4 сентября 22-летний Саиданвар Сулаймонов, сотрудник штаба оппозиционного политика Андрея Пивоварова, сообщил в соцсетях, что ему запретили въезд в Россию на 40 лет. Спецкор «Холода» Ирина Щербакова поговорила с Сулаймоновым о том, как это произошло, что он планирует делать дальше и почему не может вернуться в родной Таджикистан.
Сколько лет ты жил в России?
— Я переехал в Москву с дядей в 2008 году, учился тут в школе. Родители решили: раз я хорошо учусь в школе, много читаю, интересуюсь астрофизикой, значит, мне нужно жить там, где есть перспективы. В Средней Азии перспектив было немного — или в Таджикистане остался бы, или закончил бы на стройке в Москве. Поэтому все хотели, чтобы у меня было хорошее образование.
Четвертый-пятый класс я отучился в Москве, потом возвращался в Таджикистан, закончил там школу с уклоном в русский язык и под конец снова оказался в России, поступил в Ставропольский федеральный государственный университет, учился на туризме. Я думал стать классным экскурсоводом и гидом — я люблю болтать, рассказывать, хотелось это как-то монетизировать.
Вообще мои родители много лет живут на две страны. У отца в Подмосковье квартира, мать недавно ездила в Россию к родственникам. Мы движемся туда-сюда, как молекулы. Я в Казахстане чуть-чуть пожить успел, и в Киргизии. У меня родители все время пытались открыть какое-то свое дело. Когда что-то не получалось, нашей семье приходилось туда-сюда кататься. То пекарню откроют в Таджикистане, то она прогорит, то парикмахерскую под Ростовом. И так постоянно.
По паспорту ты Саиданвар, но большинство знает тебя как Сашу. Как и когда ты решил изменить имя?
— До того, как я пошел в школу в Москве, меня все дома называли Анвар, и мне было норм. Но в Москве одноклассники начали: «Задолбал, сложно». Я плакал дома: «Вот, меня называют не по имени, меня называют каким-то Сашей». Это сейчас я понимаю, что со стороны ребят было некрасиво не учить мое имя. А тогда, для того чтобы влиться в коллектив, я принял их правила.
Но со временем имя Саша стало мне все больше нравиться. Я начал сам в соцсетях так представляться, а в 16-17 лет, когда получил таджикский паспорт, даже хотел переименоваться. Я стал себя ассоциировать с этим именем, оно прижилось, и я до сих пор хочу сменить старое имя на него.
Насчет прозвища Печенька — у меня в школе все время были прозвища, связанные с едой. То майонез, то булочка с повидлом. Хлебобулочными изделиями меня особенно часто обзывали. Потом в играх по сети у меня были такие ники — тоже связанные с едой: лакомка, кетчуп.
В универе я услышал, что какого-то парня называют печенькой, и мне очень это понравилось. И я решил: все, с этого дня называйте меня Печенькой.
Сталкивался ли ты с проявлениями дискриминации по национальному признаку, кроме того случая в детстве?
— Стоишь в метро, люди проходят мимо и начинают смеяться: у тебя розовые волосы и глаза не такие большие, как у них. Года полтора назад ко мне подошел полицейский, принял меня за китайца, а когда я с ним заговорил по-русски, он начал объяснять, что «от китайцев одни проблемы».
В прошлом году ты работал в ковидном госпитале. Расскажи, почему ты пошел на это.
О, это был очень важный опыт, школа жизни такая. Когда случилась первая волна пандемии, я решил, что хочу помогать другим людям, быть полезным для общества, в котором живу. Я был волонтером в проекте #взаимопомощь Егора Жукова, развозил продукты пенсионерам. Проект закрылся, но когда началась вторая волна, мне тоже было важно помогать. Через аутсорсинговую компанию я устроился санитаром в ковидный госпиталь, который временно развернули в Ледовом дворце. Я занимался больше административными делами, помогал принимать пациентов, хотя главный врач учил меня базовым вещам: как, к примеру, ставить уколы. Так что если будет война, в полевых условиях я смогу сделать человеку укол.
Я был, по сути, главным санитаром — другие санитары могли не слишком хорошо понимать по-русски, а поскольку я понимаю киргизский и узбекский, я стал таким связующим звеном между ними и врачами.
Работая санитаром, ты участвовал в акции с фонариками в поддержку Алексея Навального и сфотографировался прямо в красной зоне. Какие были последствия?
