Один из самых резонансных текстов 2022 года — мартовская колонка журналиста Ильи Красильщика для NY Times — «Мы провалились как нация». Кажется, что история следующих 10 месяцев только подтверждала тезис, вынесенный в ее заголовок. Однако, кроме военных преступлений и агрессивной риторики, Россия в 2022-м — это десятки созданных или пересобранных независимых медиа, волонтерских организаций, сотни протестных акций, тысячи административных и уголовных дел против несогласных с войной. То есть Россия (или ее часть) все-таки сопротивляется, и это тоже важный итог года — считает поэт и публицист Иван Давыдов.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
В социальных сетях началось подведение итогов года — привычку переломить трудно. Раньше это было смешно: мы ведь, люди, вообще существа смешные. Сначала ощущаешь себя этаким Каином и Манфредом — держишься, поглядываешь свысока на тех, кто не утерпел. Потом ощущаешь в кончиках пальцев тревожный зуд. Потом, махнув рукой на собственный снобизм, начинаешь: «Радиостанцией года стала для меня…». Ну потому что как человечеству жить без этого знания?
А теперь как-то боязно — что они там пишут? Что вы пишете? Что я напишу? Какие итоги? Одно страшное черное слово, которое на родине под запретом. Или даже серое — что было немыслимым, сделалось обыденностью, но от этого только страшнее.
И заикаться стыдно, стыдно делать вид, будто было что-то еще, и жаловаться стыдно — потому что всегда помнишь, что есть люди, которым плохо по-настоящему. Не так, как тебе с твоим привычным нытьем. И что ты, скорее всего, имеешь к этому «плохо» кое-какое отношение. Даже если сам ничего плохого не делал. Просто по праву, так сказать, рождения. Такие у нас теперь права.
Кстати, Валерий Фадеев, глава Совета по правам человека при президенте РФ, заявил тут на днях, что «Россия может стать лидером в части сохранения, защиты и развития идеологии прав человека». И ведь может, вот в чем беда. Но, с другой-то стороны, может и не стать, может, еще и обойдется. Будем надеяться.
«Потери, точно скот домашний, блюдет кочевник», — сказал наш великий поэт, которого теперь модно не любить, а я с вашего позволения любить продолжу (да и без вашего позволения продолжу тоже). Начинаешь, как в детской считалке про сороку-воровку, загибать пальцы: эта уехала, этот тоже уехал, этот теперь иноагент, этого вообще посадили. Разумеется, ни за что. Но тут же вспоминаешь, где ты и что вокруг, спохватываешься, сам себя упрекаешь: это у тебя-то потери? Хватает ведь наглости такое заявлять.
А потом вспоминаешь другое. У нас во дворе, там, где раньше были гаражи-ракушки, снесенные еще при Лужкове, обустроили несколько домиков для бездомных котов. При домиках целый небольшой прайд — все их подкармливают, все любят. Недавно к диким котам прибился домашний. Выкинул, наверное, кто-то. Или релоцировался хозяин. Или призвали. Домашнему на улице не выжить, но за его судьбу бьется весь домовой чат. Переговариваемся с приютами, ищем волонтеров, собираем деньги. Вот прямо сейчас, когда, казалось бы, никому никакого дела не должно быть до этого несчастного зверя. Это вообще пустяк, конечно, мелочь. Да, даже человечность может оказаться пустяком, такие теперь времена. И все-таки — он же есть, этот человеческий порыв.
Правозащитники (не пост-правозащитники из Совета по правам человека, а настоящие правозащитники, которых государство все никак не может извести под корень), сообщают, что с 24 февраля за антивоенную позицию в России задержано больше 19 тысяч человек. Они есть, эти 19 тысяч человек, которые точно знали, на что шли, и все равно вышли. Больше 300 уголовных дел, больше пяти тысяч (пяти тысяч! — вы вдумайтесь) административок. Это уже не пустяк.
