Уже много лет российская оппозиция разрознена, никто не хочет заключать союзы ни с кем и все настаивают на своем видении политической борьбы и устройства России. Итог хорошо известен: идет война, в стране цензура и тысячи политзаключенных, бессменно правит автократ. Все это напоминает начало ХХ века, когда после позорного проигрыша в Первой мировой войне и революции российское общество уже было непримиримо расколото. О том, как недоговороспособность белоэмигрантов привела к поражению благих идей и началу одного из самых жестоких социальных экспериментов ХХ века, — в материале «Холода»
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Как решить «русский вопрос»
В январе 1919 года страны Антанты, победившие в Первой мировой войне, пытались на мирных переговорах в Париже определить правила послевоенной жизни в Старом свете. Они предложили участникам конфликтов на бывшей территории Российской империи собраться на конференцию на Принцевых островах в Мраморном море неподалеку от Стамбула, чтобы положить конец кровавой и разрушительной гражданской войне.
Гражданская война сама стала результатом Первой мировой. В октябре 1917 года в Петербурге захватили власть большевики, которые выступали за мир «без аннексий и контрибуций» (то есть без насильственных захватов территорий и каких-либо выплат от одних стран другим).
Россия вступила в Первую мировую войну как один из членов Антанты, военно-политического блока, в который входили Великобритания, Франция, Российская Империя, Италия, Япония и США.
Военные действия шли для нее не очень успешно: были долгие периоды поражений и значительных отступлений. Постепенно общество все больше уставало от войны, которая, помимо прочего, была неподъемной для национальной экономики. Накапливающееся недовольство разных слоев общества и членов важных государственных институтов (части генералитета и аристократии, значительной части Государственной думы, промышленных кругов) привело к февральской революции 1917 года и падению монархии.
В Россию вернулись политические эмигранты, уехавшие в царское время, в том числе многолетние радикальные враги царского режима; была объявлена свобода агитации и политической деятельности, которая распространилась в том числе и на армию. Все это, а также свойственное революциям расстройство государственного управления привело к тому, что война становилась все более и более непопулярной.
Это, в свою очередь, сделало очень популярной партию большевиков, призывавших немедленно закончить войну и заключить мир «без аннексий и контрибуций». Большевистские агитаторы, активно выступавшие в войсках и на фронте, фактически разложили армию, и солдаты уже не видели причин продолжать сражаться. С фронта началось массовое дезертирство.
Они отказались от обязательств Российской империи перед Антантой. Выпущенный ими в первые часы после прихода к власти «Декрет о мире» содержал призыв к народам, участвующим в войне, немедленно перейти к переговорам о справедливом мире. Однако надежды на то, что этот призыв приведет к брожению в воюющих странах и заставит их власти перейти к переговорам, не оправдался. Страны Антанты отвергли предложения новой революционной власти. Германия же все еще чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы вместе со своими союзниками предложить России мир с позиции силы.
В итоге в марте 1918 года Советская Россия подписала тяжелый Брестский мир с Германией и другими Центральными державами. По нему Россия отказывалась от значительных территорий, входивших в состав империи до 1917 года, и выплачивала Берлину контрибуцию в объеме шести миллиардов марок. Власти воюющих держав Антанты (особенно Франции) расценили то, что большевики вывели Россию из войны, как вероломную измену.
Тем временем на юге страны офицеры вооруженных сил Российской империи сформировали силы сопротивления большевикам, получившие название Добровольческой армии. Желая среди прочего смыть с России «позор» Брестского мира, они объявили свою борьбу с большевиками выполнением союзнических обязательств перед Антантой — что благосклонно было воспринято в Лондоне и особенно в Париже, но имело лишь символическое значение.
Весной 1918 года продолжавшие тяжелую войну с Германией союзники, желая обезопасить военные грузы, поставленные до осени 1917 года в Россию, отправили экспедиционные корпуса в российские порты, где эти грузы складировались. В Архангельске и Мурманске, где высадились силы англичан и американцев, вскоре была ликвидирована большевистская власть и образовалось Временное правительство Северной области во главе с ветераном народнического движения Николаем Чайковским.
справа: Солдаты и матросы стран-союзниц, в том числе США, перед штаб-квартирой Союзников. Владивосток, 09.1918
Фото: National Archives at College Park; Imperial War Museums
В августе 1918 года войска союзников высадились и на Дальнем Востоке, где вдоль Транссибирской железной дороги также располагались крупные военные склады. В мае 1918 года Чехословацкий корпус поднял восстание против большевиков.
