«Писали: “Ты плати врачу побольше, он тебе еще диагнозов поставит”»

Блогерка Полина Титова — о жизни с четырьмя психическими расстройствами и буллинге в интернете

27-летней Полине Титовой поставили четыре диагноза: булимия, биполярное и пограничное расстройство личности, а также комплексное ПТСР. Она создала блог, где рассказывает о том, как с ними жить, рисует иллюстрации и продает вещи в небольшом шоуруме. В этом году Полина узнала, что ее травят в интернете за то, что она пишет в своем блоге. Она рассказала свою историю «Холоду». 

Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.

В 2018 году, когда мне было 23 года, я работала вахтами на заводе «Ямал СПГ». Я отучилась в университете нефти и газа на юриста и решила, что мне надо работать по специальности. Тогда на несколько месяцев я стала очень продуктивной. На работе я не могла сидеть, постоянно танцевала, громко разговаривала, мне хотелось смеяться, шутить. Я чувствовала себя способной вообще на все. Мне казалось, что впервые за все эти годы — а я с 16 лет ощущала, что со мной что-то не так — мне стало легче. На деле оказалось, что это не облегчение, а проявление диагноза: у меня случился, как я потом узнала, маниакальный эпизод биполярного расстройства. 

Постепенно я начала терять фокус: не могла быть внимательной, стала раздражительной. У меня появились странные мысли, например что я знаменитость и меня все знают. Спустя несколько месяцев эйфории случился депрессивный эпизод. Работать не получалось, но и взять выходной мне не давали: работа вахтой длится 30 дней (на самом деле по закону в таких случаях выходные должны быть. — Прим. «Холода»). И вообще тогда мне казалось, что мне просто не хватает силы воли и надо просто взять себя в руки. 

[Биполярное расстройство] развивалось на глазах моих коллег, многие из которых — иностранцы. Среди них уровень просвещенности по части ментальных особенностей оказался значительно выше, чем в российском обществе. Французские коллеги мне сказали, что, возможно, мне нужна помощь, и посоветовали, что можно почитать про ментальные расстройства. Когда мне стало совсем плохо, я начала гуглить и взахлеб читать об этом. В итоге с вахты я прилетела в Москву и пошла по психиатрам. Я сходила к трем врачам, которые сошлись на трех диагнозах: биполярное аффективное расстройство, пограничное расстройство личности и булимия. 

Когда я узнала о своих диагнозах, это стало ответом на многие вопросы. Долгое время я не понимала, как мне справиться, как себя вытащить и почему другие могут, а я не могу, почему люди могут стабильно что-то делать, радоваться жизни и не падать в такие ямы, а я нет. Когда я узнала название того, что со мной происходит, я поняла, что со мной всегда все было нормально, просто у меня были некоторые особенности. После этого ушло чувство вины, потому что раньше на меня влиял социум, где принято фигачить и не сдаваться. 

В 2021 году мне поставили еще один диагноз — комплексное посттравматическое стрессовое расстройство (КПТСР) — из-за длительного психологического насилия со стороны папы. Когда я поступила в университет, я жила с ним семь лет. Мой папа — военный. Он не смог найти себя в другой сфере, поэтому все это вымещал на мне, пытался контролировать мое питание, как я одеваюсь, что делаю, кем должна быть. Физического насилия не было, но то, что он делал, было ужасно. Любые бытовые проблемы заканчивались моими истериками. Он доводил меня до таких состояний, когда я уже была не в себе: разбивала дверь ногой, била себя, резала. Например, он проверял посуду, которую я помыла. Если я что-то плохо помыла, он мог поднести кружку к моему лицу: «Смотри».  

Когда я окончила университет, я улетела работать на Ямал, отчасти чтобы скрыться от папы. Там я накопила на ипотеку: к тому времени я вышла замуж и мы хотели жить вместе с мужем. Когда вернулась, мы начали делать ремонт в новой квартире, поэтому жили с папой втроем. Пока муж был на работе, я старалась не находиться дома: ходила по улице, сидела в кафе, чтобы вместе с ним вернуться домой. В начале 2019 года у нас начались жуткие скандалы, поэтому в одну ночь мы с мужем собрали вещи и уехали в пустую квартиру. На следующее утро папа позвонил и сказал: «Ты думаешь, спрятаться от меня смогла? Я все равно знаю твой адрес». 

