Публицист и переводчик Дмитрий Симановский продолжает рассказывать о том, что писали иностранцы о России в разные времена. Первый текст Симановского был посвящен Сигизмунду фон Герберштейну — австрийскому дипломату на службе империи Габсбургов. Он составил первое всестороннее описание московского государства — той самой Московии, — на которое ссылаются до сих пор. В новом тексте речь пойдет о Юрии Крижаниче — человеке, который, будучи подданным той же короны, являл собой полную противоположность Герберштейну и при этом оставил не менее подробные воспоминания о России XVII века.
Крижанич — хорват по происхождению, католик по вере и русский националист по убеждениям — фактически придумал панславизм за полтора века до того, как появился этот термин. Он был влюблен в Россию, но — а отчасти поэтому — не мог игнорировать ее недостатки. Спустя почти 400 лет заметки Крижанича о России и разнице в быте славян и западных европейцев кажутся очень актуальными.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Сын небогатого землевладельца, Юрий Крижанич с юности готовил себя к духовному служению. К 22 годам он успел поучиться в Загребе, Вене, Болонье, а вскоре поступил в Коллегиум святого Афанасия в Риме. В этой духовной школе изучали греческие тексты и готовили священников-миссионеров для продвижения унии — объединения восточной и западной церквей под эгидой Ватикана. Вскоре молодой доктор богословия становится активным деятелем ватиканской пропаганды (Конгрегация пропаганды веры была упразднена в июне прошлого года).
Его академическая задача состояла в том, чтобы собрать важнейшие сочинения схизматиков (по-гречески «раскольников», так латиняне называли православных) и опровергнуть их доводы. Однако целью всей жизни он считал миссионерскую работу в Москве. Крижанич был очарован стремительным возвышением Московии и хотел склонить государя к унии с папским престолом.
Поскольку Крижанич уже бывал в Москве как католический священник, которых на цареву службу не брали, ему пришлось сменить идентичность и стать сербом Юрием Билишем. Получив должность толмача в посольском приказе, он при первой возможности передает царю Алексею Михайловичу Романову (отцу Петра I) челобитную, в которой просит разрешения составить грамматику русского языка, написать историю русского народа, но главное — открыть русским обманы иноземцев. Вот уж затея, востребованная сквозь века.
Вероятно, в Кремле такой инициативе удивились, достали старые папки, поняли, что серб на самом деле хорват, и сослали доброхота в Тобольск — на тот момент форпост московской экспансии в Сибири и центр политической ссылки. За 15 лет в Тобольске Крижанич и написал свои знаменитые произведения о России. В книге «Грамматическое изыскание о русском языке» он проводит первый в истории сравнительный анализ славянских языков и предлагает учредить всеславянский язык, который бы способствовал объединению восточноевропейских народов под эгидой московского царя.
Предвосхищая деятельность Госдумы более чем на 300 лет, Крижанич призывает отказаться от латинских и греческих заимствований, заменив их оригинальными составными словами, например «людодерство» вместо «тирания», «чужебесие» вместо «ксенофилия». Свои панславистские идеи Крижанич развивает в трактате «Политика», или «Разговорах об владательству». Это, написанное уже на всеславянском языке, наставление о правильном государственном устройстве охватывает все аспекты от земледелия и ремесленничества до законотворчества и династических браков.
Такого жанра Московия еще не знала: находясь в бессрочной ссылке на краю земли, неудавшийся миссионер пишет политическую программу, фактически инструкцию для царя. И это далеко не единственное противоречие, раздирающее «Политику». Так, автор прибегает и к густопсовой даже для тех лет ксенофобии, и к не менее яркому самоуничижению — славянские народы предстают расточительными дикарями и простаками, охваченными чужебесием:
Борис (трактат композиционно построен как сочетание авторского изложения и диалога. Его ведут Борис — русский, и Хервой — хорват. — Прим. «Холода»): Я, брат Хервой, часто думаю о несчастном положении всего нашего народа славянского, который, как ты знаешь, состоит из шести племен: русских, поляков, чехов, болгар, сербов и хорватов, и размышляю о том, каким образом мы стали посмешищем для всех народов <...>.