Бывшие военнопленные, желавшие воевать на стороне Антанты, и перебежавшие на русскую сторону во время войны чехи и словаки (земли, где они жили, до 1918 года входили в состав Австро-Венгрии, союзницы Германии в войне) после января 1918 года перешли под французское командование. По его приказу Чехословацкий корпус должен был передислоцироваться на Западный фронт через Мурманск и Архангельск. Но, так как была вероятность, что этот путь будет отрезан немцами, было решено отправить подразделения в Европу гораздо более длинным путем: через Сибирь, Владивосток и дальше морем. Опасаясь того, что западные державы используют чехословаков для интервенции, большевики попытались остановить продвижение корпуса на восток и разоружить солдат. В ответ чехословаки восстали.
В результате Советская Россия потеряла контроль над громадными территориями в Поволжье и Сибири, где также образовались антибольшевистские правительства со своими вооруженными силами.
После того как Центральные державы признали поражение в Первой мировой войне, в январе 1919 года победители и побежденные приступили к выработке условий мира в Париже. При этом нужно было понять, что делать с происходящим в России. Британский премьер Дэвид Ллойд-Джордж сформулировал это так: «Россия, в конце концов, представляет собою почти две трети Европы и большую часть Азии. Это проблема, от которой мы не сможем уйти».
Однако придумать решение «русского вопроса» оказалось непросто. Союзники не признавали власть большевиков, но было непонятно, кто может представлять Россию на парижских переговорах о мире.
Антибольшевистские правительства возникали в разных регионах бывшей империи независимо друг от друга. Некоторые из них пользовались поддержкой войск Антанты, однако после того, как Первая мировая закончилась, уставшие от войны солдаты, да и в целом общество в странах Европы и США, не понимали, что именно делают в России их войска. Меж тем «белые» практически не имели возможности обеспечивать себя вооружением и зависели от поддержки союзников.
Он убийца, но что же делать
Представлять интересы России на конференции стало Русское политическое совещание — импровизированная структура, в которую вошли послы России в Италии, Франции и Соединенных Штатах: они получили свои должности еще до Октябрьской революции, и их полномочия признавали западные страны. Также туда вошли находившиеся за пределами России авторитетные политики — в частности, один из бывших председателей Временного правительства князь Георгий Львов. Антибольшевистским силам из разных частей России при этом к концу 1918 года удалось договориться, что министром иностранных дел, представляющим интересы белой России на переговорах, будет один из последних министров иностранных дел Российской Империи Сергей Сазонов, также имевший давние связи с лидерами Антанты.
Послы, создавшие совещание, решили расширить его за счет политиков, которые открыто противостояли прежней монархии: упомянутого выше народника Николая Чайковского и Бориса Савинкова — бывшего эсера, который когда-то успешно организовывал покушения на царских сановников и министров — министра внутренних дел Вячеслава Плеве и генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича.
Савинков долгие годы прожил за границей, стал известным литератором, а после Октябрьской революции вернулся в Россию, где одно время всерьез рассчитывал на роль диктатора. Он был непримиримым врагом большевиков и пользовался большой популярностью в Европе (особенно в Англии).
Примечательно, что другие члены политического совещания, в том числе бывшие имперские сановники, не стали спорить о том, насколько уместно приглашать бывшего руководителя боевой организации эсеров. Уинстон Черчилль, занимавший в то время должность военного министра, вспоминал, как летом 1919 года он спросил Сергея Сазонова, как тот ладит с Савинковым. По словам Черчилля, Сазонов, сделав неприязненный жест, ответил: «Он убийца, и я в ужасе от того, что работаю с ним. Но что же делать. Он компетентный человек, полный сил и решимости».
Любое мнение, кроме того, которое действительно преобладает в России
Попытки Русского политического совещания представлять Россию на мирной конференции не имели успеха. Союзники не согласились считать делегацию, собранную на живую нитку и связанную с неустойчивыми правительствами в разных регионах бывшей империи, полноценным голосом российского государства.
Союзники также решили, что членов Русского политического совещания будут лишь приглашать на отдельные заседания мирных переговоров, где затрагивались вопросы, так или иначе связанные с Россией и бывшей Российской империей. Их роль была совещательной.
