«Варшава форсирует подготовку к аннексии западноукраинских земель: территорий Львовской, Ивано-Франковской и большей части Тернопольской области Украины», — заявил недавно директор Службы внешней разведки РФ Сергей Нарышкин. Это далеко не первое высказывание подобного рода. Пропаганда часто говорит о том, что Польша опасна для Украины. Но есть ли для таких высказываний хоть какие-то основания? Как в Польше относятся к суверенитету соседнего государства на самом деле? Специально для «Холода» это объясняет украинский журналист Игорь Исаев, живущий в Варшаве.
Мифический реваншизм Варшавы по отношению к Западной Украине использовал еще Виктор Янукович, чтобы запугать львовских избирателей: мол, если не он, то придут поляки и заберут у них свое довоенное имущество. Однако всерьез дискурс о «захвате» Волыни и Галичины поляками начал использовать Кремль после аннексии Крыма в 2014 году. С тех пор из кремлевских источников регулярно звучит страшилка для украинцев про «польских панов», а поляков тем временем пугают украинцами, которые якобы мечтают о «Большой Украине» чуть ли не до Кракова.
На самом деле за восемь лет ни польский, ни украинский реваншизм никак не усилились. Этих идей не высказывают даже националистические политики, в том числе на муниципальном уровне. Кремлю приходится искать намеки на агрессивные планы Варшавы в отношении Украины, выдавая желаемое за действительное. И даже их найти не получается.
Прежде всего, и в Польше, и в Украине понимают, что «возвращение земель» — это словосочетание из российского империалистического словаря, а основная идея украинской и польской политики сегодня — не стать Россией, ведь российский имперский путь означает не возвращение, а потери. Понимание этого — заслуга интеллектуальной дискуссии в среде польской, украинской и российской эмиграции.
Весной 2022 года исполнилось 45 лет публикации «Декларации по украинскому вопросу» в парижском журнале польской эмиграции «Культура». Это была беспрецедентная совместная инициатива эмигрантов из Восточной Европы, в которой утверждалось, что не будет по-настоящему свободных поляков, чехов или венгров без свободных украинцев, беларусов или литовцев — и также «русских, свободных от империалистических амбиций». Ключевой в процессе освобождения была Украина, как «наибольшая покоренная нация».
«Суть дела в самом империализме, в каком бы воплощении он ни предстал, какую ни использовал бы мотивацию или маску, вне зависимости от исторических обстоятельств. Нельзя не упомянуть о вреде, нанесенном Украине от многовекового польского империализма», — писали авторы декларации.
Кроме представителей польской, чешской и венгерской эмиграций, документ подписали и те, кто уехал из РСФСР, — и эти подписи, подчеркивали инициаторы обращения, были для них самые важные: Андрея Амальрика, Владимира Буковского, Натальи Горбаневской, Владимира Максимова и Виктора Некрасова. Это, наверное, первый документ такого уровня, в котором российские интеллектуалы допустили идею возможной независимости Украины.
«Декларация по украинскому вопросу» 1977 года вписывалась в концепцию публицистики польских интеллектуалов «Культуры» — журнала, который издавался сначала в Риме, а потом в Париже. Понимая, что Польша сама не в состоянии свергнуть коммунистический режим, «Культура» призывала к общей борьбе народов Восточной Европы и «свободных россиян, уважающих право народов на самоопределение». Принципом этой борьбе был отказ визионеров новой Польши от территориальных претензий к Украине, Литве и Беларуси. В Польше его называют «доктриной УЛБ».
Признание «ялтинских» границ (по итогам Ялтинской конференции с участием СССР, США и Великобритании довоенная Польша резко уменьшилась и сдвинулась к западу и северу — Прим. «Холода») было основой общей солидарности и цели: иначе общества ввязались бы в войну между собой, а не в борьбу с общим врагом. Польская интеллигенция понимала, что, несмотря на важное место Львова в польской истории, после огромных послевоенных «обменов населением» этот город стал абсолютно украинским, к тому же он традиционно был важным местом развития для украинской культуры (вместе с польской и еврейской). Львов должен был вернуться в польское культурное пространство не через конкуренцию и изменение границ, а через сотрудничество и общие цели с украинцами.
