В последние годы и особенно после начала войны слово «деколонизация» стало одним из самых актуальных политических терминов. Его использует даже Владимир Путин, пытаясь оправдать вторжение в Украину деколониальными мотивами. Между тем активисты из национальных республик России давно заявляют о том, что их регионы — не равноправные субъекты федерации, а колонии «московской метрополии». Деколониальная активистка, писательница, авторка подкаста «говорит республика_» Данхаяа Ховалыг по просьбе «Холода» объясняет, почему считает родную Тыву колонией России, и предлагает стратегию освобождения.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Кажется, что термин «деколонизация» сейчас звучит буквально отовсюду. Кремлевские пропагандисты, российские оппозиционеры и политологи используют его как синоним «независимости», хорошие белые эксперты пишут о «побочных эффектах» деколонизации, объясняют, как ее понимает Владимир Путин, — в общем, запутывают своих читателей как могут. Для меня, деколониальной активистки из Республики Тыва, «деколонизация» имеет прикладной смысл. Это не buzzword (модное слово. — Прим. «Холода») и не хайповая тема, а способ заново обрести дом и внутренне освободиться.
Сразу замечу, что термин «деколонизация» не обязательно предполагает обретение политической независимости, зато непременно означает децентрализацию и прекращение отношений «центр/метрополия — колония/регион». Он подразумевает устранение контроля метрополии над регионом в политическом, экономическом и административном смыслах. Это процесс, который может длиться десятилетиями, а то и дольше.
Почему Тыва — колония и как она ею стала
Республика Тыва является самым молодым национальным регионом в составе российского государства. После падения маньчжурской династии Цин в Китае в 1912 году бывшая маньчжурская колония, известная в Петрограде и Москве как Урянхайский край, получила независимость, а в 1921 году объявила себя суверенным государством Танну-Тува (Тувинской Народной Республикой). Независимость нового государства не была признана большинством стран мира, продолжавшими считать Тыву частью Китая. На стороне поддержавших ТНР были только соседние Монголия и СССР.
Суверенность, однако, оказалась краткосрочной, а признание СССР — лицемерным. Через несколько лет в Москве из Коммунистического института трудящихся Востока имени Сталина выпустилась группа будущих тувинских лидеров, лояльных советской власти. Именно они впоследствии захватили власть в республике, запустили насильственную коллективизацию кочевого тувинского народа, а также процессы русификации, атеизации и в целом советизации для подготовки страны к запланированному ВКП(б) и Коминтерном объединению с СССР.
Руководителей ТНР, которые не поддержали деятельность новообразованной Тувинской народно-революционной партии и сталинскую политику, казнили; всех феодалов, богачей и просто несогласных репрессировали.
В 1941 году ТНР первой среди иностранных государств вступила во Вторую мировую войну на стороне СССР и объявила войну Германии. В 1944 году Советский Союз принял прошение о присоединении от тувинских революционеров, к тому моменту — представителей власти республики. Так ТНР вошла в состав РСФСР как Тувинская автономная область.
С тех пор прошло 79 лет. Сегодня Тыва — один из самых экологически чистых регионов страны. Она все еще обладает невероятным рекреационным потенциалом: горы, тайга, степи, тундра, песчаные пустыни, ледники, лечебные источники, множество рек и озер. У Тывы уникальное культурное наследие: памятники древней енисейской рунической письменности, скифские и уйгурские развалины, кочевая культура. Тыва обладает экономическими ресурсами: животноводство, горнодобывающая промышленность, залежи угля, золота, руд, редкоземельных металлов, запасы минеральных вод. У Тывы прекрасный социальный капитал — одно из самых молодых населений в стране с развитой национальной идентичностью и высокой рождаемостью. И тем не менее Тыва — один из самых экономически депрессивных субъектов Российской Федерации с самым низким уровнем жизни. Почему же так вышло?
Такое несправедливое экономическое положение на самом деле свойственно колониальным регионам: метрополии невыгодно развивать территории, которые она считает подчиненными себе. Особенно те, что обладают отличной от метропольной национальной идентичностью. В колониальном смысле это логично, ведь регион, из которого метрополия выкачивает ресурсы, не сможет отделиться или восстать, если ее жители постоянно заняты элементарным выживанием.
