несколько групп и проводят серию опросов, при этом часть «подопытных» подвергают какому-либо воздействию, а затем фиксируют его результаты. В 2016 году группа исследователей стимулировала часть опрашиваемых воспользоваться бесплатной подпиской на ныне признанный «нежелательной организацией» телеканал «Дождь». Это снизило готовность голосовать за «Единую Россию» — правда, явным образом только среди тех, кто предпочитает получать информацию из офлайн-медиа. В 2018 году в ходе похожего эксперимента часть респондентов получила ссылку на фильм Алексея Навального «Он вам не Димон». На этот раз потребители и онлайн-, и офлайн-новостей, подвергнутые экспериментальному воздействию, с меньшей долей вероятности были готовы поддержать Владимира Путина на президентских выборах.
Следовательно, и многочисленные стримы российских оппозиционеров, и «машина агитации» команды Навального имеют все шансы склонить на свою сторону значительную часть деполитизированных россиян, если смогут аккумулировать ресурсы для проникновения в их медиаполе. Парадоксальным образом ужесточение цензуры и пропаганды может сигнализировать не о несокрушимости, а о слабости режима, который всеми силами борется за свое существование.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
