24 июня в Екатеринбурге погиб хирург Юрий Мансуров, который болел Covid-19. Ему было 54 года, он заведовал вторым хирургическим отделением Свердловской клинической больницы и, по словам коллег, проводил сложнейшие операции. О Юрии по просьбе «Холода» рассказывает его жена Юлия Мансурова.
Мой муж — Юрий Мансуров — всю жизнь работал хирургом. Все признавали, что у него настоящий талант: он мог сделать то, чего не могли многие другие. Он работал в Свердловской областной клинической больнице №1. Пять лет назад в областном онкоцентре был пациент со сложной опухолью. Врачи развели руками: сделать операцию было почти невозможно, к опухоли было очень тяжело подобраться. Человеку сказали, что шансов у него нет. А потом добавили: «Ну только если Мансуров что-нибудь придумает». И действительно, он провел операцию — тот пациент до сих пор жив. Я все это наблюдала и знаю коллег, которые направили того пациента к моему супругу.
Он с юности мечтал стать хирургом. У него было много историй про работу. Например, он рассказывал, как однажды — лет 25 назад — к нему ночью привезли женщину, которую переехал трактор. Он приготовился к худшему, настроился на тяжелую операцию. Оказалось, что женщина в сознании, у нее отпечатки от протектора на теле и небольшой разрыв селезенки. В остальном она не пострадала. Еще рассказывал, как проходил практику в области и к нему пришел егерь с разодранной головой. Выяснилось, что он встретил в лесу медведя: тот стал бить его лапами, а егерь держал его за горло. История кончилась хорошо — раны зашили. Иногда моему мужу приходилось срываться посреди ночи — привозили пациентов, которым нужны были срочные операции. Но так бывает в каждой семье, где есть врач. Я спокойно к этому относилась.
Мне было страшно. Но я не имела права и не хотела требовать, чтобы он остался дома. Да и он не имел права бросить пациентов из-за страха
Мы познакомились 11 лет назад, когда я пришла к нему на прием. Он показался человеком мягким и добрым. Я заметила, что я ему симпатична, мы стали общаться. Отношения начались как-то сами собой, и через год мы поженились. За эти 11 лет мы объездили много стран и городов. Нам нравилось выходить из отеля рано утром и возвращаться поздно вечером, прошагав 15-20 километров. Дома я почти не подходила к плите — мой муж очень вкусно готовил, и ему нравилось делать это самому. Семь месяцев назад у нас родилась дочка. Мы не ожидали, что у нас будет ребенок, и когда узнали, очень обрадовались и ждали ее.
В марте, когда в Екатеринбурге только появились первые случаи заражения коронавирусом, супруг сказал мне, чтобы я ни за что не выходила из дома с ребенком. Это было еще до самоизоляции, указов Роспотребнадзора и выступлений президента. Он сразу понял, что ситуация серьезная. Некоторые верили, что это происки Трампа, неудачный лабораторный эксперимент или политическая игра. Но все наши друзья — врачи, и нам всем сразу было понятно, что это пандемия — они ведь случаются регулярно. Ровно сто лет назад была испанка, теперь — коронавирус. Еще через сто лет будет что-то новое.
С начала марта, приходя домой, муж выполнял одни и те же действия. У дверей он снимал одежду, брал ее в руки, относил в ванную комнату. Там он клал все вещи в стирку и шел в душ. Потом промывал нос. Только после этого он выходил к нам. Конечно, на улице он всегда был в маске, а на работе — в индивидуальном санитарном костюме.
При этом у нас в области не было строгих запретов и ограничений. Губернатор выпустил указ о том, чтобы все соблюдали самоизоляцию. Но пропускного режима не было, как и жесткого контроля. В первую неделю после указа губернатора народу на улицах и правда стало меньше — многие испугались. Но очень быстро все вернулось на круги своя — уже скоро все стали как ни в чем не бывало гулять в парках, ходить в магазины и играть в волейбол на площадках. Некоторые торговые точки сделали разметку и ограничили количество покупателей, которые могут одновременно находиться в помещении. Но так поступили очень немногие.
Конечно, и мой супруг, и его друзья возмущались из-за того, что столько людей и организаций не соблюдают меры безопасности. Но поделать они ничего не могли. Им оставалось только лечить заболевших и стараться не заболеть самим. Всех близких Юра просил соблюдать осторожность. Он объяснял: у вируса нет никакой понятной логики, он не изучен. Как-то я сказала: «Переболеть бы уже и успокоиться». Но он ответил: «Юля, мы ничего не знаем про этот вирус. Он влияет на сердечно-сосудистую систему, но пока непонятно, как именно. Неизвестно, какие последствия могут проявиться через несколько лет». Он настаивал: пока не появится вакцина, нужно сделать все, чтобы не заболеть.