— Да, было такое, сфотографировался недалеко от приемного пункта, буквально пара снимков — и пошёл дальше, ужинать и работать. Фотография попала в СМИ — Meduza, SOTA Vision. Потом главврач приемки мне сказал: «То, что ты сделал, вообще не круто, зайди-ка после смены к старшей медсестре». Я ходил по всему ковид-госпиталю с рацией, искал ее, но не застал. На следующий день тоже ее не нашел. В итоге, когда я переодевался после смены, меня подозвали, дали медицинскую карту, сказали: «Ты поступил неправильно». Дальше были нравоучения, снисходительным тоном. И «все все понимают, но ты уволен». Вот такая история.
Когда у тебя появился интерес к политике?
— В 2019 году. Хотя я всегда симпатизировал протесту — мне кажется, нельзя быть аполитичным. Во время «московского дела» многих моих друзей и знакомых посадили, на Самариддина Раджабова завели две уголовки (изначально Раджабову предъявили обвинение по двум статьям — «Участие в массовых беспорядках, сопровождавшихся насилием и уничтожением имущества» (ч. 2 ст. 212 УК) и «Покушение на применение насилия к представителю власти» (ч. 3 ст. 30, ч. 1 ст. 318 УК). Позднее дело переквалифицировали, и Раджабову предъявили обвинение только по ч. 1 ст. 318. Раджабов был приговорен к штрафу в 100 тысяч рублей, но суд решил, что с учетом его материального положения и времени, проведенного под стражей, Раджабов должен быть освобожден от наказания. — Прим. «Холода»). Это был единственный таджик-политзэк, и за него никто не вступился (позже Раджабова стал поддерживать Oxxxymiron. — Прим. «Холода»). Я не хотел, чтобы об этом человеке забыли — про условного Егора Жукова все будут говорить, он же блогер, а про Самара нет. Я вписался за него, мы делали правозащитную кампанию, пикеты устраивали.
Я понимал, что протестовать, когда ты гражданин другой страны, не круто с точки зрения закона. Перед каждым походом на суд над политзаключенными я всегда испытывал страх: я ведь иностранный гражданин, со мной могут в любой момент сделать что угодно. Но я ничего не мог с собой сделать — чувствовал, что должен.
Последний месяц я работал в штабе Пивоварова — я был координатором волонтеров, организовывал работу штаба, помогал ставить кубы и всё такое. (Андрей Пивоваров — экс-директор общественной организации «Открытая Россия». 29 мая 2021 года против Пивоварова было возбуждено уголовное дело по ст. 284 УК РФ — «Осуществление деятельности нежелательной организации». Находясь в СИЗО, Пивоваров выдвинулся кандидатом в Государственную думу от партии «Яблоко» — Прим. «Холода».)
Были ли у тебя проблемы из-за политики?
— Зимой меня задержали на митинге — выписали протокол по статье 20.2 часть 5, участие в несогласованных митингах и демонстрациях. Понятно, что когда ты постоянно помогаешь политзаключенным, носишь передачки, ты сталкиваешься с сотрудниками правоохранительных органов. Но задерживали меня не так часто, я всегда старался действовать в рамках закона.
Как и когда ты узнал о запрете на въезд?
— Был обычный день — я поспал, позавтракал, и где-то в середине дня вдруг получил сообщение от хозяина квартиры. Он регистрирует у себя в квартире жильцов, поэтому разбирался с бумагами. Он написал: «Саш, вот такая история, мне в документе для регистрации карандашом написали, что ты невъездной на 40 лет, мол, где вы нашли этого человека, передайте ему в устном виде, что у него есть три дня, чтобы покинуть Россию». Хозяин попросил подтверждающие документы, ему ничего не дали. Его направили в управление по вопросам миграции при МФЦ. Это МВД-шная структура, если бы я туда пошел, я был бы депортирован в Среднюю Азию, чего не хотелось бы. Я уехал и потом уже по базам МВД, находящимся в открытом доступе, увидел: регион-инициатор этого решения — Москва. Откуда взялась цифра в 40 лет, я не знаю, и чем это обосновано, тоже — но цифру сообщил мне хозяин, плюс, запрет на въезд на 40 лет фигурирует и у других иностранных граждан, как говорили мне юристы. Я предполагаю, что это все из-за моей работы в штабе Пивоварова, но думаю, что моя помощь политзаключенным тоже сыграла роль — меня наказали за все.
(В официальном сервисе МВД значится причина запрета на въезд: «У МВД имеются основания для неразрешения въезда на территорию Российской федерации» — Прим. «Холода»).