Почему мы уезжаем и как нам в Москве
Уезжая за высшим образованием «за Саяны» — в большую Россию, — я понимала, что, скорее всего, не вернусь в республику. Загибающийся в экономическом плане регион с высоким уровнем безработицы, крайне низкими зарплатами, слабой инфраструктурой, частично негазифицированный и неэлектрифицированный… Что мне там делать?
Система школьного образования только поощряет эмиграцию из республики. Тувинский язык и тувинская литература являются факультативными. Все больше родителей не выбирают эти предметы, чтобы не нагружать детей вдобавок к обязательной школьной программе. Их можно понять: если, окончив 11-й класс, дети, вероятнее всего, уедут в большие города России, то родной язык им там будет без надобности, а вот русский, желательно без акцента (чтобы меньше буллили), наоборот, необходим. Они ведь и так будут «узкоглазыми», «китаезами», «понаехавшими», «чурками», им будут реже сдавать квартиры, потому что «только для славян», полицейские будут чаще останавливать их на улице для проверки, их имена и фамилии будут коверкать или заменять на более простые. Так пусть хотя бы не гнобят за акцент.
Из-за того что я не очень хорошо говорила на родном языке, я чувствовала себя оторванной от культуры своего народа и близких людей. В детстве меня отдали в «русский» садик, считавшийся из-за финансирования лучшим в городе, потом — в «русский» класс, где преподавала самая уважаемая учительница, конечно, русская. Так русский язык вытеснил мой родной тувинский. Мне не читали тувинских сказок перед сном, вместо них были русские. Всей семьей мы смотрели русские фильмы с героями славянской внешности. Читали на уроках «великую русскую литературу». Мечтали съездить в Москву или Петербург, поступить в МГУ или еще какой престижный вуз.
То есть родители работали не покладая рук, чтобы у нас была возможность уехать в большой город за лучшими возможностями, а мы ради этого прилежно учились, мечтая поступить на бюджетное место в топовый вуз и таким образом обрести свое место под солнцем.
Оказалось, что это солнце светит разным людям по-разному. Таким людям, как я, в России регулярно светит систематическая расовая и этническая дискриминация, проявляющаяся даже в мелочах: например, из-за твоего «сложного» имени университетский преподаватель, боясь поставить себя или тебя в неловкое положение, просто спрашивает другого человека. Или не в мелочах, когда в интернете травят только что родившегося тувинского младенца и его маму лишь за то, что его угораздило родиться первым в роддоме Санкт-Петербурга в 2023 году.
Или когда бурятке не сдают в Воронеже квартиру, потому что «азиатов и бурятов мы не впускаем». Или когда пятиклассницу в Тюмени выгоняют с уроков за то, что она пришла в хиджабе. Я уже молчу про многочисленные случаи убийств и избиении нерусских людей неонацистами. Примеры: девятилетняя таджикская девочка, бурят, тувинка, корейцы, узбек, кыргыз, калмык — десятилетия боли и страха, которые до сих пор отзываются большой коллективной травмой у многих нерусских народов в стране.
Добавим сюда и случаи экзотизации и сексуализации у нерусских (особенно небелых) женщин и общий для всех полов «стеклянный потолок».
Реальность, в которой мы существуем, четко диктует: мы сами, наши коренные языки и культуры, наши национальные республики не равны и не равноправны русским людям, русскому языку и культуре, так называемым русским регионам.
Колонизация — это бедность. Бедность — это колонизация
Обратимся к базовому определению «деколонизации»: «устранение над регионом контроля метрополии в политическом, экономическом и административном смыслах». То есть фактически регион может называться «колонией» в случае, если он находится в зависимости от метрополии, не имеет политической и экономической власти, управляется на основе особого режима, который не предоставляет гражданам колонии прав, сравнимых с теми у граждан метрополии.
Деколонизация для меня началась со сложных вопросов. Вопроса равенства: почему я периодически чувствую, что у меня с русскими неравные права? Вопроса бедности: почему же так вышло, что регион с таким огромным потенциалом к развитию и процветанию стал самым бедным и неблагополучным субъектом страны? Вопроса идентичности и дома: зачем мне было возвращаться в Тыву?
Не может быть равенства там, где есть контроль. Так же как и развития, процветания, здоровой любви и уважения. Это, кажется, довольно очевидные вещи, но именно в этом суть деколонизации.