Сейчас такая позиция в Польше кажется естественной, однако в 1940–1970-е годы она была проявлением революционного мышления: Львов — это Украина, Вильнюс — это Литва, Гродно — это Беларусь, Советский Союз должен перестать существовать, а народы, входящие в его состав, обрести независимость. Конечно, не вся польская эмиграция думала именно так, некоторые ее центры были консервативны и ресентиментальны. Но именно «Культуре» удалось провести свою мысль «на континент».
Почему декларация была написана в 1977 году? Незадолго до этого в Польше начал открыто действовать Комитет защиты рабочих (KOR) — правозащитная организация, образованная в ответ на преследование рабочих после забастовки в Радоме (в 1976 правительство Петра Ярошевича повысило потребительские цены, некоторые даже на 100%. Это спровоцировало крупные рабочие протесты в Варшаве, Плоцке и Радоме; протестующих выслеживали, арестовывали, пытали. — Прим. «Холода»).
Несколько человек в Комитете интересовались внешней политикой, в частности, Яцек Куронь, Адам Михник и Антоний Мацеревич. Они написали манифест «Польский вопрос — русский вопрос» («Sprawa polska — sprawa rosyjska», 1977 год). Куронь и Михник писали о невозможности выстраивания отношений двух народов за счет соседей, прежде всего украинцев. «Декларация по украинскому вопросу» хоть и казалась утопией, стала отражением настроений в стране, куда проникали идеи «Культуры». Ее подписание было проявлением начинающихся перемен: зарождения антикоммунистической оппозиции, сотрудничества ее представителей в разных странах.
В 1978 году поляка Кароля Войтылу выбирают папой римским — он начинает говорить о «восточном легком Европы», в частности, об украинцах и греко-католиках. Папа Иоанн Павел II оказал огромное влияние на политику и общественное мнение Польши: когда в 1979 году он приехал на родину, на улицу вышел миллион человек, впервые почувствовавших свою силу (это можно сравнить с событиями 2020 года в Беларуси).
Так внутри Польши формировалось понимание, что украинская культура и история равнозначны польским и не сводятся только к танцам, песням и «шароварщине», а Украина со Львовом, Луцком и Тернополем — равноправный и дружественный Польше партнер. В 1980-е ощущение украинской субъектности приводит к тому, что одно из оппозиционных изданий в Польше — «Встречи» — издается также на украинском, белорусском и литовском языках («Зустрічі», «Сустрэчы», «Susitikimai»).
Огромное значение в этом процессе имела публикация Богдана Скарадзинского «Беларусы, литовцы, украинцы — враги или братья?» («Białorusini, Litwini, Ukraincy. Nasi wrogowie — czy bracia?», 1983 год). Книгу несколько раз переиздавали, автор открыто писал о трудной польско-украинской истории XX века, польских обидах и претензиях к украинцам, тем не менее сформулировал основной «польский» посыл к ним: «Прощаем и просим прощения». Скарадзиньский писал об антипольской чистке УПА на Волыни и Галичине, но не столько о самом преступлении, сколько о его последствиях для народов: он считал, что поляки и украинцы должны примириться.
В 1989-м устанавливаются контакты украинского «Руха» (Народное движение Украины за перестройку. — Прим. «Холода») с польской «Солидарностью» (Объединение независимых профсоюзов. — Прим. «Холода») — польские представители были единственными заграничными гостями на первом съезде «Руха».
Благодаря десятилетиям дискуссии и авторитету польской эмиграции на родине после 1989 года «доктрина УЛБ» стала основой польской политики по отношению к восточным соседям и с тех пор не подвергалась и не подвергается сомнению ни одним правительством независимо от его идеологии. Влияние польской эмиграционной мысли на польскую политику было огромное, а визионерство авторов «Культуры» было проверено годами. Когда в 2020 году российские пранкеры Вован и Лексус позвонили правоконсервативному президенту Польши Анджею Дуде и спросили его, не хочет ли президент Польши вернуть Львов, Дуда категорически ответил: «Нет, это — Украина!».
Кстати, бывший директор Украинского научного института в Гарварде Роман Шпорлюк утверждал, что если бы в начале 1990-х украинцы не чувствовали, что Польша не несет опасности, в частности, с точки зрения территориальных претензий, — они значительно осторожнее говорили бы о создании независимой Украины. Тем не менее все политические силы Польши поддержали Киев: в начале декабря 1991 года после референдума о независимости Украины даже националисты выступили за ее признание в существующих границах. Варшава первой признала независимость Украины и не отказывается от своего слова до сих пор.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