Обращался ли ты за помощью в НКО, есть ли у тебя адвокат?
У меня есть адвокаты, экс-сотрудники «Правозащиты Открытки», которые помогают с получением политического убежища. А по поводу выдворения я думаю обратиться в «Гражданское содействие».
Были ли у тебя проблемы с выездом из России?
Я улетал из России не в Таджикистан, а в третью страну, которую не могу называть из соображений безопасности. На паспортном контроле пограничники стали себя очень странно вести. Всех отпускали за минуту, а меня задержали. Меня отвели в отдельное помещение, приставили ко мне двух человек с автоматами, которые смотрели, чтобы я никуда не убежал, начали задавать вопросы, словно хотели затянуть время, чтобы я не успел на рейс. Зачем летите, почему уезжаете? Собираетесь ли вы в стране, куда уезжаете, проводить какие-либо акции? Я чувствовал себя международным преступником, злодеем из «Бондианы». Было страшно. Меня отпустили где-то за две минуты до конца посадки, я чудом добежал.
Ты говорил, что в Таджикистан возвращаться не можешь — опасаешься за свою безопасность из-за критики ислама. Как ты его критиковал?
— Общество в Таджикистане слишком патриархальное и религиозное, и многие правда не понимают, например: «В смысле, как это, геев нельзя убивать?». Даже у моих ровесников часто какое-то бабушкинское, дремучее представление о мире. Например, любимый лайфхак таджиков — если у тебя что-то болит, надо прочитать на воду молитву и выпить. Серьезно.
У меня всегда это вызывало внутреннее сопротивление, а года три назад, когда я окончательно понял, что все-таки я не агностик, а атеист, я начал обсуждать религию с друзьями. Мне кажется, что бессмысленно объяснять что-то про феминизм и гендер там, где люди еще заряжают воду. Мы завели в инстаграме страницу atheism.tj — сейчас она удалена. Там я развенчивал эти мифы про воду, писал о научном обосновании разных вещей. Да и в целом, мы критиковали религиозных фанатиков. Это разлетелось по местным медиа, о нас стали писать блогеры-миллионники. Нам постоянно поступали угрозы расправы. Данные одного из админов, который живет в Киеве, попали в чат, который можно назвать таджикским аналогом «Мужского государства». Там пишут о людях, которые «предали таджикскую нацию». После этого к нему заявились какие-то борцы за нравственность и религию, которые хотели его избить. Меня же постоянно пытались деанонимизировать — все время приходилось скрывать лицо. Когда я вел стримы, я всегда закрывал камеру, чтобы никто ничего не видел. Но один раз что-то пошло не так, 17 тысяч человек на пару секунд увидели мое лицо, и после этого недоброжелатели стали выяснять, кто я и где живу. В тот раз эти диванные войска дальше пабликов во «Вконтакте» о таджиках в Москве не продвинулись, адрес мой не нашли, но риски всё равно есть. Я не знаю, на что они способны.
Как твои близкие восприняли новость о запрете на въезд в Россию?
— Мама сказала: «Допрыгался». Отчим почему-то обрадовался. Я сначала не понял, чему он так радуется, а он ответил: «Ну, тебя хоть не посадили». А потом сказал: «Вот поедешь в другую страну, будешь строить с ней другие отношения, не будешь везде лезть». Моя жена Наташа очень грустит, она даже работать не может сейчас. Иногда она просто лежит без сил. Мы очень хотим увидеть друг друга, но пока нет возможности, и мы очень из-за этого страдаем. Мы созваниваемся и просто плачем друг другу в трубку. Наташа никогда не была активисткой — она разделяет мои убеждения, но раньше просто боялась выступать. А сейчас она хочет пойти на пикет, хочет бодаться с посольством Таджикистана, чтобы они помогли.
Я переживаю за Наташу — я-то смогу найти общий язык с кем угодно, с американцами, с японцами, а она очень привязана к своей стране, да и с работой ей сложно. Наташа у меня инженерка-сметчица, и переехать за мной она не может: в Москве она востребованный специалист, а в другой стране ее знания и опыт не пригодятся, ей придется начинать с самого начала.
Вы с женой давно вместе?
— Познакомились мы так — мне пришлось съехать из квартиры, искал себе новое жилье, а денег не было. На каком-то мероприятии я встретился с Лешей Миняйло, он спросил, чего у меня такие грустные сториз в инстаграме и не нужно ли чем-то помочь. Я просто в сториз писал: «Приютите меня на какое-то время до зарплаты». Леша репостнул — вдруг кто-нибудь согласится меня вписать ненадолго. А Наташа, его подписчица, увидела и согласилась помочь.