Я знала, что папа меня никогда не ударит, но из-за того, что происходило все эти годы, я месяц не выходила из дома. В тот момент я не знала, что такое психологическое насилие, и считала, что дело во мне: надо делать больше, чтобы папа был доволен. После того как мне диагностировали КПТСР, я прекратила общаться с папой на полгода. Потребовалось время, терапия, и нам удалось вернуть общение, мы помирились.

«Полина, надо потерпеть»

В 2016 году я обращалась в НИИ питания на Каширке к психиатру из-за того, что уже тогда думала, что у меня булимия, и врач, просто услышав мои подозрения, не стал задавать дальнейших вопросов и выписал мне бульон из таблеток, из-за которых мне стало очень плохо. Как мне объяснила потом другая врач, мне назначили несовместимые препараты. 

Первый психиатр, у которой я лечилась два года, говорила, что мне нужно медикаментозное лечение. Но из-за того опыта я сразу начала отказываться пить таблетки, когда узнала о новых диагнозах. Тогда психиатр сказала что-то вроде: «Давайте мы с вами на следующей неделе встретимся и еще раз поговорим». В следующий раз я пришла на прием с пониманием, что мне действительно нужна медикаментозная терапия. Я была в тяжелом депрессивном эпизоде. Наверное, это был один из самых страшных этапов — решиться на прием таблеток. Терапию подбирать очень тяжело: один препарат, например, сглаживает один симптом, но усиливает другой, поэтому нужно добавить еще препарат, который тоже будет улучшать одно, но ударит по другому. Вот этот путь самый тяжелый, и он не прекращается. Подбор препаратов и корректировка дозировок происходят постоянно.

Биполярное расстройство — неизлечимое заболевание, поэтому препараты нужно пить всегда. И нужно быть к этому готовым: выход в ремиссию возможен, но это очень длительный путь.  

Мне стало лучше совсем не сразу. Психиатр на протяжении всего лечения повторяла фразу: «Полина, надо потерпеть». Я терпела, потому что не знала, что может быть иначе. Вроде как я функционировала, даже продолжала работать, но мне было очень плохо. В маниакальные эпизоды я не улетала, но и из депрессивного не выбиралась. 

Биполярное аффективное расстройство (БАР) — это эпизодические расстройства настроения, которые происходят из-за маниакальных и смешанных эпизодов в случае БАР I типа или гипоманиакальных эпизодов в случае БАР II типа. Они обычно чередуются с депрессивными эпизодами. Маниакальный эпизод без лечения длится не менее недели и выражается в эйфории, повышенной активности или субъективном ощущении повышенной энергии, которые сопровождают такие симптомы, как быстрая речь, «полет идей», повышенная самооценка, снижение потребности во сне, импульсивное поведение. Гипоманиакальный эпизод выражается схожим образом, но в менее экстремальной форме, и, хотя он влияет на настроение, поведение и уровень энергии человека, не нарушает обычную жизнедеятельность. Смешанный эпизод предполагает наличие нескольких выраженных маниакальных и депрессивных симптомов, которые либо возникают одновременно, либо очень быстро чередуются — в течение дня или день за днем. Такой эпизод без лечения длится как минимум две недели.

От многих препаратов происходит набор веса. Так как у меня булимия, страх набора веса был жутким, а именно это и происходило. Побочные эффекты, конечно, неизбежны, но важно учитывать и силу их проявления. У меня было много слишком сильных проявлений, но я терпела. Боялась сменить врача, боялась, что придется начинать лечение заново.

В 2021 году у меня появилась новая психотерапевтка. Она спрашивала про психиатра, как она меня лечит, и в какой-то момент сказала, что так быть не должно и что лучше сменить врача. Оказалось, что вообще нельзя терпеть то, что я терпела все это время. Терапевтка подсказала мне нового психиатра — благодаря ему я вышла в ремиссию. 

