В условиях, когда большинство лидеров российской оппозиции либо сидят в тюрьме, либо эмигрировали, одним из самых заметных координаторов антивоенных протестов стало движение «Весна». 2 апреля они планируют акцию в формате «сидячей забастовки». «Холод» поговорил с сооснователем «Весны» Богданом Литвиным о перспективах уличного протеста в условиях войны.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Как получилось, что «Весна» сейчас — едва ли не единственная организация, которая занимается антивоенными протестами?
— Мы сами не особо поняли, как так получилось. Когда был первый митинг 24 февраля, мы активно о нем писали, а потом поняли, что люди идут в наши социальные сети за информацией и анонсами. Они просили нас как-то координировать акции, и мы взяли на себя такую ответственность, потому что никто другой не заявлял дату следующей акции — и мы просто объявили ее первыми.
Вообще я не хотел бы переоценивать идею координации митингов и шествий. Люди думают, что главное — правильно скоординировать протест, и вот тогда точно победим. Но мне кажется, что это работает совершенно иначе. Массовые собрания ничего не меняют сами по себе, они нужны для того, чтобы продемонстрировать: иная точка зрения существует и ее придерживается много людей. Они нужны, чтобы донести информацию до тех, кто не вовлечен в протестное движение. Поэтому бессмысленно собираться за городом, например, важно собираться в центре городов или в людных местах.
Но из-за уличных акций никто в отставку не уйдет. Я слышу разговоры о хорошей или плохой координации с 2017 года, но единственное, на что она влияет, — то, как долго продлится акция и получится ли в какой-то степени обхитрить ОМОН, чтобы он задержал поменьше людей. Повторюсь: не следует возлагать больших надежд на то, что кто-то так все скоординирует на протесте, чтобы боевые действия в Украине тут же прекратились. Протестные акции — это вершина айсберга антивоенного движения. Очень важная вещь, но не решающая.
«Весна» объявила, что акция протеста 2 апреля будет сидячей забастовкой, объяснив это тем, что «классические митинги и шествия проще разгонять». Разве бегущего человека легче достать, чем сидящего?
— Люди пишут нам, что обычный формат протестных акций их больше не устраивает. И мы подумали, что сидячая забастовка может быть интересна. Предполагается, что люди будут держать друг друга за руки и за ноги, и поэтому их будет сложнее задерживать. Тем не менее мы продумываем альтернативные сценарии в зависимости от численности и реакции людей.
Но вы понимаете, что «забрать» человека, который сидит на земле, физически проще, чем человека, который идет или бежит?
— Повторюсь, по нашей задумке, люди будут крепко держать друг друга за руки и за ноги, значит, их будет сложнее растаскивать. А задержания-то происходят и сейчас. Плюс, по нашему плану, люди не будут сидеть или лежать на протяжении всей акции — это будет ограничено по времени. Но вообще формат протеста зависит от количества людей, которые на него придут. Если придет много людей, они займут много места и полиции будет физически неудобно их задерживать. Если людей придет мало, думаю, мы откажемся от такого сценария.
Как принимаются решения о форматах протестных акций? Сколько человек участвует в этом, кто эти люди, есть ли среди них те, кто находится в России?
— У нас есть отдельная рабочая группа, которая занимается кампанией, и есть федеральное руководство, которое поддерживает или отвергает их идеи. Все решается голосованием. Руководство избирается напрямую раз в год всеми участниками организации.
Кто-то из рабочей группы все еще находится в России?
— Многие были вынуждены уехать или спрятаться, но немало людей все еще в России.
«Весна» работает с другими политическими или гражданскими организациями, когда координирует протесты?
— У нас сложились хорошие отношения с Феминистским антивоенным сопротивлением, мы периодически сотрудничаем с бывшими сторонниками Навального.
Но у нас нет ресурсов Алексея Навального, это очевидный факт. У нас нет такого охвата, мы не можем достучаться до такого количества людей.
Вы считаете, что люди не выходят на улицы просто потому, что не знают об акциях?
— Да, многие люди не знают. Нам часто пишут: мы узнали о вас только что и совершенно случайно. Мы работаем над тем, чтобы информация доходила до людей, но объективно оцениваем свои возможности: сейчас у нас нет того информационного ресурса, который был еще год назад. Тем не менее мы понимаем, что представляем гораздо больше людей, чем тех, кто выходит на протесты сегодня. И та позиция, которую мы отстаиваем, — в интересах очень большого числа людей, куда большего, чем сегодня разделяют нашу точку зрения.
