Футболистка испанского «Эспаньола» Надежда Карпова — одна из немногих спортсменок с российским паспортом, кто открыто выступает против войны. В своем инстаграме, на который подписаны 142 тысячи человек, она публикует антивоенные, антиправительственные и поддерживающие ЛГБТК+ посты. C Карповой заключали рекламные контракты adidas и Chanel, а Лионель Месси включал ее в свою символическую сборную лучших футболистов и футболисток. Фарида Курбангалеева поговорила с Карповой о том, почему российские спортсмены, даже выступающие за рубежом, не высказываются о войне и политике, гомофобах в комментариях и поддержке Алексея Навального.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
МОК предложил допустить россиян к участию в парижской Олимпиаде под нейтральным флагом. Украина категорически против и даже грозится бойкотировать игры. На чьей вы стороне?
— Я согласна с тем, что сейчас, наверное, не тот момент, когда все должны устраивать праздник спорта и ездить на соревнования, потому что эти победы будут неправильно интерпретироваться в самой России. Все будет работать на то, чтобы укрепить режим, и люди, которые принимают эти решения, должны это понимать. Ни для кого не секрет, что, как и для любого диктатора, спорт для Путина — это сильный инструмент для оболванивания людей. Поэтому я скорее солидарна с украинскими политиками: никто [из российских спортсменов] ехать на Олимпиаду не должен.
Допустим, спортсменов из России или из Беларуси, которая тоже участвует в этом конфликте, попросят высказаться о событиях в Украине. Я недавно наткнулась на такое интервью: у белорусской теннисистки Азаренко спросили на Australian Open о том, что она думает о происходящем (Викторию Азаренко спросили, как она относится к тому, что болельщики пронесли на трибуны Открытого чемпионата Австралии российский флаг и Z-символику. — Прим. «Холода»), начала отвечать примерно так: «Вы политик? Вот и я не политик!» — в абсолютно такой хамской форме.
И она не говорит: «Я не буду обсуждать эти темы» или «Я боюсь за свою жизнь, не провоцируйте меня». Она отвечает так, что сразу включается другой контекст. У человека, который смотрит ее в Австралии, создается впечатление, что это просто «сложная политическая ситуация» и можно встать на сторону России, а можно — на сторону Украины. И ее странный ответ супер на руку этой путинской пропаганде. Это их главный инструмент — постоянно подменять понятия. И у них есть огромная задача на Западе: подселить всем в головы мысль, что это не ужасная захватническая война для того, чтобы диктатор мог оставаться у власти. Не-не-не! Они хотят, чтобы все думали, что это «просто политика». И когда Путин начинает заигрывать со спортсменами, типа Овечкина, он и его политтехнологи прекрасно понимают, что они покупают себе лояльность миллионов людей, которые являются фанатами этих спортсменов, и как-никак это все равно работает на пропаганду.
Я часто замечаю, что люди из других стран тоже начинают переживать момент «не все так однозначно». И мне кажется, это надо пресекать. Нужно показывать, что эта война — абсолютно ужасная, а Путин — агрессор, фашист, старый диктатор. Люди должны это предельно ясно понимать. Поэтому я абсолютно солидарна с украинским правительством, которое говорит: «На таких условиях мы участвовать в Олимпиаде не должны».
Вам не жаль, что вы сами не сможете сыграть за российскую сборную?
— Это всегда была моя мечта с тех пор, как я начала заниматься футболом, — сыграть за сборную. Я за нее сыграла, и это, конечно, нереальные эмоции, это суперкруто — представлять свою страну. Но в данной ситуации, конечно же, это невозможно. И, естественно, в ближайшее время я не буду играть за сборную России.
Это будет возможно, только когда закончится война и все преступники понесут наказание. Когда общество поймет, что это было ужасное преступление, и, естественно, когда сменится политический строй. Я не хочу быть чьей-то марионеткой.
Вы можете представить, что отдельные российские спортсмены могут выступить против войны, чтобы иметь возможность соревноваться под нейтральным флагом?