Сложнее всего мне с пограничным расстройством личности, даже сейчас. Мне тяжело понимать свои эмоции, сложно их регулировать, трудно переживать одиночество, у меня постоянное ощущение пустоты. Например, если человек с ПРЛ злится, это взлет в невероятную крайность: ты можешь начать кричать, потерять связь с реальностью, навредить себе, а если под руку попадут окружающие, можешь и им что-то наговорить. Такие скачки происходят каждый день. Это постоянное хождение по тонкому льду.

Пограничное расстройство личности (ПРЛ) — расстройство, которое характеризуется тенденцией к нестабильности, гиперчувствительности в межличностных отношениях, нестабильной самооценкой, колебаниями настроения и импульсивностью. Один из главных симптомов у людей с ПРЛ — ощущение отсутствия смысла жизни и невозможности его обрести несмотря на любые попытки. Часто люди с этим расстройством наносят себе самоповреждения, чтобы испытать хоть какие-то эмоции. 

Сейчас я четко знаю проявления своих диагнозов. Конечно, чувствую себя безопаснее и сильнее, несмотря на то что бывают откаты. Вплоть до 2022 года лечение шло в гору, но последние события ударили по всем.

«Я должна начать говорить обо всем открыто»

Еще в 2018 году, когда мне поставили диагнозы, я решила делать блог. Рассказывала про свой путь, особенности диагнозов, о том, как помогать людям с ментальными расстройствами. Мне хотелось, чтобы люди, которые видят, что их близким плохо, не оставались равнодушными и знали, как их поддержать.

В университете я была очень активной и у меня был большой круг знакомых. Когда я резко начала писать в своем аккаунте, что все эти годы я была больна, вместо того чтобы выкладывать фотографии из путешествий, как обычно, люди стали отписываться. Причем это были люди, которых я лично знаю, с которыми училась. Люди, которых я считала друзьями, писали мне: «Ты выдумываешь, у каждого есть такие проблемы, ты плати врачу побольше, он тебе еще диагнозов поставит». 

На самом деле я была к этому готова, потому что на тот момент уже было видно, кто действительно меня поддерживает несмотря ни на что, а кому и поводов не надо, чтобы задеть. Так что я понимала, что будут люди, которые не поймут или не захотят понять. У меня было чувство, что я должна начать говорить обо всем открыто, и я спокойно перенесла тот факт, что многие люди как отписались в соцсетях, так и перестали общаться в обычной жизни. 

Сначала я писала о проявлениях диагнозов, а потом стала понемногу рисовать — в университете я подрабатывала графическим дизайном. Так я стала делать иллюстрации о ментальных расстройствах. Как-то это переросло в то, что с мужем мы начали маленький проект: продавали открытки, стикеры. Сначала это было что-то вроде мерча, а потом мы с подругой открыли шоурум локальных брендов. Я полностью ушла в это, потому что поняла, что здоровье не позволяет мне работать так, как я работала раньше. 

Полина Титова занимается иллюстрациями, которые печатают на открытках

«Не просто осуждение, а торжество ненависти»

После 24 февраля 2022 года меня начали осуждать за аполитичность, за то, что я не высказываюсь. Я этого не делала не потому, что мне все безразлично или я скрываю свою позицию, а потому что я пыталась сохранить свой блог как пространство, где люди будут ощущать безопасность. Хотя о многом, конечно, хотелось кричать. Потом начались какие-то вбросы в директ, где мне желали смерти, угрожали. Я понимала, что сейчас это происходит со многими, и просто недоумевала. Но затем несколько раз пытались взломать мои страницы, были атаки ботов, а еще приходили сообщения, где было написано: «Нас много, кто тебя ненавидит».

В начале января 2023 года муж наткнулся на «Форум сообщества насИкомых», где было написано про меня. Оказалось, что в июне прошлого года один из пользователей создал тред обо мне. У них это называется «палатой», а люди, которых обсуждают, — «пациентами». Там я увидела не просто осуждение меня, а торжество ненависти. Одно дело, когда человек не нравится и люди высмеивают его манеру поведения или общения, но когда это перерастает в то, что обсуждаются мои близкие люди, семья… Когда пишут, что я настолько страшная, что мне хочется разбить лицо палкой, — это уже совсем ни в какие ворота. 