Ведь от нынешней ситуации страдают и те, на ком держится система: полиция, Росгвардия, чиновники, бюджетники. Кого-то отправляют умирать, кто-то остается без сбережений, кому-то больше не будут индексировать зарплаты. Мы хотим достучаться до этих людей — это главная цель. А сами по себе акции должны показать, что наша позиция не является маргинальной. Людям не должно казаться, что все затихло, надо поддерживать жизнь, давать людям надежду и возможность для высказываний.
Начиная с 24 февраля уличные акции объявлялись каждый день. Потом это прекратилось. Почему?
— Дело в том, что изначально у нас был совершенно другой план, который мне кажется логичным. Мы считали, что неправильно проводить акции каждый день, намного целесообразнее проводить их раз в неделю, а между ними нужно собираться не в центре города, а в местах, где люди живут своей обычной жизнью. К сожалению, мы не могли повлиять на все гражданские инициативы. В соцсетях объявляли о намерениях выйти в центр каждый вечер. Но одновременно люди оказались не готовы к тому, чтобы выходить массово, поэтому это движение быстро выдохлось. Ведь всем надо работать, содержать свои семьи и так далее. Мне кажется, что выходные дни — лучшее время для того, чтобы рисковать.
Отсутствие лидера — это проблема для протеста или возможность?
— Протесту нужна организация, а лидер — это зачастую лишь символ, значок, логотип, чью роль сильно переоценивают. Мартин Лютер Кинг, например, не был вождем [американского] движения за гражданские права, он был символом, но решения принимал не он. Нам известен пример Махатмы Ганди, который был гениальным стратегом — но это скорее исключение из правил. Если протесты связаны с результатами выборов и возглавляет их человек, который считает, что у него украли голоса, — это понятно, но на антивоенных акциях лидер не обязателен.
Но это же вопрос доверия. Одно дело, когда люди видят, что человек, который их собрал, сам среди них и рискует. И совсем другое, когда люди не понимают, кто организует акцию, в которой они участвуют, и где он находится.
— Давайте обратимся к успешному опыту протестов в других странах. Например, ситуацию с Алексеем Навальным часто сравнивали с ситуацией в ЮАР. Так вот, в ЮАР, пока Нельсон Мандела сидел, движение против апартеида существовало само, без новых лидеров, и доверие сохранялось.
Вы верите в массовый протест в России?
— Да, конечно.
Как вы представляете себе тот щелчок, после которого количество протестующих увеличится радикально?
— Сейчас одно за другим происходят события, которые в другой ситуации могли бы массово вывести людей на улицу. Но этого не происходит. Может быть, причина именно в том, что этих событий так много? Не знаю, мне сложно ответить на этот вопрос.
Нам многое предстоит сделать, убедить в своей правоте неопределившихся, заставить хотя бы задуматься тех, кто против нас. Я надеюсь, что люди осознают, в каком положении они оказались. Может быть, это произойдет через месяц, может, раньше, но мы точно не должны просто ждать этого момента. Мы должны работать уже сейчас.
Вы считаете, что санкции могут повлиять на количество людей, выходящих на протест? Логика многих сторонников санкций именно в этом: людям будет так невыносимо жить, что они выйдут на улицы.
— Я не спешу одобрять действия, направленные на то, чтобы жизнь людей ухудшалась. Но, на мой взгляд, здесь просто неправильный угол обзора: виноваты не страны, которые ввели санкции, а руководство России, которое к этому привело. Этика здесь смешивается с экономикой. Все, что происходит в Украине — ужасно, в Мариуполе — блокада, голод, люди пьют растаявший снег, погибают дети. В Петербурге, мне кажется, потомки блокадников должны проявлять сочувствие к людям, которые сейчас так же страдают. Но есть и экономический вопрос: падает уровень жизни, цены растут, люди остаются без работы, сбережения сгорают. Возможно, люди задумаются о том, кто стал причиной всему этому?
Какие альтернативные формы протеста вы видите для людей, которые не готовы выходить на улицы?
— Эти люди могут активно участвовать в кампании по агитации: распространять листовки в домах, где они живут, между соседями. Визуальная демонстрация не менее важна, чем митинги: важно, чтобы человек шел по городу и повсюду видел антивоенные лозунги, призывы и символы.
Многие люди выбирают именно такую форму, нам через бота присылают фотографии граффити, стикеров, мы их публикуем. Есть инициативы студентов, которые занимаются этим в университетах, можно делать это по месту работы, вы можете поговорить со своими родственниками. Люди даже пикетируют продуктовые магазины, условную «Пятерочку» на районе, автобусные остановки, метро.
Существует множество способов распространения информации, и если вы заранее нигде не пишете, куда пойдете, риск быть задержанным — примерно 1–5% по сравнению с риском быть задержанным на митинге.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