— Это зависит от спортсмена, от его желания, насколько сильно он хочет ехать. Насколько я знаю, у нас есть теннисистка Даша Касаткина — первая ракетка России. Во всяком случае, она была ей в тот момент, когда делала свое антивоенное заявление. Но она тренируется не в России и живет, наверное, тоже. Поэтому теоретически это возможно со стороны, например, ряда теннисистов, которые могут себе это позволить.
Почему российские спортсмены в подавляющем большинстве молчат о войне? Исключением стали единицы — например, та же Касаткина или футболист Федор Смолов.
— Для меня черный квадрат Федора Смолова тоже не является антивоенным высказыванием. Как ты можешь, когда произошла Буча, выложить только черный квадрат (Федор Смолов выложил черный квадрат 24 февраля, до появления информации о массовых убийствах мирных граждан в Буче. — Прим. «Холода»)?
Для меня это выглядит как позиция людей, которые говорят: «Я за мир» — и при этом поддерживают Путина. Но я не хочу на Смолова всех собак спускать, потому что есть люди, которые даже этого не сделали. Молодец, что выложил.
Мне тоже очень сложно было высказаться, когда я дала большое антивоенное интервью Би-би-си. Я долго об этом думала и разбиралась: «Почему? Кого я боюсь? В какой момент я тоже стала частью этого послушного стада?» Я долго не спала, переживала — как и что я скажу. В итоге я поняла, что не могу молчать, и все-таки это сделала. Мне кажется, многие не высказываются, потому что не могут разобраться в себе. У них проблемы со своим «я» — они зашоренные, затюканные и забитые. Либо они просто бессовестные.
Я не хочу делить людей: спортсмены, артисты, журналисты, — тут нет большой разницы. Мы все недавно видели артиста Кучеру, который пришел на интервью к Дудю, — какая у него каша в голове. И у спортсменов то же самое: одни просто дураки, а другие мерзавцы, которые довольствуются своими материальными благами. Им важнее купить сумку от Dior, чем спасти от пропаганды людей, которые живут на пять тысяч рублей в месяц и ходят в туалет на улицу. Для этого, наверное, должны быть и человеческие качества, какая-то эмпатия. Когда началась война, меня преследовало ощущение кромешной тьмы и ужаса. Это до сих пор еще фонит, поэтому я не смогла по-другому.
У меня много друзей, у которых очень много подписчиков в соцсетях. Я писала им: «Почему мы все молчим? Что с нами?» Мы же считали себя прогрессивным молодым обществом, а в итоге оказалось: «Ой, а я не могу, а у меня бизнес, а вдруг что…» Среди моих знакомых были люди, которые говорили: «Подожди, я сейчас себе делаю визу во Францию, вот уеду — и буду высказываться». Ну и ничего в итоге. У меня нет другого объяснения, кроме того, что диктатура всех зашугала и для людей какие-то материальные вещи стали важнее, чем быть собой.
Война сказалась на ваших отношениях с украинскими спортсменами?
— Нет, потому что я сразу четко обозначила свою позицию. В прошлом году в моей команде на протяжении полугода играла девушка из Украины — она пришла к нам в феврале или начале марта. Она рассказывала, как ее родственники выбирались из своих городов и как их бомбят. Когда я начала с ней разговаривать, у меня текли слезы, просто ком в горле встал, и не было слов. Она прекрасно видела мою позицию, и у нее не было по отношению ко мне ненависти. Но первый разговор, конечно, был довольно-таки сложный. Для меня самой прежде всего.
Летом вы совершили каминг-аут. Насколько сложно было это сделать?
— Конечно, попроще. Потому что я до этого уже поговорила и со своими друзьями, и с мамой. Я к этому готовилась. Просто война еще больше подчеркнула необходимость этого шага и осознание, что это нужно сделать быстрее.
Про войну высказываться было тяжелее, потому что вокруг все молчали. Мне было тяжело понять, как все дошло до такого и как я должна в этот момент среагировать. Это была в каком-то смысле «тяжесть взросления»: взять на себя ответственность и начать называть вещи своими именами, а не уподобляться людям вокруг — спортсменам, блогерам, инфлюенсерам. Сложно было собрать все это в голове и донести до своей аудитории.