У меня в тот момент были отношения, у нее тоже, и никто вообще не думал, что так все повернется — я просто приехал пожить у нее две недели, пока не найду себе квартиру. И мы обнаружили, что без памяти друг в друга влюбились.
Моя мама сперва была против наших отношений: «Как это, она русская, она старше тебя на семь лет, да у нее татуировки, это харам». Мама устраивала истерики, не разговаривала со мной месяц. У нее всегда теплилась надежда, что сыночка повзрослеет, образумится и она найдет мне невесту. В Таджикистане есть такой прикол — дети никогда не находят сами себе пару, за них это делают родители.
До сих пор существует такая практика: из-за какого-то проступка родители могут сказать сыну или дочери три раза «я от тебя отказываюсь», и считается, что он больше не член семьи. Я всегда шутил, что кэнселинг придумали таджики 2000 лет назад.
Но моя мама со временем успокоилась и приняла Наташу. А в декабре прошлого года мы поженились.
Почему ты, находясь в браке с гражданкой России, не получил гражданство?
Это очень сложная, местами невозможная фигня. Я понимаю, что люди, которые получают гражданство просто так: футболисты, Жерар Депардье — посмеются и скажут «фигня», но в моем случае это было практически нереально. На одних юристов за четыре месяца я потратил тысяч 50 рублей, и без толку. Юристы говорили мне, что у одного из их клиентов процесс получения гражданства затянулся на пять лет. Наверное, когда я был в школе, мои родители могли подать на гражданство, но тогда этого почему-то никто не сделал, хотя мы жили большую часть времени в России.
Я решил попробовать получить российский паспорт после пандемии — по совету жены: «нам с тобой в этой стране жить». Но пандемия сильно осложнила этот процесс.
Прошлой весной вышел указ Путина о временном пребывании иностранных граждан в России. (Указ о временных мерах по урегулированию правового положения иностранных граждан и лиц без гражданства в Российской Федерации в период преодоления последствий распространения новой коронавирусной инфекции (COVID-19) от 18 апреля 2020 г. — Прим. «Холода»).
По этому указу было так: если ты продлеваешь регистрацию, все у тебя нормально. Но в управлении по вопросам миграции в МФЦ тебе говорили, что нужна какая-то подпись. А консульство республики Таджикистан такое: ребята, не паримся, Путин подписал указ, ничего не нужно. Это вносило неразбериху.
Этапы получения российского паспорта такие: сначала получаешь РВП, потом ВНЖ, потом гражданство. Обычно говорят, что чтобы податься на гражданство по браку с гражданином России, нужно состоять в браке три года. В прошлом году решили ускорить процедуру получения документов для иностранных граждан — но лично мне это не помогло.
Я приехал в миграционный центр Сахарово, где мне сказали, что нужно было ехать в регион, где прописана супруга — а это Удмуртия. Чтобы получить гражданство, мне надо было мотаться в Удмуртию. А это был как раз май, начинали работу штабы, у меня просто не было времени.
Мы с женой не выдержали всей этой волокиты, решили: «ну его». А потом меня выгнали из страны.
Как ты сам себя чувствуешь после того, как покинул Россию?
— На самом деле, я под маской оптимизма скрываю свой ужас. До сих пор не могу осознать то, что произошло. Я нахожусь в безопасности, тут солнышко светит, можно жить и радоваться, но ведь у меня в России осталось очень много дел, которые я не успел закончить. В России остался Паша Крисевич в тюрьме — мой друг близкий (активист из Санкт-Петербурга. Из-за перформанса на Красной Площади, во время которого Крисевич сымитировал выстрел себе в голову, на него возбудили уголовное дело по ст. 213 УК РФ — хулиганство. — Прим. «Холода»). Бывает такое, что я, когда чем-нибудь занимаюсь, просто внезапно останавливаюсь и начинаю рыдать, как скотина.
Что ты планируешь делать дальше?
— Наверное, я буду удаленно работать какое-то время — мне нужно до выборов закончить дела в штабе Максима Круглова от «Яблока» и Андрея Пивоварова, получить зарплату. Дальше буду пытаться как-то устроиться на удаленку в Москве, не связанную с политикой. Мне кажется свинством, не имея гражданства России и не живя в этой стране, заниматься политикой. Но я все так же буду помогать политзаключенным — деньгами или продуктами, писать письма. Я не забуду своих друзей, которые остались в России.