Хервой: Первая причина, по которой мы подвергаемся презрению, пренебрежению и поруганию, — это наше невежество и наше неуважение к наукам, а вторая причина — наше чужебесие или глупость, из-за которой [мы] терпим, что чужеземцы властвуют над нами, и обманывают нас всеми способами, и делают с нами все, что они хотят. <...>
Памятуя о том, сколь много зла может быть причинено чужеземцами нам, славянам (не обладающим никакой хитростью), лучше всего было бы не иметь с ними ни войны, ни мира и ничего о них не знать. Но это невозможно, ибо, пока мы живем на свете, мы должны жить с людьми. Поэтому нам нужно решить, как бы мы могли жить с ними в мире и вести торговлю и однако же уберечься от обид, которые они нам обычно причиняют. Во-первых, надо знать, что земля наша — одна из самых бедных, ибо не родится в ней почти ничего, кроме хлеба, рыбы и мяса. Во-вторых, ничего разумного мы сами выдумать не можем, но должны у чужеземцев учиться всем наукам и брать образцы всех вещей. В-третьих, самому благочестию, и христианской вере, и благонравию мы должны были доселе и должны еще учиться у иных народов.
Это, конечно, панславизм для внутреннего пользования. Не случайно Крижанич даже не пытался опубликовать «Политику» в Европе. Грамотные чехи или поляки, вероятно, посмеялись бы над подобными утверждениями. Ректором Пражского университета в 1402 году стал Ян Гус, более чем на век предвосхитивший лютеранскую Реформацию, спустя век в Краковском университете преподавал Николай Коперник, который первым показал, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. При всей идеологической пристрастности Крижанич, конечно, видел разницу, если не пропасть, между славянами:
Великая народная беда наша — неумеренное правление. Не умеют наши люди ни в чем держаться меры и идти средним путем, а всегда плутают в крайностях и погибелях. В одном месте у нас слишком распущенное, своевольное, беспорядочное правление, а в другом месте — слишком твердое, строгое и жестокое. На всем широком свете нет такого беспорядочного и распущенного королевства, как Польское, и такого крутого правления, как в этом славном Русском государстве.
Из-за этого русский народ снискал себе дурную славу у иных народов, кои пишут, что у русских, де, скотский и ослиный нрав и что они не сделают ничего хорошего, если их не принудить палками и батогами, как ослов. Но ведь это сущая ложь. Ибо русские суть одного языка и одного племени и нрава с остальными славянами — с поляками, с поднепрянами [украинцами], с хорватами и иными, кои не нуждаются в таком ослином обращении, но обходятся иными, более мягкими средствами. <...> А то, что в нынешнее время многие русские люди ничего не делают из уважения, а все лишь под страхом наказания, то причина этому — крутое правление, из-за которого им и сама жизнь опротивела, а честь и подавно.
Сгладить многовековые противоречия между славянами Крижаничу непросто даже в теоретическом поле. В 1659–1661 годах, находясь в Украине, он стал свидетелем Руины — гражданской войны внутри запорожского казачества, когда после восстания Хмельницкого и Переяславской рады левобережные казаки стремились к автономии в составе Московского царства, а правобережные хотели остаться в Речи Посполитой:
Потому все народы гнушаются этого царства и народа русского. Так недавно поступили днепровские казаки, кои, будучи одного языка и веры с нами, предпочитают однако же быть под властью поляков, нежели под нашей властью, из-за крутости здешнего правления. А в тревожное время сами местные жители и лучшие богатые люди легко склоняются к измене, как это видно было во времена Расстриги [Лжедмитрий I]. А это из-за чего? Из-за крутого правления. Крутое правление — причина того, что Русь редко населена и малолюдна. Могло бы на Руси жить вдвое больше людей, чем их живет сейчас, если бы правление было помягче.
