Режим личной власти как болезнь

Политолог Григорий Голосов — о том, почему авторитарные правители обречены совершать фатальные ошибки
Режим личной власти как болезнь

Персоналистская диктатура, сложившаяся в России, — это болезнь, поражающая государство. Она имеет свои симптомы, осложнения, но и способы лечения тоже. Что приводит к заражению? Как протекает недуг? И главное, как его победить? На эти вопросы в цикле статей для «Холода» отвечает политолог, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Григорий Голосов. Это — первая статья из цикла.

Российский политический режим — это режим личной власти или, как выражаются ученые, персоналистская диктатура. Это значит, что все важные стратегические решения от имени государства принимает один человек, находящийся на вершине «вертикали власти», и что любые решения других политиков, которые этот человек — Владимир Путин — рассматривает как важные, могут быть им заблокированы. Конечно, Путин не правит один — это невозможно. У других российских политиков и чиновников тоже есть власть. Однако ее пределы заданы исключительно желаниями верховного правителя. 

В мировой политической мысли принято критиковать личную власть с точки зрения морали. Точнее всего это сформулировано в известной формуле Джона Дальберга-Актона «Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно». Впечатляющий компендиум пороков, порождаемых абсолютной властью, можно найти в книге древнеримского писателя Светония «Жизнь двенадцати цезарей». Среди римских императоров были и кровавые эксцентрики вроде Калигулы и Нерона, и параноидальные убийцы вроде Тиберия. Впрочем, кое до каких пороков цезари все-таки не дошли: они, например, не были людоедами, в отличие от некоторых африканских диктаторов 1970-х годов. 

Именно в античной традиции сформировалось представление о персоналистской диктатуре как о болезни, поражающей государственный организм.

У этой болезни обширная симптоматика, и один из симптомов — склонность неограниченных правителей совершать фатальные, непоправимые ошибки. Задолго до Светония Эсхил написал трагедию «Персы», обличающую царя Ксеркса, который бросил свой народ на жертвенный алтарь войны, но потерпел поражение из-за неспособности правильно оценить волю и способность к сопротивлению противника, свободного народа Греции.

Почему диктаторы совершают ошибки? Во-первых, само обладание абсолютной властью подталкивает ее носителя к мысли о том, что досталась она ему не случайно, а в силу особой одаренности, способности принимать правильные решения, которой нет у других людей. В конце 2014 года Путин на вопрос о том, совершал ли он ошибки, ответил, что за годы работы во главе государства ошибок у него не было, но случались «шероховатости». По правде сказать, одних этих слов было достаточно, чтобы предсказать: ошибки будут — и очень серьезные. В феврале 2022 года мы в этом убедились.

Сергей Медведев — об архаичности войны в Украине и умирающей империи
Общество2 минуты чтения

Во-вторых — и это более важно, — потому что диктаторы не слышат возражений. С одной стороны, преувеличенная вера в себя подталкивает их к мысли о том, что они всегда правы. С другой стороны, им никто и не возражает. Не только политикам и чиновникам, но даже и приближенным к власти экспертам хорошо известно, как незавидна судьба гонцов, приносящих плохие вести, в системе, где их положение определяется лишь волей верховного правителя. В итоге диктатор узнает только о том, о чем хочет знать, и у него формируется искаженная картина реальности. Скажем, начиная войну, он верит в то, во что хочет верить: что противник слаб, не окажет сопротивления и что надежных союзников у него не окажется. Такая вера часто подводит.

Надо признать, что на этот симптом внимания обращали гораздо меньше, чем на развращающие аспекты абсолютной власти. Оно и понятно: у диктаторов нет монополии на ошибки. Их совершают все правители в силу своей человеческой природы. Но можно ввести правила, которые позволят ограничить возможность принятия неправильных решений. В политической науке такие правила называются институтами, а наборы наиболее важных институтов — именно тех, которые определяют способы приобретения, утраты и использования власти, — политическими режимами.

Политические режимы делятся на авторитарные и демократические. Базовое различие между ними состоит в том, что в условиях демократии основной способ приобретения и утраты власти — это свободные выборы. Не все авторитарные режимы являются режимами личной власти. Монархия — даже абсолютная — может функционировать по правилам, которые фактически сводят к нулю, по меньшей мере, возможности произвола по отношению к членам узкого правящего класса, окружающим трон. Истории известны случаи самодержцев, де-факто не правивших по собственному произволу, а иногда даже и вовсе не правивших — вроде основоположника династии Романовых, меланхоличного царя Михаила Федоровича, за которого все решения сначала принимала его мать, а потом патриарх Филарет. Военные диктаторы часто вынуждены править, прислушиваясь к мнению других членов хунты, а при партийном режиме почти всегда есть что-то вроде влиятельного политбюро, в котором генсек — лишь первый среди равных.