А каминг-аут шел в комплекте — это была моя больная тема, я себя всегда считала «не такой». Сами знаете, какая у нас ситуация, и все детство мне бабки во дворе говорили: «Ты че в футбол играешь и выглядишь как пацан?» Я и сама понимала, что как-то «не вписываюсь», но что со мной не так? Да, я через многое прошла в плане становления себя как личности. Но я долго ждала, думала: «У нас же наверняка такие люди есть, когда же кто-нибудь выйдет и заявит об этом? Где лидер мнений — артист, спортсмен, серьезный и важный человек или такой же, как я, участник сборной, который на виду?»
Я реально ждала этого, это была моя главная тема для обсуждения в последний год перед войной. Но в итоге я поняла, что все, хватит на кого-то сваливать эту ответственность, нужно идти вперед, а там уже как получится. То есть война все эти внутренние проблемы с собой тоже вскрыла. Я стала абсолютно другим человеком, перестала бояться и поняла: когда происходит такой ужас, от которого просто хочется орать, все эти якобы табуированные темы отходят на второй план. И не стоит ни перед кем заискивать, потому что, опять же, все на руку пропагандонам. Я просто стала собой, у меня ушел страх, я на все наплевала, потому что то, что происходило в Украине, для меня не поддавалось описанию.
Вы сказали, что поговорили с мамой, — для многих это довольно грустный опыт. А у вас как прошло объяснение?
— Мама меня приняла, абсолютно. На тот момент я уже жила в Испании. Она меня спросила: «С кем ты живешь?» — а я отвечаю: «Со своей девушкой». Она заулыбалась и говорит: «Что, правда? Блин, а я начинала догадываться». То есть это был абсолютно легкий разговор.
У нас еще супердоверительные отношения, мы можем болтать на любые темы, и она меня во всем поддерживает. Я знаю, что у некоторых в семьях страшные ситуации, когда деспотичные родители могут от тебя отказаться или начать орать. Но у меня с детства были другие отношения с родителями. У меня никогда не было мысли о том, что мама может отреагировать негативно или сказать — все, ты не моя дочь. Мне в этой ситуации повезло больше, чем многим. Это скорее была проблема в моей голове — я должна была сама себе в этом признаться и произнести вслух. Это была история про то, что ты растешь в совке с ощущением, что ты какой-то содомит.
Сейчас, наверное, это еще ухудшится из-за законов, которые принимают в нашей стране. И Володин с наглой рожей сидит и говорит, что мы должны быть против ЛГБТ-пропаганды, хотя, по-моему, всем известно, что он тоже имеет отношение к ЛГБТ-сообществу. Но для русских ватников, которые смотрят телевизор и ни во что больше не вникают, он является великим борцом за нашу Россию. У них вся идеология на этом построена: они говорят, что выступают против Запада, а сами скупают там недвижимость. Говорят, что против России воюет НАТО, но при этом их дети учатся в странах НАТО. Или Навка пишет, что она против мужчин в художественной гимнастике. А потом такие, как она, спокойно едут в эту «ужасную Гейропу» и скупают там платья дизайнеров-геев. Вот их лицемерная и лживая идеология.
Недавно в НХЛ был «прайд-найт» (акция поддержки ЛГБТ-сообщества, которую провела команда «Флайерз»: на предматчевую раскатку хоккеисты вышли в радужных джерси. — Прим. «Холода»). Не нужно было делать никаких заявлений — просто надеваешь свитер и разминаешься в нем, и таким образом поддерживаешь большое количество людей. Единственным игроком, не надевшим этот свитер, стал мой земляк, ярославец Проворов. Я включила интервью его тренера, который сказал: да, он не захотел надевать свитер и объяснил, что по его вере этого делать нельзя. Это нормально, все вправе выбирать.
Все правые в Америке были в восторге, все реднеки ему аплодировали: «Вот русский мужик, почему никто не сделал этот шаг до него, почему только он отстаивает нашу позицию? Он красавец, не ведется на эту корпоративную фигню, как это делают марионетки дьявола». Я думаю: надо послушать, что говорит сам Проворов. А он говорит: «Я не захотел надевать этот свитер, потому что я верующий». Его спрашивают: «Какая у тебя вера?» Он говорит: «Russian Orthodox».