Помимо крутого правления, всегда есть иноземные злопыхатели:
Беда наша горькая и в том, что иные народы — греки, итальянцы, немцы, татары — привлекают нас на свою сторону, впутывают в свои распри и сеют между нами рознь. А мы по своей глупости позволяем себя обманывать, и воюем за других, и считаем своими чужие войны, а друг друга ненавидим, враждуем насмерть, и брат идет на брата без всякой надобности и причины. Чужеземцам мы во всем верим, сохраняем с ними дружбу и союз, а самих себя и своего рода стыдимся и отрекаемся от него.
Пафосом «так жить нельзя» проникнут весь трактат, но есть в нем место и более прагматическим высказываниям. В части «О благе» Крижанич делает обзор русской экономики, намечает основные пути развития международной торговли и дает рекомендации, актуальные по сей день:
Надо бы накрепко установить, а ослушников наказывать, чтобы за рубеж не вывозилось никакого сырого материала, такого как сырые кожи, конопля и лен, а чтобы дома наши люди делали всякие изделия, сколько можно, и готовые вещи продавали за рубеж.
Отнюдь не следует верить немцам, будто бы нам дешевле покупать у них готовые косы, серпы, ножи, нежели покупать сырое железо и дома ковать косы и прочее. Благодаря ремеслу богатеет страна и наполняются города. Если бы делать дома все те товары, что мы покупаем у немцев и которые можно было бы сделать на Руси, в этой стране жило бы на много тысяч людей больше, чем живет их ныне, и казна имела бы большую прибыль, и города стали бы многолюднее, и все царство было бы сильнее.
Ремесла для королевства полезнее, нежели наилучшие рудники и златые горы. В Венгерской и в Арабской землях находятся самые богатые златые копи, а в Брабанте (герцогство на территории современных Бельгии и Нидерландов. — Прим. «Холода») нет никаких руд и все-таки в сто крат больше золота и всякого богатства и добра в Брабантской земле, нежели в такой же части Венгерской либо Арабской земли. Почему? Потому что брабантцы преискусно занимаются ремеслом и торговлей. Так что следовало бы особенно позаботиться о развитии ремесла.
Развитию ремесел и торговли мешают «неискусность, тупой разум» и пьянство:
Ни у немцев, ни у белорусов и остальных славян, ни вообще нигде на свете, кроме одной лишь Русской державы, не видать столь безобразного пьянства, чтобы на улицах в грязи валялись мужчины и женщины, миряне и духовные лица и чтобы многие умирали от пьянства. Нигде в других местах не видать столько подневольных пиров и столь различных предлогов для них. Нигде в других местах нет таких способов и такого принуждения к пьянству, только лишь там, где имеются бесовские кабаки. Уничтожь кабаки и дворцовые пиры и можешь спокойно мне поверить, что и Великая Русь сравняется с Малой и с Белой Русью, и пьянство будет здесь не больше и не безобразнее, чем там.
Даже такой «народный» недуг Крижанич возводит к ошибкам правления Ивана Грозного, который для пополнения бюджета придумал открывать государственные кабаки, и его деда Ивана III, повелевшего ввести государственную монополию на винокурение:
Борис: Как могут быть кабаки причиной пьянства?
Хервой: Послушай, как.
Во-первых, потому что из-за этой монополии люди не смеют варить себе питья без разрешения приказных, а там им предписывается, чтобы они выпили питье за три или за четыре дня после приготовления и дольше его в доме не держали. Поэтому, чтобы скорее выпить то, что сварено, люди пьют через силу и опиваются.