Я вижу, как государство превращается в стихию. Со стихией бесполезно пытаться договориться, нет никаких правил для мирного сосуществования, заметит — сожрет, а если сейчас не заметит, то позже заметит. Но я вижу еще и людей, которые не боятся стихии. И я вижу, как поверх границ прорисовывается набросок какой-то новой страны — России, которую мы пока не успели потерять.
Есть ведь не только взаимные, смешные, нелепые, совсем уж теперь ненужные склоки между теми, кто все про государство понял, но еще и опасливое, почти наощупь движение в сторону сотрудничества и взаимопомощи. Государство смело, как ему казалось и кажется, всю независимую прессу — но многие сумели устоять. А уж сколько новых изданий возникло из ничего. И все это, оказывается, нужно людям, потому что только за счет людей и выживает.
Тут, конечно, профессиональная аберрация зрения: естественно, среди моих знакомых преобладают журналисты, которые спасают старые медиа, создают новые медиа, сами превращаются в медиа, в YouTube и Telegram. Но есть еще лекционные курсы, учебные центры, есть целый независимый университет… И есть созданные с нуля сети помощи для тех, кто в помощи нуждается. Это, наверное, самое главное.
Можно было бы залезть под стол и плакать (и можно, кстати, и не вредно, если к этому не сводить свою жизнь), но люди берутся за руки. Здесь бы вставить что-нибудь пафосное. Ну, не знаю. «Это дает надежду», например. Но я не готов соврать: с надеждой у нас не очень — поводов, чтобы верить, будто страшное быстро кончится, а мир как-то сам собой изменится к лучшему, немного. Набросок новой страны с большой долей вероятности может так и остаться всего лишь наброском — это надо иметь в виду.
И все же — мы живы, мы есть, мы можем что-то делать, мы друг другу нужны. Это мало? Мало, но точно больше, чем ничего. Я не могу подобрать правильных слов, речь не про дурацкий оптимизм, конечно. Просто не спешите записывать себя в мертвые прежде смерти. И без вас, без нас найдутся желающие. Лучше оглянитесь. Даже если вы в отчаянии — вы не одиноки. Пока не в большинстве, должно быть, но не одиноки.
И напоследок одно важное соображение. Я с интересом почитываю многое из того, что пишут люди, не являющиеся, мягко говоря, моими единомышленниками. И являющиеся, соответственно, восторженными поклонниками российской внешней и внутренней политики. Сегодня прочел в одном популярном канале: «Как мы могли испытать устойчивость нашей системы противовоздушной обороны на симуляторах? Не могли. Сейчас мы понимаем, что мы уязвимы, и это понимание дорогого стоит — иначе можно было бы бесконечно пребывать в иллюзиях, пока на головы не упало бы что-то посерьезнее». Это про атаку на аэродром в городе Энгельс Саратовской области. Радуется человек, пользу видит. А чуть раньше — в другом популярном канале: «Представьте себе, что первоначальные расчеты оправдались и киевский режим рухнул бы за месяц. Наших воинов-победителей встречали бы цветами. Проводились бы парады победы. Мы укреплялись бы в самодовольстве. И мы бы ничего не узнали о развале армейской логистики, о неготовности к мобилизации. Запад не успел бы ввести все волны санкций, и мы ничего бы не узнали о фикциях импортозамещения. Либералы и “аполитичные” не успели бы сбежать и проявиться во всей своей красе». Тоже неплохой такой повод для радости. Умеют люди быть оптимистами, не мне чета.
Так вот. Не дай бог, уподобиться этим восторженным гражданам, просто поменяв знак. Честно, дорого бы я дал, чтобы не было у нас поводов радоваться проблескам человечности, искать поддержку, осваивать навыки сотрудничества и взаимопомощи. Чтобы мы продолжали, как год назад, тихо ужасаться тому, что творит с нами — с нами и только с нами! — родина, и чтобы на плечи нам не рухнула ответственность за то, за что теперь отвечать непременно придется.
Но Господь, когда создавал мир, так увлекся процессом, что забыл подумать про кнопку «Перемотка». Нам все равно жить дальше с тем, что есть. Ну так давайте хотя бы помнить, что пока он все-таки остается — намек на возможность России, которую мы не потеряли.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