Первую областную больницу не стали перепрофилировать на время пандемии. Наоборот — в нее вообще не принимали пациентов с коронавирусом. Такое решение приняли специально, чтобы людям с другими заболеваниями было куда обращаться. Так что мой муж не лечил пациентов с Covid — он продолжал делать операции на внутренних органах.
На несколько недель в больнице приостановили плановый прием пациентов. В конце мая его частично возобновили — а 25-го числа в отделении, где работал мой муж, начали заболевать люди. Сначала пациенты, потом врачи. Скорее всего, кто-то пришел на прием и заразил окружающих. Наверное, этот человек и сам не знал, что он заразен. Ведь больница не принимала людей с Covid, то есть этот пациент пришел по какому-то другому вопросу. Кто это был и как он сам заразился — мы уже никогда не узнаем. Может, он не соблюдал меры безопасности и играл в волейбол в парке. А может быть, просто нажал кнопку в лифте.
Я успокаивала себя: коронавирусом далеко не все болеют тяжело. А те, кто болеет тяжело, не всегда умирают. И это правда. Но нам не повезло
Когда в больнице начались заражения, моего мужа там не было — он как раз взял три дня отпуска. Узнав о происходящем, он тут же съехал от нас в свободную квартиру. Но на работу вышел. Я знала, что он может заразиться, и понимала, что, скорее всего, так и произойдет. Конечно, мне было страшно. Но я не имела права и не хотела требовать, чтобы он остался дома. Да и он не имел права бросить пациентов из-за страха. Как и все, я успокаивала себя: коронавирусом далеко не все болеют тяжело. А те, кто болеет тяжело, не всегда умирают. И это правда. Но нам не повезло.
Юра заболел через три дня после того, как вышел на работу. В ночь с 31 мая на 1 июня ему стало плохо: начался кашель, поднялась температура. Его госпитализировали в одну из больниц, специально перепрофилированных для лечения коронавируса. Больше недели он чувствовал себя нормально. Была слабость и температура, но он разговаривал со мной, переписывался. Обещал мне, что все будет хорошо. Он и сам был уверен, что пойдет на поправку — сначала казалось, что он переносит коронавирус относительно легко. Но на девятый день ему резко стало хуже, появились осложнения. Врачи стабилизировали его состояние. Сказали, чтобы я привезла еду и фотографии дочки — чтобы поддержать его моральный дух. Они говорили, есть все шансы, что он выберется. А потом внезапно ему опять стало плохо, и 24 июня он умер.
Мой муж говорил правду: никакой логики нет. Если ты чувствуешь себя хорошо, это не значит, что ты не умрешь. Если чувствуешь себя плохо — не значит, что умрешь. Если вам 94 года, это не значит, что вы не выживете. А если 54, как моему мужу, — не значит, что выживете.
Меня спрашивают, как я держусь. Но я не знаю, что сказать. Я бы с удовольствием легла на пол и плакала, но я не имею на это права — у меня семимесячная дочь. В жизни бывают ситуации, когда приходится просто взять себя в руки. Никто не мог знать, что все так обернется. Конечно, я мысленно допускала, что он может заразиться и умереть. Но одно дело — допустить, другое — быть готовой. Никто не бывает готов к тому, что близкий человек погибнет. У нас осталось много совместных фотографий, видеозаписей. Когда дочка немного подрастет, я покажу ей их и расскажу про папу. Думаю, она будет им гордиться. Так же, как и я.
Вирус никуда не делся. Ему плевать, что нам говорят, и плевать, что кто-то в него не верит
Я понимаю, что карантинные меры не могут действовать всегда: если на долгие месяцы запретить людям выходить на улицу, мы начнем погибать от голода. Мало у кого есть финансовая подушка безопасности. Но, может быть, если бы мы все были осторожны, жертв было бы меньше. Я точно знаю: можно сколько угодно верить руководству области, города или страны, которые говорят, что мы победили коронавирус. Радоваться, что снижаются официальные цифры. Но вирус никуда не делся. Ему плевать, что нам говорят, и плевать, что кто-то в него не верит.
Сама я по-прежнему стараюсь соблюдать все меры предосторожности. Стараюсь как можно меньше выходить на улицу. Если иду в магазин, заранее пишу список покупок, чтобы сделать все быстро и за один заход. Что можно, заказываю в интернете. Мою все, что можно помыть. То, что можно положить в морозилку, кладу в морозилку, а остальное обрабатываю санитайзером.
Я не сержусь на тех, кто не соблюдает меры безопасности — невозможно злиться на каких-то абстрактных людей. Но мне кажется, многие недооценивают серьезность нынешней ситуации, и я хочу их предостеречь. Много моих знакомых переболело, в основном это врачи. Переболел и мой брат, который никак не связан с медициной, — у него месяц была температура и слабость. К счастью, все пошли на поправку. Многие коллеги моего мужа уже выздоровели и даже вышли на работу. Мне очень хотелось бы, чтобы больше жертв не было — по крайней мере, среди моего окружения.
«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше
Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.
О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.
Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!