Во-вторых, потому что людям низшего сословия не по силам готовить себе дома пиво или вино. И нигде нет корчем, где можно было бы иногда выпить, кроме царских корчем, в коих и место, и посуда грязнее, чем во всяком свином хлеву, и само питье — премерзко, и продается оно по бесовской цене. <...>
В-третьих, потому что нельзя варить питья, не получив разрешения. А разрешение не дается, если просят, не указав какой-либо причины или нужды. Поэтому люди стараются выдумать разные причины, чтобы получить разрешение сварить питье. Отсюда вошли в обыкновение пиры, и был введен бешеный обычай, кроме Светлого Воскресения и иных ежегодных великих праздников, пировать и гулять да пьянствовать по неделе и по две на праздник святого Николы. Отсюда же пошли пиры в заговенье, отсюда же — именины, дни рождения и крестины, отсюда же — поминки, столь частые, что ими больше губят души, нежели спасают их.
Итак, крутое правление, неправильные законы и интриги иноземцев — вот источник всех бед. Но какие же решения? Как ни странно — самодержавие:
Самое первое, самое важное и самое главное из всего остального — это совершенное самовладство. Это — жезл Моисеев, которым царь-государь может творить все необходимые чудеса. При таком строе правления легко могут быть исправлены все ошибки, недостатки и извращения и могут быть введены всякие благие законы.
<...>
Борис: Самовладство является наилучшим правлением. Там же, где подданные не имеют никаких привилегий, самовладство крепко держится. А где подданные имеют привилегии, там самовладство разрушается. Значит не полезно давать подданным привилегии.
Хервой: Верно ты говоришь, что самовладство — наисовершеннейшее правление и что его надо всеми способами сохранять. Однако неверно, что самовладство погибло бы из-за предоставления умеренных привилегий. Но надо знать, что бывают три пути: там, где существуют безмерные, превеликие, ненужные привилегии, самовладство погибнет и возникнет распущенность (анархия), как мы видим у поляков и у немцев, где никто никого не слушает и сколько властителей, столько и тиранов. А там, где нет никаких привилегий, самовладство ни за что не устоит, а возникнет людодерство (тирания). Только при третьем, среднем пути, то есть там, где даны соразмерные, подобающие и справедливые привилегии, сохраняется, и укрепляется, и оберегается истинное самовладство.
В середине книги Крижанич делает несколько обнадеживающих, даже провидческих высказываний:
Мы знаем, что за последние века некоторые знаменитые вещи изобретены итальянцами: как, например, колокола, магнитная игла, с которой корабельщики ходят по морю, пение на много голосов. А немцами изобретено книгопечатание, часы, пушки, гравировка на меди и иные вещи. Так пусть же никто не говорит, что нам, славянам, волею небес заказан путь к знаниям и будто бы мы не можем или не должны им учиться. Ведь так же, как и остальные народы не за день и не за год, а постепенно учились друг у друга, так и мы тоже можем научиться, если приложим желание и старание. Более того, мы считаем, что именно сейчас пришло время нашему народу учиться наукам. Ибо в сие время Бог по своему милосердию и щедрости вознес на Руси славу, силу и величие славянского королевства так высоко, что в прошедшие века у нашего народа никогда не бывало столь славного королевства. И у иных народов мы видим, что в то время, когда какое-либо королевство достигало наибольшего своего величия, в то же самое время у этого народа начинали особенно расцветать и науки.
«Читая преобразовательную программу Крижанича, невольно воскликнешь: да это программа Петра Великого, даже с ее недостатками и противоречиями, с ее идиллической верой в творческую силу указа, в возможность распространить образование и торговлю посредством переводной немецкой книжки», — писал Василий Ключевский в своем «Курсе русской истории». Действительно, несмотря на очевидные противоречия в концепции, Крижанич во многом предвосхитил пути развития российского государства. И пусть сегодня его «Политика» читается как архаизированная агитка НОД, не станем винить в этом хорватского пастора, который 350 лет назад разглядел неочевидные перспективы и стал выразителем чаяния, которое уже не раз обернулось кошмаром, — веры в доброго царя.
