Новости о том, что та или иная европейская страна намеревается запретить выдачу виз россиянам, обсуждаются русскоязычным комьюнити едва ли не активнее, чем сообщения с фронта. Одни обвиняют Европу в том, что она предает принципы открытости и гуманизма, другие настаивают, что подобные меры могут привести лишь к обострению конфликта, третьи готовы поддержать санкции, но в отношении других, а не себя. Публицист и поэт Иван Давыдов объясняет, в чем уязвимость таких споров.
Тема виз не хочет сдаваться. Каждый день в Европе находится новый желающий избавиться от присутствия россиян раз и навсегда, а в России и в эмиграции на одного такого желающего — десяток-другой плакальщиков, упрекающих Европу за предательство собственных ценностей или с мудрым видом размышляющих о том, насколько вредны для самой Европы подобные идеи.
Скажу сразу: я тоже думаю, что вредны, но дальше речь пойдет о другом.
Вся эта история — хороший ответ на вопрос о том, бывают ли коллективная вина и коллективная ответственность (тоже модная тема для споров). Никакой коллективной вины не бывает, конечно, каждый виноват только в том, что сделал именно он, лично. А вот коллективная ответственность, как видим, бывает. Парадоксально, но факт.
У многих из россиян постарше, из числа тех, для кого 1990-е годы прошлого века — это не память детства и не рассказы родителей, есть, например, такая вина (не коллективная, у каждого своя, но при этом и общая). Мы — говорю это «мы» не из любви к сомнительным обобщениям, но просто потому, что себя из числа виноватых не исключаю, — как-то очень уж легко поверили, что Совок издох.
Это казалось таким естественным: ну кто тут может всерьез грезить о возвращении советского величия? Видели мы это ржавое величие своими глазами. Кому может понадобиться эта гниль, кому захочется в бесчеловечное государство, способное грозить всему миру, но не способное при этом даже толком одеть и накормить своих подданных (не граждан, какие там граждане)? Старушкам разве что каким-нибудь, доживающим свой век под выцветшими портретами генералиссимуса…
Тем более что мир — вот он, рядом, такой открытый, такой удивительный. Вот они, чужие страны, вот они, книги, которые здесь век почти нельзя было читать, а теперь стало можно. Те, кто оценил вкус европейских ценностей (узок круг этих контрреволюционеров, страшно далеки они от народа), ринулись обустраивать собственную жизнь без оглядки на сограждан. Кто мог — зарабатывал, а впрочем, все могли, просто по-разному. Кому на память остались дворцы и яхты, кому — собственно память о временах, более веселых, чем нынешние. Интеллектуалы посмеивались, читая отчеты социологов, из которых следовало, что для подавляющего большинства сограждан слово «права» — это просто сокращенный вариант словосочетания «права на вождение автомобиля», а никакие свободы так ценностью и не стали.
И смотрели спокойно, как умирает доверие к институту выборов, не успев родиться, а самые везучие еще и по статейке написали в газету «Не дай Бог!». Гонорары-то, поговаривают, там были очень даже дай бог.
В моде был постмодернизм, и разговоры о ценностях считались делом пошлым.
А потом оказалось, что Совок — это не только старушки под выцветшими портретами. Серенькие спецслужбисты еще, и те, кто рядом с ними готов кормиться, и разные безумцы, мечтавшие о покорении мятежных окраин, казавшиеся такими смешными и сделавшиеся вдруг мейнстримом… Плюс — спокойное равнодушие того самого большинства с правами на вождение автомобиля и вообще без всяких прав, равнодушие, которое власть привычно выдает за всенародную поддержку. И выросла вокруг империя, совсем, конечно, непохожая на Союз, но не менее, а то и более, бесчеловечная. И делает то, что делает. То, что умеет. То, что должна.
24 февраля Путин еще и навязал целому, пожалуй, миру спор о ценностях, от которого теперь не укрыться. История (с гипотетической) отменой виз — тоже часть этого спора. Странно, конечно, что Европа, которая, как и все мы, предпочитает искать легкие пути, выступает здесь по факту на стороне Путина, но это не главное.
А главное вот что: если даже не отмена виз, а только разговоры о возможности такой отмены заставляют вас сомневаться в европейских ценностях, то у меня для вас плохие новости. Не было у вас на самом деле никаких ценностей.
Права и свободы человека ценны не потому, что за разговоры об их соблюдении вас пустят посмотреть на миланский собор или затариться на миланской распродаже. А потому, что… Ну, я, кстати, не взялся бы объяснять, почему. Лет 400 до меня, со времен Джона Локка этим занимались люди, куда более, чем я, мудрые и достойные, и успели сказать достаточно. Если они не убедили — у меня тем более не получится.
В словосочетании «европейские ценности» слово «европейские» — всего лишь эпитет. Проблема ведь не в том, доведется ли нам с вами побродить еще раз по Колизею. Вам кажется, что Европа предает свои ценности, пригрозив вас куда-то не пустить или заблокировав карту? Что ж, это прекрасный повод самим попробовать остаться европейцами. Оглянуться, увидеть вокруг людей. Своих. Несчастных, меньше получивших от жизни, не сумевших самостоятельно разобраться, где ценности, а где морок. И попробовать хотя бы найти слова для разговора с ними.
Или нет, это уже много. Для начала — хотя бы перестать видеть в них чудовищ, перестать все население страны оптом записывать в имперцы, понять, чем всенародное стремление отгородиться от государства отличается от «всенародной поддержки». Не повторять, то есть, пропагандистских заклинаний, слегка меняя интонацию.
Если рассчитывать, что у России есть хоть какое-нибудь будущее (я вот рассчитываю, хотя затрудняюсь объяснить почему, — возможно, по привычке), нужно уяснить вот что: это будущее будет не особенно страшным, только если большинство сумеет понять, что у него есть права и что ему нужны свободы. Никакого другого шанса просто нет.
Не зову всех в герои — сам не герой и отлично понимаю, как сильно сжалось пространство, где возможен честный разговор. Но вот задуматься — все-таки зову. Есть в этой позиции и утопизм, и некоторая обреченность, но другой не вижу.
И если что-нибудь с будущим получится — уж поверьте, визы будут. Они, впрочем, и так никуда не денутся, конечно. Не о чем рыдать.
И да, не то чтобы хвастаюсь — чем тут хвастаться? — но таков уж мой выбор: я в России. Кажется, это важно сказать, чтобы до конца прояснить позицию.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше
Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.
О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.
Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!