Возможно, он думал: «Да не дай бог я надену эту майку с радужным флагом, меня зачмырят и в сборную не позовут». А может, он действительно суперверующий и для него это огромное табу. Но ведь важно и то, что сейчас происходит в России. И когда это смотрят на Западе, они видят картинку только с одной стороны. А я понимаю, что это происходит на фоне принятия закона о «гей-пропаганде» и эта ситуация работает на наших пропагандонов. Поэтому спортсмены должны больше отвечать за свои действия и за свои слова, чтобы не было недопонимания и чтобы кто-то не переиначил их по-своему.
Почему российские спортсмены так гомофобны? Ведь и Навка, и Проворов много лет прожили за границей, они могут принять другие ценности.
— Видимо, они просто промытые пропагандой придурки. Им сказали, что если будут однополые браки, значит, демография будет падать, а на самом деле она начала падать из-за их «священной войны». Люди не вникают: у них огромный провал в образовании и абсолютно фейковые нарративы, которые удобны государству. Они разжигают ненависть и продвигают эти фейки. Только потом за «фейки» государство осуждает Илью Яшина, который рассказал то, что рассказывают все уважаемые мировые СМИ.
Я думаю, что мы все заблуждались, считая, что наши спортсмены, лидеры мнений, такие же, как на Западе. Мы все стремились походить на зарубежных спортсменов, потому что, помимо своей основной работы на поле или на корте, они делают очень много для окружающих. И в какой-то момент казалось, что мы такие же, что у нас тоже спортсмены подходят под формулировку «больше чем атлет». Но война показала нам, кем они на самом деле являются. Это был фейковый образ, спортсмены — фейковые люди. И когда случился настоящий кошмар, они все поджали хвост и промолчали.
А в Испании вам приходилось сталкиваться с гомофобией?
— В Испании общество абсолютно другое. Даже если ты гомофоб, ты никогда не скажешь это в открытую, потому что тебе самому будет стыдно. Точно так же, как будет стыдно за расизм. Есть, конечно, придурки, которые могут сказать что-то расистское или гомофобное. Но таких все меньше, и общество сильно их порицает.
Эта тема открыто обсуждается, и нет того кромешного ада типа выдумок, что если ты выставишь фотку [демонстрирующую], что ты гей, то ты заразишь людей и все станут геями. Гей-парад в Мадриде в этом году собрал столько людей, что весь центр был забит, и все просто наслаждались жизнью.
Если бы Россия была нормальным государством, а ОПГ, захватившая власть, не думала о личном обогащении и оболванивании людей, наверное, и у нас было бы все по-другому. И гомофобии не было бы, потому что от правительства шла бы другая повестка. И я думаю, что геи — это не последняя категория людей, на которых в России открыли охоту. Все, у кого есть какая-то свобода, наверное, будут подвергаться нападкам. «Ты что, выбираешь, с кем тебе спать? А может, ты завтра захочешь еще и президента выбрать?»
Вас ранит, когда подписчики из России пишут в комментариях что-нибудь типа «Как жалко твою маму» или «В тебя вселился бес»?
— Я скорее расстраиваюсь из-за того, что есть эти идиотские законы и недалекие люди, которых омывали пропагандой, которых обворовали и которым не дали достаточное образование. Я понимаю, что человеку, у которого ничего нет, кроме телевизора и Путина с его «священной миссией», можно внушить все что угодно.
Раньше я не сталкивалась с гомофобией в лоб, потому что я всю жизнь была закрытой. Мне могли сказать, что я недостаточно женственно выгляжу, или тренер [мог] вкинуть, что «это все не от Бога и грязь». А когда я сделала каминг-аут, я была уже не в России. И, конечно, мне личные сообщения завалили гомофобы, которые упорно рассказывали, что «тебе бы мужика хорошего» или «у тебя болезнь какая-то». Все это основные приемчики гомофобные.
Поэтому мне больше обидно то, что наше общество оказалось в таком состоянии, а не то, что кто-то мне пишет: со мной это не резонирует. Если я это и читаю, то показываю своей девушке, и мы смеемся.
Я давно со всякими такими штуками живу. Когда я лет десять назад открыто заявила, что я футболистка, ко мне сразу же набежали придурки с комментариями: «Лучше мой посуду», «Женский футбол — это полное говно» и так далее. То есть уже в 18 лет я столкнулась с формулировкой, что это «не женское дело».
Но сейчас ситуация получше. Если кто-то начинает писать подобное, к нему сразу же приходят такие же пацаны в комментарии и говорят: «Ты че, придурок, откуда ты вылез, из какого села?» Поэтому я на это не обращаю внимания.
Как, кстати, вы начали заниматься футболом? Ведь для девочек в России это нехарактерный вид спорта.
— Первый раз я сыграла в футбол, когда была совсем маленькой, еще в лагере: просто было нечего делать, увидела, что мальчишки играют, и попросилась с ними пинать мяч. У меня стало неплохо получаться, и мне очень понравилось. Потом я продолжила играть где-то во дворах, как все дети. А уже со временем в Ярославле появилась любительская женская команда. Меня туда позвали, и с этой любительской командой мы поехали на соревнования, где меня заметила команда из училища олимпийского резерва в Звенигороде — они пригласили меня к себе. Мама меня сначала не отпустила, потому что я училась в восьмом классе, и она сказала: давай ты сначала сдашь ГИА (государственная итоговая аттестация, экзамены после девятого класса. — Прим. «Холода») и поедешь туда уже на 10-й и 11-й класс. Так и произошло: мы жили в Звенигороде в училище и играли в футбол, нас кормили-одевали и возили в обычную школу.
Что вы почувствовали, когда вас пригласили играть в Испанию?
— Меня еще в 19 лет звали в «Пари Сен-Жермен», а я только полгода-год как подписала контракт с «Чертаново». Но тогда мама сказала: «Наверное, еще рановато, давай подумаем». И я решила еще поиграть в Москве и ответила уже на следующее предложение — от «Валенсии». Мне было 22 года, и я уехала осознанно.
Я, естественно, офигела от того, как классно устроен женский футбол в Испании. Инфраструктура тут более развитая, [чем в России,] условия для тренировок и восстановления намного лучше, побольше зарплата. У нас в Барселоне женской команде дают играть на стадионе «Камп Ноу», который является основным у мужской команды, и на женский футбол ходят 90 тысяч человек. Но у меня не было ощущения, что я уезжаю навсегда. Я думала, что подписала контракт на два года, а потом вернусь в Россию.
Но я к футболу отношусь в первую очередь как к работе. Мне поступают предложения, и, если они меня устраивают, я еду — у меня нет зацикленности на каком-то определенном месте, и мне абсолютно все равно, где я буду завтра играть, — хоть в Китае. И даже где-то два года назад, когда у меня закончился контракт в Севилье, я была готова вернуться в Москву. Я даже соскучилась по России и вела переговоры с российскими клубами.
К счастью, я все-таки не перешла в российский клуб, потому что буквально через год жизнь абсолютно перевернулась. Я из девочки-футболистки, которая сидела на «Матч ТВ» и рассуждала о чем-то типа «Мы русские, с нами Бог, и нам любые трудности по плечу», не вникая в политику и проблемы допинга, превратилась в другого человека. Когда поперли расследования ФБК, случилось отравление Навального, пришлось очень сильно пересмотреть взгляды. Грубо говоря, я вылезла из своего комфортного спортивного пузыря и поняла, что не вся жизнь крутится вокруг футбола, денег и увеселительных мероприятий.
То есть это Навальный и ФБК превратили вас в оппозиционерку?
— И они тоже. Мне кажется, они делают огромную работу и многим людям открыли глаза. И то, как Путин сейчас относится к Навальному, как он над ним издевается, как он его убивает, доказывает, что за Навальным огромная сила. И мне по-человечески больно смотреть на ШИЗО, в которых он сидит. Это, конечно, полный пиздец. Это еще раз доказывает, что у Путина с ним личные счеты.
Но на меня повлияла не только команда Навального. В России много оппозиционных политиков и журналистов, интервью которых доступны каждому. Самый яркий — Немцов, к убийству которого причастно государство. Пару-тройку лет назад я смотрела его высказывания в интернете и думала: «Это так радикально». Он говорил, что Путин ебнутый, что все будет хуево, а нам казалось: да ладно, ну, может, не все так плохо. Но сейчас я смотрю на это вместе с миллионами людей и думаю: блин, они это все знали.
Я понимаю, что в России огромное количество людей страдает, там огромная бедность, коррупция. В целом я рада, что осталась в Испании, и я не считаю, что должна молчать. Мне кажется, что в этом моя двойная ответственность: если я живу за границей, то должна говорить. И тысячи людей заваливают мне директ с благодарностями, пишут: «Спасибо, что ты высказываешься, у меня тоже есть такая потребность, но я боюсь. Я читаю твои заявления и полностью с тобой солидарен, мне становится легче». Я постоянно получаю респект за то, что не боюсь и продолжаю гнуть свою линию.
Почему для вас так важно нести эту миссию?
— Мне очень близка позиция, что спортсмен, у которого есть хоть какая-то аудитория, должен жить не только для себя. Он должен просвещать свое комьюнити более просвещенным. Потому что не все люди имеют такое счастье — родиться и быть предрасположенным к какому-то виду спорта, не всем везет заниматься той работой, которая им нравится, не всем повезло с понимающими родителями. И мне кажется, если у нас есть какие-то проблемы, общество нас не должно добивать. Наоборот, надо в окружающем мире распространять любовь и создавать условия для людей, которым не так повезло. Чтобы им было комфортно жить, чтобы они не боялись быть собой, чтобы они понимали, что каждая жизнь важна, что ты можешь как угодно выглядеть и кого угодно любить.
Я много сижу в тиктоке, мониторю социальные сети. И у меня есть младший брат, которому сейчас 19 лет. Мне кажется, наше молодое поколение, которое растет после нас, гораздо менее гомофобно. Если моим ровесникам Путин смог навязать гомофобную повестку, то для малых, которым сейчас 18–19, это такой кринж, они над этим смеются. Они суперсвободны, любят кого захотят и выглядят как захотят. Я думаю, что с ними эта пропаганда не прокатит. И мне хотелось бы, чтобы так же было и про войну: чтобы они верили только фактам и только себе, общались с ровесниками из Украины и поняли, что Путин — старый мудак и он не может им рассказывать какие-то бредни.
В «списке Месси» вы были единственной девушкой из 10 футболистов. Это не говорит о том, что проблемы гендерного неравенства существуют и в Европе?
— Насколько я помню, это была рекламная кампания бутс Messi 15.1 от adidas. У меня тогда была хорошая статистика — лучшая в России, причем это был молодежный рейтинг, и мне повезло, что я подходила туда по возрасту. Это был проект года этак 2015-го, и я, наоборот, отношу его к разряду положительных, потому что еще до всех остальных спортивных компаний, которые стали активно топить за женщин, adidas не побоялся и привлек меня в такую большую рекламную кампанию. Все-таки футбол всегда был мужским видом спорта: в него играли в большинстве своем мужчины, и смотрели тоже.
Другой вопрос, что никто и нигде в таких ситуациях не прыгает с места в карьер. Аdidas была первопроходцем, а сейчас уже ни у кого не вызывает вопросов, что у женщин-футболисток есть огромные рекламные кампании с бутсами и женский футбол находится совершенно на другом месте в мире. Последний чемпионат Европы по женскому футболу проходил [в том числе] на стадионе Уэмбли в Великобритании — там был полный солдаут задолго до финального матча. Понимаете, как все поменялось? Десять лет назад мне писали в комментариях: «Иди на кухню», а сейчас мы всерьез обсуждаем: а почему тогда в списке была только одна девочка?
Время абсолютно поменялось, оно не стоит на месте. Некоторые, типа Путина, хотят его заморозить. Они думают, что у них все получится. Но я уверена, что время все расставит по своим местам. Уйдут старые лидеры, старые правила, старые предрассудки, старые лейблы. Мы существуем для того, чтобы их разрушать и создавать новые тенденции, где люди живут свободно — без предрассудков, гендерных рамок и чьих-то устаревших суждений.