«Писали: “Ты плати врачу побольше, он тебе еще диагнозов поставит”»

Когда я начала читать, что они обсуждают, я нашла, как они планировали вбросы в мои соцсети, а затем увидела, что они нашли какую-то художницу, чтобы она нарисовала шарж на меня. Я репостила в канал эти портреты и даже подумать не могла, что люди это сделали, чтобы меня высмеять. 

Сначала я решила: «Ладно, хейтеры есть у всех. Были, есть и будут», но потом поняла, что я все равно захожу и читаю, что обо мне написали. Через несколько дней мне стало казаться, что люди меня преследуют. Началась настоящая мания. Мне казалось, что меня могут подкараулить, избить. Я стала бегать по улице, а не ходить. Однажды я ехала в трамвае, и со мной ехали девушки. Мне начало казаться, что сейчас они проследуют со мной прямо до дома. В какой-то момент из-за этой ситуации у меня появились суицидальные мысли. Мне хотелось сдаться, все удалить.

Когда я рассказывала о ситуации своим знакомым, мне говорили: «Да ладно, это просто показатель твоей популярности». Я не считаю это оправданием или утешением. Я для себя стала наглядным примером того, как это может ударить по человеку с чувствительностью выше среднестатистической. Есть люди, которые скажут на это: «Да дело в тебе, это ты так остро воспринимаешь», но я не могу выбрать другой режим восприятия. А есть люди, которые могут принять это еще острее. 

В феврале я решила выложить в своем аккаунте часть скринов обо мне с этого форума. Я поняла, что не хочу об этом молчать и для меня важно поднять проблему кибербуллинга. Мне хотелось рассказать, что существует такое место, где травят людей. В тот же день, когда я это опубликовала, начались атаки на мой чат с подписчиками — уже два года у меня есть закрытый чат, где сидят люди с ментальными особенностями. Люди [с форума] попали в чат и начали писать подписчикам, звонить им в телеграм. Большая часть сообщений была про меня, но некоторые сообщения они писали и людям, например про их внешность. После этого начали опять взламывать мою почту, соцсети, сыпались звонки. Мне даже прислали на почту поддельную судебную повестку. Все это произошло в течение трех дней. Я не могла выпустить телефон из рук, потому что мне постоянно прилетали проверочные коды, от аптек до госуслуг. 

Еще до того, как я опубликовала эти посты, я сильно испугалась: когда была ночью дома, кто-то попытался вскрыть замок. В тот момент я решила, что все это взаимосвязано, и была в жуткой панике. Я потеряла связь с реальностью: мне снилось, что дверь в тамбур забаррикадировали старой мебелью темные силуэты, а когда просыпалась, мне казалось, что все это происходит на самом деле. Рыдала, боялась выйти из дома даже в аптеку. 

Подписчики советовали мне обратиться в полицию, но я понимаю, что это бессмысленно: никто за это не возьмется, а в нынешних условиях мне не хочется привлекать к себе внимание правоохранительных органов — несмотря на то что я не пишу про политику, никогда не знаешь, где тебя могут подловить. Сейчас я собираю все скриншоты в отдельную папку, хотя не знаю, есть ли в этом какой-то смысл.

Ненависть людей набирает жуткие обороты, она может выйти из-под контроля. Теперь я понимаю, как сильно это может ударить и в каком беззащитном положении оказывается объект травли и кибербуллинга. Когда я гуглила, [что можно сделать в этой ситуации], я поняла, что есть только советы, как не реагировать на травлю. Но когда идут прямые угрозы, звонки, сливают адреса, данные, на это невозможно не реагировать. Я думаю, что единственный способ этому противостоять — рассказывать о буллинге публично. 

Поддержите тех, кому доверяете
«Холод» — свободное СМИ без цензуры. Мы работаем благодаря вашей поддержке.