Однако верно и то, что авторитарные режимы обладают потенциалом к перерождению в персоналистские диктатуры, то есть склонность к ошибкам у них, так сказать, в крови. Самоубийственная внутренняя и внешняя политика Николая II привела Российскую Империю к катастрофе. Попытавшись захватить Фолклендские острова, аргентинский диктатор Леопольдо Галтьери потерпел унизительное поражение, которое положило конец военному правлению в стране. О том, чем кончилась власть нацистской партии в Германии, распространяться нет нужды.

Демократия в наименьшей степени подвержена ошибкам такого рода, и это именно потому, что она ставит правителя перед необходимостью периодически выносить свои решения на суд народа. Это касается даже таких правителей, которые по складу характера в высшей степени склонны к преувеличенной вере в себя и не очень компетентны. Возьмем, для примера, Дональда Трампа, который оценивал себя как «очень стабильного гения» и, как известно, далеко не всегда прислушивался к мнению других политиков и экспертов. Кое-какой вред Соединенным Штатам это принесло. Однако некоторые решения Трампа были заблокированы Конгрессом или судом. Через институциональный фильтр проходили, в основном, безобидные или даже полезные для страны меры, а за свои ошибки Трамп заплатил проигрышем на выборах. У зрелой демократии есть если не иммунитет, то повышенная сопротивляемость болезни личной власти.

К сожалению, российская демократия, которая худо-бедно, но существовала в стране в 1990-х годах, обзавестись такой сопротивляемостью не успела. Владимир Путин, хоть и был объявлен преемником Бориса Ельцина, пришел к власти демократическим путем и в течение всего своего правления пользовался поддержкой значительной части российских граждан. Диктатором он стал не сразу. Во-первых, в начале правления его власть серьезно сдерживалась тем, что окружение Путина в значительной мере состояло из людей — как политиков, так и бизнесменов, — которые вынесли свои ресурсы из предыдущего десятилетия и ничем по большому счету не были обязаны новому президенту. Наличие этих ресурсов диктовало необходимость некоторых правил, обязательных к исполнению всеми игроками, включая самого главного. Во-вторых, в начале 2000-х годов у Путина были все основания опасаться разочарования граждан, которое могло бы проявиться в плачевных для него итогах выборов. Манипуляции на выборах начались уже тогда, но и речи не шло о том, чтобы полностью исключить оппозицию из избирательного процесса.

История Тимофея Сергейцева — методолога, политтехнолога и идеолога войны
Общество12 минут чтения

Все это со временем изменилось. Ныне в окружении Путина остались лишь те политики и бизнесмены, которые либо полностью обязаны ему своим положением, либо отчетливо понимают, что все их достижения могут быть обнулены в любой момент одним росчерком путинского пера. Оппозиция разгромлена, а выборы просто прекратили функционировать в качестве механизма конкуренции за власть. Конституционные поправки 2020 года, создавшие правовую базу для сохранения режима личной власти более чем на десятилетие вперед, стали знаком того, что болезнь развилась до по-настоящему опасной фазы.

С болезнями можно бороться по-разному. Наиболее радикальный способ состоит в том, чтобы прибегнуть к эвтаназии, то есть, попросту говоря, убить пациента. Мертвый — это, конечно, не здоровый, но точно не больной. Именно к такому мнению приходят сейчас многие в консилиуме, после февраля 2022 года обосновавшемся преимущественно за пределами России. Они считают, что нашу страну надо «отменить» в буквальном смысле, то есть вычеркнуть ее из списков живых либо фигурально, путем полной изоляции, либо даже буквально, доведя дело до распада и прекращения национально-государственного существования.

К счастью для нас, врачи, как правило, чуждаются такой радикальной терапии. Обычно они ищут пути лечения, не убивающие пациента, — при том что, как известно любому медицинскому профессионалу, чем опаснее болезнь, тем сильнее побочные эффекты терапии. Я полагаю, что «отмена» России — не в интересах населяющих ее народов и даже не в интересах международного сообщества и ее соседей, включая Украину. 

Удаление злокачественной опухоли, каковой можно уподобить персоналистскую диктатуру, может привести российский государственный организм к полному выздоровлению. Но возможны и другие варианты. Например, болезнь может быть излечена лишь частично, так что ее развитие затормозится, а наиболее опасные симптомы — устранены, но с перспективой возобновления и ухудшения. О возможных направлениях трансформации российского политического режима я собираюсь поговорить с читателями «Холода» в цикле статей, которые, если не воспрепятствуют обстоятельства, будут выходить регулярно. 

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.