Вероятно, эти ограничения объяснялись и тем, что позиции некоторых участников совещания казались союзникам не очень адекватными. Как говорил посол Соединенных Штатов в Италии Томас Пейдж, беседовавший с Сергеем Сазоновым в Риме, тот «не осознает, насколько переменился мир. Он рассматривает все с довоенной точки зрения и говорит о России, как будто бы она не переменилась и по-прежнему союзник и могущественный член Антанты».
Впрочем, даже скромный статус русских политиков и дипломатов в Париже давал им определенные лоббистские возможности. В частности, члены политического совещания убедили союзников, что стоит считать Россию единым государством, переживающим кризис. Отдельной задачей русской группы в Париже было убедить страны Антанты не прекращать помощь антибольшевистским силам в России после окончания мировой войны, а также обеспечить международную изоляцию большевиков.
Русское политическое совещание представляло большевистское правительство как аномалию, которую при помощи союзников нужно было ликвидировать, чтобы восстановить российскую государственность и основы международного порядка в стране. Однако союзники начали задумываться, насколько такая позиция соответствует действительности.
Дэвид Ллойд Джордж иронически сказал на встрече лидеров государств Антанты 12 января 1919 года, что члены Русского политического совещания «представляют любое мнение, кроме того, которое действительно преобладает в России».
В начале 1919 года становилось все более очевидно, что большевики удержали власть в центральной России, организовали эффективные вооруженные силы со своими источниками снабжения и боеприпасами и пользуются поддержкой населения. Надежды на их падение на тот момент не было.
Затяжная Гражданская война, где антибольшевистские силы сильно зависят от союзнических поставок, выглядела все более реальной. И эта перспектива казалась союзникам мрачной не только из гуманитарных соображений. Уинстон Черчилль, в целом скептически относившийся к идее переговоров с большевиками, на встрече в Париже в феврале 1919 года предложил лидерам союзников задуматься о том, что побежденная Германия все еще остается крупной экономической силой, способной в будущем снова представлять военную угрозу. Именно из России Германия способна получить нужные для этого ресурсы. И если сейчас союзники просто «забросят» Россию, она попадет в экономическую и политическую орбиту Германии, со всеми мрачными перспективами такого исхода, где союзникам опять придется воевать с Германией.
Союзники попыталась усадить представителей российских противоборствующих сил за стол переговоров, а это значило, что нужно было вести диалог и с большевиками. При этом считать такой разговор частью Парижской мирной конференции союзники были не готовы. Поэтому возникла идея провести такой форум где-то вдали от Парижа.
22 января, когда мирные переговоры в Париже уже начались, представители Антанты сделали заявление: признавая «абсолютное право русского народа устраивать свои собственные дела без какой-либо диктовки или указания извне», а также желая «умиротворить Россию и дать ей возможность найти выход из теперешнего беспорядка», союзники заявляли, что мир в Европе невозможен без мира в России и потому они считают своей обязанностью «прийти на помощь России столь же великодушно, незаинтересованно, продуманно и охотно, как они пришли бы на помощь любому другому другу и союзнику, и они готовы оказать эту услугу путем, наиболее приемлемым для русского народа».
Лидеры Антанты призвали «все организованные группы, которые ныне осуществляют или пытаются осуществлять политическую власть или военный контроль где-либо в Сибири или Европейской части России», отправить своих представителей на Принцевы острова — архипелаг в Мраморном море вблизи Стамбула (бывшая столица Османской империи тогда была оккупирована силами союзников).
Условием начала переговоров должно было стать провозглашение перемирия между его участниками. Союзники обязались помочь доставить переговорщиков на архипелаг, где они хотели узнать мнение разных представителей русского народа о будущем их государства и помочь им до чего-то договориться. Участников ожидали до 15 февраля 1919 года. Поскольку союзники поддерживали прямые контакты далеко не со всеми участниками Гражданской войны, приглашение к переговорам было передано по радио.
Нет и не может быть речи об обмене мнениями с большевиками
Сложно представить, как могла бы выглядеть конференция на Принцевых островах, если бы она состоялась. Критерии отбора были довольно свободные — нужно было лишь контролировать какую-то территорию в пределах Сибири или европейской части России, а также изъявить желание участвовать.
Реакция властей Советской России была благоприятной. Ленин исходил из того, что у Советской России нет и не будет возможностей напрямую противостоять такому могущественному сопернику, как страны Антанты. Поэтому — с учетом того, что войска союзников находились на территории России, — разумно было продемонстрировать готовность к миру.
