«Сегодня брат показал мне письмо моей бабушки, которая умерла в 2016 году в возрасте 99 лет. Бабуля, прости, мы все просрали», — такой твит написала 29-летняя жительница Санкт-Петербурга Лиза в марте после начала войны в Украине. Мы поговорили с ней о судьбе ее бабушки и письме, которое та написала.
«Холод» расшифровал письмо:
«Приближается 30-летие победы нашего народа над фашистской Германией.
Никогда не изгладятся из моей памяти те суровые годы войны. Молодой девушкой, комсомолкой я была зачислена в санчасть 847-го стрелкового полка 303-й дивизии, который формировался в городе Гурьевске в 1942 году.
Со мной на фронт уезжало около 200 человек — девушек, из них: Саша Терехова-Татаурова, Валя Полухина-Сягло, Юлия Матвеева-Агеева и многие другие. Мы были хорошо подготовлены не только по оказанию медицинской помощи раненым, но и умели отлично стрелять. Выполняли все приказы старших беспрекословно. Было очень трудно. Эти трудности не каждому мужчине по плечу. Ведь нет долга выше, чем служить Родине до конца, до последней капли крови.
Июнь 1942 год. Санчасть, не успев развернуться, отступила и под извергающим смерти небом — перевязки. Раненых было очень много, территория санчасти была пестрой от бинтов и крови.
Был ли страх? Не помню. Была спешка. Были и первые слезы. Не жалея сил, не зная сна, полуголодные военврачи и санитары трудились не покладая рук.
Хочется вспомнить, в одном из боев была тяжело ранена санитар Власьева Нина, нам с военфельдшером Кукобой было приказано во что бы то ни стало оказать помощь ей и вынести ее с поля боя. Когда мы добрались до нее, было слышно крики и ругань немцев. Она лежала умирающая, я не могла понять, что она просит, но она просила пить и передать ее фотографию родным, а документы — в штаб полка. Так она умерла на моих руках.
Страшно было видеть кровь и смерть своих подруг, которым было по 18-20 лет.
В момент контратаки немцев Маша Красильникова подняла бойцов на врага, обеспечила подразделению успех, но сама погибла под гусеницами вражеского танка. Нина Седельникова, спасая жизнь раненого, была убита осколком снаряда в голову.
В 1965 году мне довелось побывать в тех местах, где происходили бои за Воронеж. На месте развалин новые многоэтажные дома. Улыбки горожан, радостные крики детворы, мирные самолеты, охраняющие город. Чувство радости, гордости охватывает при виде всего прекрасного, что сделано здесь.
Так пусть же никогда не будет ужаса войны, пусть всегда будет солнце, ясное небо и мир во всем мире».
Федосеева В.А.
Лиза, 29 лет.
Мою бабушку звали Валентина Алексеевна Федосеева. Это ее девичья фамилия. Она родилась в 1917 году в Гурьевске. Это Кемеровская область. Когда я родилась, ей было уже 77 лет. Тогда она уже не работала, была на пенсии. Все, что у нее было, — квартира и огород. Она попала на фронт примерно в 25 лет и дожила до 99. Последние пять лет она уже не могла говорить. Но она умерла дома в своей кровати. За ней ухаживали.
На войне ее контузило, а еще, когда она выкапывала из окопа солдата, сверху упала какая-то палка и сломала ей правую руку в двух местах. С того момента бабушка никогда не могла положить ее прямо. Рука всегда была немного скрючена, как бы лежала сверху. То письмо она написала правой рукой.
Помню, у нее на серванте была фотография. Я думала: «Что это за красивый парень?». А потом, когда подросла, поняла, что это бабушка в молодости. На фотографии она была похожа на мальчика — в военной форме и с короткой стрижкой. Ей там лет 26-27, наверное.
Она часто рассказывала, что во время войны было много вшей, что они были везде. Мыться было невозможно, поэтому девушек стригли коротко. Еще она вспоминала, что есть было нечего. Из еды у них был всего лишь кусочек хлеба.
Каждый раз, когда она рассказывала про войну, она плакала. Всегда. Даже спустя столько лет. Поэтому я думаю, что она бы расстроилась, если бы жила сейчас. Особенно если бы увидела этот знак Z.
Не знаю, кому она написала то письмо. Отец рассказывал, что она отправляла его в Гурьевский музей. И там оно было вклеено куда-то. На обороте остались следы от краски. Ну а потом, видимо, из музея его отдали обратно. Когда мы всей семьей переезжали из Новокузнецка, оно попало к моему брату. Сейчас он нашел его случайно, когда искал в документах свидетельство о браке. И показал его мне со словами: «О, смотри, что у меня есть!». Я удивилась: «Почему ты только сейчас это показываешь?».
Так я прочитала его в первый раз в жизни и заплакала. Потом скинула письмо подругам. Они сначала удивились, но, когда прочитали, сами прослезились. Я подумала: если оно вызывает такие чувства не только у меня, то его нужно показать людям. Я сначала не хотела так писать [«Бабуль, прости, мы все просрали»], хотя это крутилось у меня в голове. Но, когда моя подруга написала то же самое, что думала я, я решила, что так и подпишу.
В письме есть такая строчка «Так пусть никогда не будет ужаса войны, пусть всегда будет солнце, ясное небо и мир во всем мире». Мира во всем мире уже не будет, как мне кажется. Ну, по крайней мере, в ближайшие лет десять.
Это последняя строчка, от которой становится не по себе. Стыдно и жалко. У меня очень много знакомых из Украины. И я читаю их в твиттере, вижу их посты. Они пишут о том, что сидят в бомбоубежищах и не могут выйти на работу. А мне стыдно, что у нас был такой опыт, — а теперь у нас есть «можем повторить».
