В марте Артур Шувалов, актер Театра имени Николая Бестужева в Улан-Удэ, канцелярским ножом вскрыл вены прямо на сцене театра. Перед этим он сказал зрителям: «Я устал, я не могу. У меня нет больше выбора. Я хочу сказать всего одно: Вячеслав Михайлович Дьяченко, Наталья Николаевна Светозарова — эти люди виноваты в моей смерти». Шувалов выжил и уехал из России. Он рассказал «Холоду», что руководство театра долго давило на него и других актеров из-за антивоенной позиции. Вот как это было.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Заменить или «вымарать»
Я родился в Лесозаводске, это небольшой город под Владивостоком. Когда окончил школу, переехал во Владивосток, чтобы учиться в Академии искусств на актера. 14 лет назад, когда я окончил академию, однокурсник пригласил меня работать в театре Бестужева в Улан-Удэ.
Когда началась война, в театре стали происходить конфликты. Нашего художественного руководителя Сергея Левицкого уволили в марте 2022 года — за то, что он на своей странице в фейсбуке высказался против войны. После этого началось давление на актеров: нам сказали, что ничего нигде нельзя говорить.
7 мая 2022 года я снял баннеры с буквами Z и V, которые висели на площади у театра. Руководство театра было этим недовольно. На меня стала давить директор театра Наталья Светозарова и Министерство культуры Бурятии (Светозарова написала заявление об увольнении по собственному желанию 17 апреля 2023 года. Она возглавляла театр с 2019 года. — Прим. «Холода»). Пресс-секретарь главы республики Алексея Цыденова — Алексей Фишев — говорил, что такие люди, как я, не должны работать в государственном учреждении. Мне и моим коллегам предлагали публично поддержать войну и обещали, что тогда у нас в театре все будет хорошо: будут большие зарплаты, новая аппаратура. Я отказался.
С октября новый худрук Вячеслав Дьяченко не ставил в репертуар спектакли с моим участием, предлагал убрать меня из спектаклей, кем-то заменить или просто «вымарать» персонажа, которого я играю. Коллеги меня защищали, говорили, что это невозможно, что я играю ключевых персонажей, которых просто невозможно убрать, а заменить меня нет возможности: в труппе не хватает артистов. В течение сезона я не был занят ни в каких новых постановках. Конечно, это сказывалось на гонорарах, потому что основная заработная плата артиста — это деньги за сыгранные спектакли.
Черные списки и концерты в госпиталях
Периодически мне говорили, что нужно выступить на концерте перед военными. Я отмазывался, говорил, что не могу. Последнее такое обсуждение случилось 22 марта. Меня позвали в отдел кадров и предоставили приказ, в котором я должен был расписаться как организатор и ведущий выездного концерта в госпитале. В приказе мне предлагалось собрать артистов из других театров, наладить коммуникацию с госпиталем, приехать и организовать там концерт. Я сказал, что не буду этого делать.
Другие артисты, которые меня поддерживали, тоже попадали в черный список. Моя жена Светлана Полянская написала заявление об увольнении, потому что на нее тоже оказывали давление. Она не смогла терпеть издевательства надо мной, над другими нашими коллегами и над собой. Ее заявление подписали без разговоров, хотя она проработала в театре 16 лет. Она заслуженная артистка Бурятии, была ведущей актрисой театра.
Из театра выгнали актера Владимира Барташевича, заслуженного артиста Бурятии. У него сейчас тоже нет спектаклей, его лишили работы, но он пока в России.
В начале апреля, когда в театре показывали премьеру спектакля «Живой товар» с приглашенными актерами из Москвы, худрук Вячеслав Дьяченко запретил артистам, которые не участвовали в постановке, находиться на территории учреждения. Он вызвал полицейских, которые вывели некоторых актеров из здания театра. Среди них был и Владимир Барташевич.
Актер Аюр Доржиев написал заявление об увольнении (он все еще числится в театре. — Прим. «Холода»). Другие коллеги, которые еще находятся в театре, напуганы. Ребята периодически рассказывают, что им нельзя ничего говорить. Их откровенно запугивают.
Из репертуара нашего театра исчезли спектакли, которые имели какой-то политический оттенок. Могут, конечно, говорить, что не было артистов, чтобы сыграть спектакль, но на самом деле такие постановки были попросту заморожены или сняты с репертуара. Многие спектакли Сергея Левицкого практически не игрались. В октябре 2022 года мы в последний раз ставили спектакль о жертвах политических репрессий «Дежавю» — он так называется, потому что все повторяется снова. Теперь он снят с репертуара. Я много общался с ребятами из других театров: они мне писали после акции, поддерживали. Практически везде аналогичная ситуация.
Зрители пытаются защитить театр. У нас произошла уникальная история: появилась инициативная группа зрителей. Я не знаю, сколько их, но они ходят в министерство культуры, стучатся во всякие двери в Бурятии и говорят: «Отстаньте от театра, дайте нам наш театр! Мы хотим ходить в театр и не хотим смотреть то, что нам предлагают сейчас. Мы хотим то искусство, которое было». Я не знаю, к чему это приведет, но они написали петицию, которую подписали больше тысячи человек. Зритель тоже активно борется за то, что считает своим по праву. Мне кажется, что это очень круто.
Способ высказаться
29 марта Шувалов играл в постановке «Театр. Изнанка» в Русском драматическом театре в Улан-Удэ. Когда спектакль кончился, он вышел на сцену и обратился к зрителям со словами о том, что руководство в течение года оказывает на него давление и заставляет уволиться. После этого Шувалов порезал вены канцелярским ножом. Его госпитализировали и наложили на раны швы.
Это была акция: я хотел привлечь внимание к происходящему, потому что в России нет возможности высказаться другим способом. Нельзя сказать слово «война», нельзя сказать, что ты против нынешнего политического курса. Своими действиями я хотел показать: я против того, что происходит в стране в целом. Против того, что театр превращают в инструмент пропаганды. Против того, что делают с людьми. Против войны, которая сейчас идет в Украине.
На следующий день после акции министерство культуры Бурятии стало говорить, что я снимал баннеры, что против войны, что отказываюсь участвовать в концертах для мобилизованных и раненых. Через пару дней эта риторика сошла на нет. Мои знакомые, назову их доброжелателями, рассказали, что им позвонили из Москвы и сказали, что политическую составляющую «раскачивать» не надо, поскольку это «героизирует Шувалова», может подать кому-то плохой пример, и люди тоже начнут бороться и высказываться.
Об этой акции не знал никто: ни супруга, ни мои коллеги. Если бы они знали, они бы меня связали и ни в коем случае не выпустили бы на сцену. Конечно, пока я был в России, я говорил, что это была попытка суицида, а не акция, иначе меня бы, скорее всего, упекли в больницу. Каких-нибудь уколов бы понаделали и таблетками напичкали. Было бы, наверное, совсем не радужно.
Я понимал, что в любом случае на меня будут пытаться давить, что за мной установлено внешнее наблюдение, что мой телефон прослушивается. Об этом тоже говорили мои доброжелатели. После этого я уехал из России: не сказал бы, что совсем без проблем, но мне очень повезло (Шувалов не говорит, куда именно он переехал. — Прим. «Холода»).
В театре я все еще числюсь. Сейчас, покинув Россию, я могу смело назвать войну войной и говорить об этом более-менее свободно, не боясь, что завтра ко мне придут домой. Я не знаю, продолжу ли я работать по профессии. Пока моя первоочередная цель — это забрать семью с детьми, так как я уехал один.
