Когда находишься у власти больше 20 лет, уже трудно сказать что-нибудь новое. Владимир Путин впервые заговорил о национал-предателях еще в 2014-м, после аннексии Крыма:
«Некоторые западные политики уже стращают нас не только санкциями, но и перспективой обострения внутренних проблем, — сказал тогда российский президент. — Хотелось бы знать, что они имеют в виду: действия некоей пятой колонны — разного рода “национал-предателей” — или рассчитывают, что смогут ухудшить социально-экономическое положение России и тем самым спровоцировать недовольство людей. Рассматриваем подобные заявления как безответственные и явно агрессивные и будем соответствующим образом на это реагировать».
Восемь лет спустя, когда российская армия ведет войну в Украине, а западные санкции форсировали границу московских «Макдональдсов», президент Путин вновь говорит о «национал-предателях» и необходимости «самоочищения».
Слово «национал-предатель» — по-немецки это будет Nationalverräter — буквально встречается в политическом словаре автора «Майн Кампф». В 2014-м в статье о путинском прочтении немецкого новояза философ Михаил Ямпольский справедливо напоминал, что сам термин «национал-предатели» использовался в Германии и до Гитлера — главным образом в отношении политиков, подписавших Версальский мир в 1919-м. Однако широко распространилось это слово именно с приходом к власти национал-социалистов. Оттуда взялось его характерное звучание: это слово очень яркой эмоциональной окраски, лишенное при этом какого-либо конкретного смысла — кто, когда и кого предал? От имени какой нации это говорится?
«Вместо исторического содержания на первый план выступает смутный образ, наполненный какими-то эмоциональными обертонами, — писал Ямпольский. — Понятное и сугубо негативное по смыслу слово “предатель” ассоциируется с идеей нации и нацизма одновременно. Но это и является целью такого словоупотребления».
Оригинальный немецкий национал-предатель предавал не только и не столько «нацию», сколько «национал-социалистическую партию». Впрочем, в этом и состояла часть языкового трюка — между двумя этими понятиями не было разницы. В идеальной замкнутой системе фюрер был равен своей партии, а она держала в своих руках монополию на насилие в отношении «предателей».
Другой автор, исследователь исторического языка террора Игал Халфин предостерегал от прямого соотнесения путинской политики с его «великими предшественниками» — Сталиным и Гитлером. Он писал о том, что прямые заимствования из тоталитарного языка или риторики — это не «повторение», а «цитирование»: по сути, постмодернистский жест, для которого важно знание оригинального текста слушателем или зрителем. Не нужно в буквальном смысле повторять Большой террор или «окончательное решение» в оригинальных масштабах — достаточно лишь на них намекнуть. Халфин говорил об этом на лекции об истории понятия вины и советской субъективности, в «мирном» 2016-м. Уверены ли мы шесть лет спустя в том, что у любителя ввернуть в свою речь слово-другое о «национал-предателях» есть историческая память и критическое мышление?
В своей последней довоенной «исторической» речи 21 февраля Владимир Путин довольно долго объяснялся в нелюбви к государственным границам современной Украины. Если следовать логике этой речи, собственно «Украины» как государства вообще никогда не существовало. Была лишь «историческая Россия», частью которой она являлась.
Проблема в том, что никто, даже сам Путин, не может определить, о какой именно «России» идет речь. До 1917-го она была империей, после революции — Советским Союзом, после Перестройки ее развалили враги с Запада — и вот теперь она вновь стремится воссоздать свои путинские «национальные границы» (имперские? Советские? Киевской Руси?). Кого предполагается «предавать»? Наследие варяжских князей или советских генсеков?
Если «русских» — они уже гибнут на этой войне и уже подвергаются репрессиям, борясь за возможность ее остановить. Если «украинцев» — на их территорию пришла армия другой страны, они воюют, умирают или бегут, стремясь избежать смерти.
«Национал-предатели» в версии Путина не смогли бы никого предать, даже если бы постарались, поскольку за 20 лет его правления не сформировано никакой общности, от которой можно было бы отречься. Они родом из «исторической России» — такой же пустой риторической фигуры, еще одного политического клише, характерного для тоталитарных обществ.
Сергей Бондаренко — историк, сотрудник общества «Мемориал».
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции
