В январе 2022 года чеченские силовики похитили из квартиры в Нижнем Новгороде Зарему Мусаеву. Двое ее сыновей — чеченские активисты Абубакар и Ибрагим Янгулбаевы, годами рассказывают о пытках и похищениях в Чечне и критикуют Рамзана Кадырова, оба были вынуждены уехать за границу. С тех пор Мусаева находится в СИЗО в Грозном. В годовщину ее похищения старший сын — Абубакар — записал обращение к Кадырову и предложил обменять себя на маму. «Холод» поговорил с Янгулбаевым о том, почему он это сделал.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
В январе 2022 года чеченские силовики ворвались в квартиру к бывшему судье Верховного суда Чечни Сайди Янгулбаеву в Нижнем Новгороде. Задержать бывшего судью силовики не смогли из-за его неприкосновенности, которая гарантируется законом, но похитили его жену Зарему Мусаеву. Ее силой вывели из квартиры, не дав обуться, взять верхнюю одежду и лекарства, а затем посадили в машину и доставили в Грозный якобы на допрос по делу о мошенничестве в качестве свидетеля. Немного позже Мусаевой предъявили обвинение в мошенничестве в крупном размере и в нападении на сотрудника полиции.
Дети Янгулбаева и Мусаевой — Абубакар и Ибрагим Янгулбаевы — критики Рамзана Кадырова. Незадолго до похищения Мусаевой ее старший сын Абубакар Янгулбаев, бывший юрист «Комитета против пыток», рассказал, что в Чечне пропали несколько десятков родственников семьи.
Кадыров не скрывал своего отношения к семье Янгулбаевых. Например, он говорил, что им место «либо в тюрьме, либо под землей», а депутат Госдумы Адам Делимханов заявлял, что «днем и ночью, не жалея жизни, имущества и потомства» будет преследовать семью Янгулбаевых, пока не отрежет их головы.
Почему вы решили обратиться к Кадырову?
— Я уже предлагал такой обмен чеченскому МВД через адвокатов еще прошлой весной. Они меня проигнорировали. Сейчас я понимаю, что война все спишет, а права человека нарушаются все больше, и я не вижу никакого [другого] способа освободить мою мать. Ее похищение происходило на глазах у всей страны — и ничего сделать не удалось за целый год.
Вам кажется, что обмен возможен?
— Возможен, и практикуется. Специально возбуждают уголовные дела на каких-нибудь людей по политическим мотивам, а потом их обменивают на тех, кто нужен. Обмен работает с террористами, а Кадыров и есть террорист.
Такая практика действительно существовала во время чеченских войн. Например, в 2000 году газета «Коммерсант» рассказывала о том, как чеченские сепаратисты обменяли журналиста «Радио Свобода» Андрея Бабицкого на трех пленных российских военнослужащих.
Уголовное дело в отношении моей матери сфальсифицировано: в нем все признаки нарушений, и поэтому оно должно быть прекращено. В момент моего появления в России на меня можно моментально возбудить любое дело: сказать, что я оправдывал терроризм, размещал «фейки» про российскую армию. Есть много политических статей, меня можно посадить, используя любую.
Вы не допускаете, что вы можете приехать в Россию, вас задержат, но при этом не отпустят маму?
— Обмен (например, заключенными или военнопленными. — Прим. «Холода») работает следующим образом: определяется третья сторона — например, Украина, Турция, Чехия, — и она обеспечивает гарантию того, что этот обмен произойдет. То есть не может получиться, что оба станут заложниками.
Какая страна может выступить посредником?
— Это уже зависит от кадыровской стороны. Он утверждает, что у него есть связи с Турцией и другими арабскими странами. Любая из них, я уверен, подойдет.
Пока с вами никто не связывался из Чечни?
— Нет, но, конечно, я ожидаю, что со мной свяжутся.
С момента, как маму задержали, как вы пытались добиться ее освобождения?
— С самого начала мы максимально привлекали общественное внимание: СМИ, правозащитников, политиков. Испробовали почти все методы, которые по идее должны работать в правовом государстве. Например, дипломатическая служба Евросоюза, Госдеп и Amnesty International требовали ее отпустить, а «Мемориал» признал маму политзаключенной.
После того как началась война, шквал критики по отношению к Кадырову снизился. Как будто люди по всей стране начали его поддерживать из-за войны. Поэтому у меня появилось ощущение, что война все списала и во время нее нормально, что людей похищают. Как будто уже перестали помнить о том, что много людей до сих пор находятся в тюрьмах [по cфальсифицированным делам].
Я испробовал все [другие] варианты, поэтому и сделал это обращение. Либо так, либо пойду на войну, захвачу какого-нибудь кадыровца и буду уже его обменивать, раз меня не хотят.
Вы обсуждали это решение со своей семьей? Что они говорят?
— Конечно, они против. Для них это не выход. Я бы не хотел эту часть обсуждать публично.
А ваши братья? Ими чеченские власти не интересуются?
— Они не в России еще с начала 2021 года. Их я вывез еще за год до похищения матери. Сейчас на обоих завели уголовные дела по терроризму и объявили в федеральный розыск.
Решение с ними, конечно, не обсуждал. Я старше, поэтому с ними мне это обсуждать не нужно. А чеченским властям, думаю, одного меня будет достаточно.
Если чеченские власти пойдут на обмен и вы окажетесь в заключении, вашей жизни может угрожать опасность. Вы не боитесь за себя?
— Цель — спасти мать.
Я понимаю, что чем-то в любом случае надо жертвовать. Жертвовать своей матерью я не собираюсь. Без сомнений, я готов ради нее пожертвовать собственной жизнью. Сейчас я иду на крайние меры.
Вам удавалось поддерживать связь с мамой?
— Только через письма, и то половину задерживали и не передавали.
О чем она писала?
— Писала, что у нее все хорошо, что она рада, что хотя бы мы свободе. Но меня такая свобода вообще не устраивает.
И вы ей не говорили, что хотите пойти на такие меры?
— Конечно, нет.
Что бы она сказала, если бы узнала о вашем плане?
— Наверное, она бы плохо отреагировала, как и любой другой человек. Я понимаю, что тут история про выбор из двух зол. Я понимаю, что за свою политическую позицию никто не должен нести ответственность. Но привлекать мать своего политического оппонента… Раз мы пришли к такому итогу, что в России сейчас такие правила, я хотел бы получить для нее свободу. Цель оправдывает средства.
Чего, на ваш взгляд, добивались чеченские власти, арестовав вашу маму?
— Добивались они, конечно, влияния на нас [с братом]. Вроде стало очевидно, что бесполезно так себя вести и нужно маму отпустить, потому что я не прекращу заниматься политической и правозащитной деятельностью, но ничего не изменилось. Работа по части правозащиты и оппозиционной деятельности сейчас налажена, поэтому я могу пожертвовать собой.
Какой срок ей сейчас грозит?
— До 10 лет. Если ее осудят на этот срок, она выйдет на свободу в 62 года.
Расскажите про состояние здоровья мамы.
— Состояние плохое. У медико-санитарной части в СИЗО нет качественных лекарств, которые ей нужны. У нее межпозвоночная грыжа и сахарный диабет второго типа. По всем рекомендациям и закону ей должны были дать в виде максимальной меры пресечения домашний арест. Но поскольку она заложник, ее держат в СИЗО и ее здоровье только ухудшается.
Под запрет на помещение в СИЗО попадают люди с тяжелыми формами сахарного диабета при наличии осложнений и стойких нарушений функций организма, приводящих к значительному ограничению жизнедеятельности и требующих длительного лечения в условиях специализированного медицинского стационара.
Несмотря на то что в письмах она пишет, что все хорошо, я знаю от адвокатов, как она себя чувствует. Да и она сама на первом заседании суда говорила, что тихо умирает. Сейчас она еле передвигается, не ходит на прогулки, потому что для этого нужно подниматься по лестнице, а ей тяжело. Даже если меня посадят, я молодой — все будет окей, я выживу. А вот она — нет.
Вашу маму похитили, после того как вы заявили, что в Чечне пропало несколько десятков ваших родственников. Что с ними происходит сейчас?
— Их было до 50 человек. Это родственники по линии отца и линии матери — дяди тети, их дети и внуки. Через полтора месяца после того, как я рассказал, что они исчезли, [чеченские власти] их отпустили, чтобы они публично отказались от нашей семьи. До сих пор не всем из них отдали паспорта, чтобы они не имели возможности выехать не только из страны, но даже из республики. Сейчас мы не общаемся, потому что на них могут оказывать давление.
Я думаю, что многие из них просто смирились с тем, что находятся в заключении. Да и правозащитники не всегда могут помочь, когда дело касается Чечни.
Как сейчас вы себя чувствуете, после того как опубликовали обращение?
— Нормально. Поймите, это не какое-то решение на эмоциях. Я готовился, анализировал риски. Все обдуманно и рационально.
Я не маленький ребенок, чтобы кто-то меня останавливал или отговаривал. Если кто-то считает, что я не прав и готов меня осудить, я это слушать не хочу. Неправильно? А как правильно? Какие еще варианты ее спасти? Каждый день, пока она находится в СИЗО, — приближает ее смерть.
