9 сентября завершился 80-й Венецианский кинофестиваль. На церемонии награждения обошлось без неожиданностей. Главный приз — «Золотого льва» — получил общепризнанный фаворит, фильм «Бедные-несчастные» грека Йоргоса Лантимоса («Лобстер», «Клык», «Фаворитка») с Эммой Стоун в главной роли. Об этом и остальных фильмах-победителях по просьбе «Холода» рассказывает Зинаида Пронченко.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Награды с трудом нашли победителей, поскольку в юбилейном году выбирать было почти не из кого. В связи с этим прискорбным фактом абсолютно справедливым выглядит решение жюри под предводительством золотого мальчика Голливуда Дэмьена Шазелла («Ла-Ла Ленд», «Одержимость») отдать главный приз картине Йоргоса Лантимоса «Бедные-несчастные». По сути, это единственный фильм смотра, в котором этика гармонично сочетается с эстетикой, а личное — с политическим. Абсурдистский и ретрофутуристический сюжет «Бедных-несчастных» — о научном эксперименте в викторианском Лондоне над Эммой Стоун, возвращенной с того света благодаря пересадке мозга своего же нерожденного ребенка — идеально отражает творческое кредо Лантимоса. Он воспринимает человека как голем бога, как жертву неудавшегося и глубоко нездорового высшего замысла. Пути этого голема неисповедимы, но чаще всего ведут в ад. «Бедные-несчастные», безусловно, самый яркий манифест феминизма со времен дела Вайнштейна, пусть по иронии судьбы он и снят мужчиной. Это фильм про эмансипацию и, главное, про отношение к сексу не как к жертвенному и страдальческому акту, а как к инструменту удовольствия и борьбы. Киноманифест, превосходящий любые «Портреты девушек в огне» (фильм Селин Сьямма, одна из самых известных феминистских картин последних лет. — Прим. «Холода»). И вместе с тем удивительно цельное с визуальной точки зрения произведение, явно вдохновленное и Джорджо де Кирико, и Сальвадором Дали, и Орсоном Уэллсом, и Уильямом Гибсоном, и Гертрудой Стайн, и Айн Рэнд, не говоря уже об Эльзе Скиапарелли.
Гран-при жюри — второй по значимости приз — достался тихой и несколько заунывной картине «Зла не существует» Рюсукэ Хамагути, поразившего синефилов пару лет назад философской элегией «Сядь за руль моей машины» о бренности всего сущего и особенно любви. На этот раз Хамагути обратился не к лирике, а к экономике, которая, как мы помним, должна быть экономной. Против данного утверждения протестуют герои фильма, жители сельской местности, чью идиллию намерены разрушить равнодушные к буколическим ценностям городские инвесторы, строящие по соседству, прости господи, глэмпинг. Борьба характеров, не всегда оказывающаяся борьбой противоположностей, разворачивается в привычном для Хамагути замедленном ритме, автор тщится понять, что важнее: будущее или прошлое, чувства или разум, — и писаны ли свободе законы рынка. Все это с явным экологическим акцентом — конечно же, как никогда актуальным: природные катаклизмы прошлой недели в Гонконге и Марокко тому трагическое подтверждение.
Отхвативший аж две награды фильм Маттео Гарроне «Я — капитан» — за лучшую режиссуру и за актерский дебют Сейду Сарра — высказывание острополитическое, но сугубо спекулятивное. История двух кузенов из Сенегала, отправившихся за достойной жизнью в Италию, из классического кино морального беспокойства о судьбах беженцев превращена Гарроне в чистый эксплуатейшен, что неприятно и нечестно, но жюри, видимо, прониклось посконной поэтикой сенегальских далей и одновременно жанровым напором, в ходе которого гибнет гораздо больше статистов, чем полагается по канону.
Спецприз жюри ожидаемо ушел ветерану польского кинематографа Агнешке Холланд, решившей пробудить совесть зрителей манипулятивной драмой «Зеленая граница» о миграционном кризисе в зоне интересов Польши и Беларуси: на узком клочке земли в страшных мучениях гибнут в очередной раз понадеявшиеся на обещания политиков люди, в основном выходцы из уничтоженной войной Сирии. Лукашенко толкает их в объятия ЕС, больше смахивающие на волчью пасть, ибо служебные практики охраняющих польскую границу офицеров мало чем отличаются от тех, что человечество помнит по документальным лентам Клода Ланцмана. Холланд не скупится на демонстрацию обыкновенного фашизма, насилие тут не графично, а порнографично — неудивительно, что у зрителя возникает резонный вопрос, когда-то звучавший в адрес сторонников консервации и даже реставрации концлагерей: неужели сохранение памяти тождественно музеефикации насилия? Да еще и в таком площадном, зрелищном ключе?
Наконец, призы за лучшие актерские работы жюри отдало — кажется, от безысходности — успешно продемонстрировавшей выученную беспомощность Присциллы Пресли Кейли Спейни (фильм Софии Копполы «Присцилла») и Питеру Сарсгаарду, детально воссоздавшему на экране все симптомы деменции в картине Мишеля Франко «Память». Стоит отметить, что Франко в своем новом фильме достиг небывалых вершин в каталогизации страдания и может теперь смело идти в министры здравоохранения, из него получится недурной больничный технократ.
Что касается хорошего кино, то без наград остались и «Предчувствие» Бертрана Бонелло, продолжающего исследовать тревоги современного общества, единственным лекарством от которых является любовь, и «Теория всего» Тимма Крёгера, снявшего хичкоковский нуар о конгрессе физиков-ядерщиков в Альпах в начале 1960-х — своего рода артхаусный «Оппенгеймер», явно отсылающий нас и к Тарковскому, и к Томасу Манну, и к книгам популярного нынче Бенхамина Лабатута, — и даже «Киллер» Дэвида Финчера, пусть не самая сильная работа мэтра, предложившего вдумчивый, хоть и традиционный взгляд на издержки профессии наемного убийцы.
Главным же фильмом фестиваля, показанным вне конкурса, стала «Великая ирония» Вуди Аллена — в отличие от своего давнего коллеги и сверстника Романа Поланского, он не растерял ни юмора, ни мизантропии в разговоре о самом важном, то есть о природе человеческой. Сколь бы ни был смешон предмет его более чем полувекового интереса — международный буржуа и глобальный левак, сколь бы ни была ничтожна суть их конфликта — чаще всего из-за юбки, где бы они ни проживали: на Манхэттене, в Кенсингтоне, на правом или левом берегу Сены, — река, что их разделяет, — это река времени, она поглотит каждого и не подавится, но никакого другого отношения к этой трагической неизбежности, кроме ироничного, у человека быть не должно. В великой иронии есть великая красота, способная примирить нас с происходящим вокруг, с тем, что шум и ярость, из которых состоит жизнь, в итоге ничего не значат.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