Нота Народного комиссариата иностранных дел, выпущенная 4 февраля 1919 года, сообщала, что правительство Советской России согласно участвовать в переговорах на Принцевых островах и готово вести их как с представителями союзников, так и с антибольшевистскими правительствами. Большевики также обрисовали экономические предложения, которые они готовы сделать западным державам: например, частично признать долги Российской империи (вскоре после прихода к власти правительство большевиков объявило, что не считает нужным платить по долгам, которые были взяты царскими властями), а также дать возможность иностранным бизнесам открыть свои предприятия (концессии) по добыче и переработке сырья на подконтрольных большевикам территориях.
В ноте при этом говорилось, что нужно обсудить вопрос аннексий, под которыми понималось присутствие на российской территории военных сил Антанты «или же таких, которые содержатся правительствами Согласия (то есть Антанты. — Прим. “Холода”) или пользуются их финансовой, технической, военной или иной поддержкой». Иными словами, большевики фактически называли белые правительства марионетками стран Запада.
Предложение обсудить на переговорах о прекращении в России кровопролитных распрей признание царских долгов и доступ к российскому сырью было воспринято адресатами как оскорбление. Упоминание концессий счел возмутительным президент США Вудро Вильсон — политик с твердыми христианскими убеждениями, жаждавший сделать Америку светочем человечества и заключить в Европе прочный и справедливый мир. Ллойд-Джордж также сказал в одной из частных бесед, что большевики, видимо, конченые подлецы и не верят ни в чьи искренние высшие мотивы, поскольку сами не имеют таковых.
Реакция представителей белых правительств тоже не заставила себя ждать. Переговоры они отвергли как морально недопустимые, поскольку, по их мнению, большевики предали дело союзников, угрожали основам мирового порядка, а значит, их нельзя было допускать за один стол с победителями в войне и силами, желающими вернуть Россию в мировую семью. В ноте от имени Русского политического совещания прямо говорилось: «В нынешних условиях нет и не может быть речи об обмене мнениями с большевиками».
Одновременно белым правительствам нужна была поддержка союзников, и в предложении переговоров с Советской Россией они увидели перспективу будущего отказа в этой поддержки. Адмирал Колчак, который с ноября 1918 года имел практически диктаторские полномочия в Сибири и был провозглашен Верховным правителем России, в ноте, направленной 28 января в Париж, писал, что предложение о переговорах на Принцевых островах подорвало моральный настрой в войсках: там начали циркулировать слухи, что союзники отказываются от поддержки белых.
Из Архангельска, который контролировало белое Временное правительство Северной области, пришла обширная нота, где говорилось, что план переговоров с перемирием «является невозможным по нравственным причинам, невыполним фактически и не может обещать никаких политических результатов, кроме усиления в России разрушительных элементов». Миллер писал, что «во внешней политике большевики — изменники и продажные предатели, а во внутренней политике — это разбойники, грабители, убийцы, опирающиеся на поддержку худших элементов преступно настроенной и развращенной толпы», поэтому «для разговоров с ними невозможно найти ни одной точки соприкосновения».
Для многих вождей белого движения противостояние с большевиками было священной войной за освобождение несчастной родины, и сама мысль сесть с ними за стол переговоров казалась им кощунством.
Впрочем, и государственные деятели стран Антанты не были единодушны и последовательны в своем намерении добиться мира в России. Франция, настроенная наиболее скептически по поводу встречи на Принцевых островах, но не желавшая выносить разногласия среди союзников на публику, негласно донесла до представителей разных антибольшевистских сил в России, что отказ приехать на конференцию не повлияет на их поддержку Парижем. Такие же сигналы относительно военной помощи Великобритании посылал и Уинстон Черчилль.
Белые правительства решили ориентироваться на эти сигналы и следовать своим убеждениям. Еще одного общего предложения от союзников закончить Гражданскую войну в России посредством переговоров не поступило. Она продолжилась. Спустя какое-то время политики во всех державах Антанты пришли к выводу, что военная и экономическая помощь белым не приводит к победе, и постепенно свернули поддержку. Война закончилась полной победой большевиков.
Источники: J, M. Thompson. Russia, Bolshevism and Versaille Peace. Princeton University Press, 1966; Б. Е. Штейн. «Русский вопрос» на Парижской мирной конференции. — М., 1949; архивные материалы.