Колониальный режим после этапа подчинения территорий держится на господстве культуры метрополии. Когда приобщаться к титульной культуре и языку становится выгоднее для самих жителей и жительниц колоний. Экономически — чтобы обеспечить себе и своим семьям лучшие условия жизни, ведь в колонизированных регионах ее качество сильно ниже. И психологически — чтобы уменьшить вероятность буллинга и дискриминации.
В конце концов, я не выбирала не знать тувинский язык. Не выбирала в какой-то момент оказаться оторванной от своих корней. Не выбирала испытывать полусознательное облегчение, когда одногруппники в Москве говорили мне: «Так ты же наша! На русском языке идеально без акцента говоришь, знаешь русскую историю, литературу, любишь русскую кухню, выросла на русской культуре. Ну точно внутри русская!» Не помню, что я отвечала в таких случаях. Вроде бы что-то невнятное: мол, ну, что-то есть такое, да. Сейчас, все больше погружаясь в предмет деколониального активизма, я наконец-то могу свободно и легко ответить людям из прошлого: нет, я не русская. Мен — тыва мен.
Недавно я в рамках одного медиапроекта общалась с активистками из Бурятии, Калмыкии, Казахстана и Кыргызстана. Нас спросили, что для нас «колонизация» одним словом или фразой. Ответы были разные: «забвение», «стирание народа», «потеря достоинства», «уничтожение памяти»... Слова разнились в зависимости от региона происхождения человека.
В Калмыкии, например, почти не говорят на калмыцком языке, для людей там это серьезная проблема, которая стала следствием этноцида 1943 года, когда все калмыцкие семьи сослали в Сибирь и расселили отдельно друг от друга. В Бурятии тоже все не очень хорошо с национальным языком, но там это часть глобальной проблемы, сохранения бурятской идентичности, так как в XX веке земли коренного народа были разделены и переданы разным административным субъектам. В Казахстане все еще, несмотря на 30 лет независимости, велико влияние русского языка и кремлевской политики и интересов. В Кыргызстане до сих пор засекречены все архивы, касающиеся репрессий в советское время и депортации кыргызов и кыргызок в Украину в 1930-х годах.
Я ответила на вопрос о том, что такое колонизация, так: «бедность». Республика Тыва бедна, катастрофически бедна, несмотря на свои ресурсы и потенциал развития. И это для меня самый явный показатель колонии. Мы должны обрести свою экономическую субъектность, а с ней — личную ответственность. Вернуть себе контроль над своими же жизнями. Потому что очевидно: если все останется как есть, если имперская машина эксплуатации регионов сохранит набранную инерцию, будущего у Тывы не будет. Положение республики в федеральных рейтингах по качеству жизни, размерам зарплат, уровню безработицы, криминализации, детской бедности, алкоголизации есть следствие колониальной политики. Хуже, чем сегодня, мы никогда не жили.
Моя личная деколонизация
Теперь пришла пора деколонизации. Начинать ее нужно с самых простых шагов. С изучения национальной истории, истории своей семьи, рассказов старших родственников и родственниц о времени, в котором они жили. А затем надо требовать изменений в российских школьных учебниках — чтобы история регионов преподавалась объективно и с уважением к этим регионам.
Деколонизация начинается с возвращения чувства собственного достоинства — на практике это может проявляться в том, чтобы не стесняться поправить человека, который снова неправильно написал ваше имя. Не допускать использования таких слов, как «узкоглазый», «чурка», «хач» и так далее.
Деколонизация начинается с вашего личного посильного вклада в сохранение национальной культуры и языка. Так, я начала изучать грамматику тувинского языка по учебнику, разговаривать и переписываться только на тувинском с некоторыми своими родственницами и друзьями.
Наконец, если у вас достаточно сил, поднимайте сложные, неудобные вопросы, касающиеся вашего региона. Например, о закрытых архивах времен репрессий аратов (кочевники-животноводы. — Прим. «Холода»), духовенства и их семей. О положении тувинского языка в школах. О загрязнении окружающей среды горно-обогатительным комбинатом, принадлежащим китайской компании «Лунсин». О самом факте того, что тувинские земли сдают под производство китайским инвесторам.
Или о том, зачем тувинские мужчины уезжают в Украину защищать «русский мир». Тот самый «русский мир», в котором мы «нерусь» и «понаехали».
