Журналистка Елена Зорина осталась со своей собакой в Киеве, который обстреливают российские войска. Она рассказала «Холоду», как оказалась отрезана от семьи, почему решила не уезжать и как жители города выбирают, где жить — в метро или дома.
Вы остались в Киеве. Где вы живете?
— Я живу со своей собакой в квартире у друзей, в многоэтажке. Переехала к ним, потому что в моей квартире слишком сильно слышны бои — она ближе к окраине города. Периодически мы ходим в паркинг — прятаться от авиаударов.
А почему в паркинг, а не в бомбоубежище?
— До бомбоубежища надо еще успеть добежать, оно далеко. Подземный паркинг близко. Тут все, что под землей, — это бомбоубежище. Кто-то прячется в подвалах, кто-то в паркингах, некоторые люди постоянно живут в метро — у нас несколько станций оборудовали как бомбоубежища.
В подземном паркинге безопасно?
— Никто не может гарантировать безопасность. Ты никогда не знаешь, куда может упасть снаряд. Тревога сработала — значит, что-то может прилететь, лучше укрыться.
Как часто срабатывает тревога?
— Были дни, когда сирена звучала каждый час. Сейчас — по разному, но несколько раз в день — точно. Моя подруга постоянно живет в бомбоубежище. Называет его бункером. Мой коллега переехал жить на станцию метро.
Незадолго до 24 февраля, помню, мы с ним говорили, что будем делать, если начнется война. Мы это так обсуждали — несерьезно. Никто не верил, что война все-таки будет. Он сказал: «Поеду за Западную Украину, оттуда — в Европу». Он хорошо знает языки. Но никуда не уехал, остался здесь. Сейчас живет в метро. Постоянно бегать из дома в метро — трудно. Лучше выбрать — или там, или дома. Я вот выбрала дом. Некоторые живут в метро или в подвалах, а домой прибегают душ принять.
То есть вы все время ночуете дома?
— Да. Поначалу бегала в паркинг, а сейчас решила, что не набегаешься.
Это же очень опасно — оставаться в квартире.
— Ну я уже приноровилась — смотрим, что именно летит, куда падает. Рядом или нет. Если рядом — тогда ухожу.
А как узнать, рядом или нет?
— Видно. Слышно. Реагируешь на звуки.
Дома вокруг целые?
— В моем районе — да. Но вот в Оболони, это соседний район, недавно попали в дом. Мы с 4 утра не спали — сирена выла, бабахало сильно, у нас окна дрожали. Мэрия сказала, что один человек погиб в этом доме, 10 ранено, 70 человек оттуда эвакуировали. А до этого мы видели, как в телевышку попали. В своей квартире я заклеила стекла на окнах скотчем, завесила окна шторами, закрыла их шкафами. Чтобы осколки не сильно разлетелись, если что. Здесь, в квартире, где я живу сейчас, закрываю окна роллетами. Но это так — для самоуспокоения.
В вашем доме много людей осталось?
— Люди есть. Мэр недавно сказал, что каждый второй киевлянин уехал. Это видно — улицы пустынные. В городе есть и пожилые, и совсем старики, и молодежь. Но увидеть их можно только в магазине. На улице встретишь разве что собачников с питомцами — и брошенных собак.
Люди бежали, спасая детей, собирались экстренно, никто не понимал, пустят ли с собакой в Польшу, разрешат ли в поезд. У многих собак не было документов — никто не ждал войны. Сейчас вроде бы говорят, что в Польшу пускают с животными без документов. Но в первые дни ничего не было понятно. А с животным не каждый возьмет беженцев в квартиру или в гостиницу.
Как ваша собака переносит стрельбу?
— Собака моя в свое время жила в зоне ООС (Операция объединенных сил в Донецкой и Луганской областях — прим. «Холода») — я же родом из Донецка, мои родители там жили до оккупации 2014 года и сейчас живут в прифронтовой зоне. Собака привыкла к тяжелому и стрелковому оружию. Она не реагирует на это. Но большая проблема сейчас с едой для нее — она ела натуральную пищу, а сейчас не купишь ни мясо, ни птицу. Каждый день ищем что-то для нее — она же не будет есть хлеб. Недавно в зоомагазине мне обещали, что будет завоз сухого корма. Хорошо бы. Буду наверное переводить ее на корм. Собака это святое. Я лучше сама не доем, чем собаке не додам.
В Киеве есть еда, вода? В магазины привозят продукты?
— У нас сейчас модное слово — добыть. Ты идешь в магазин, там пустые полки. И иногда там что-то появляется. Вот сегодня нам повезло, удалось рис добыть. Мы с приятелем пришли в магазин, спрашиваем, есть ли продукты, и нам сразу несколько человек кричат: «Ребята, идите сюда, тут рис привезли!». Вообще люди сейчас очень поддерживают друг друга.
Город не окружен, значит, продукты завозят?
— Да, что-то появляется, но этого мало. Сейчас в магазинах еще остались дорогие элитные продукты, хамоны иностранные, но это не для среднего класса. Продукты нашего украинского производства если и появляются, то их сразу разбирают. Мясо на вес золота. Видимо, логистика как-то пострадала.
Вода горячая есть?
— В Киеве все более-менее есть. Пригороды — Буча, Бородянка, — практически стерты с лица земли, там уже нет ничего. За Ирпень сильнейшие бои. У нас один оператор выбирался из Гостомеля, а второй из Бородянки. И тот, который из Бородянки, рассказал, что там российские войска обстреливают жилые кварталы. У его дочери в Бородянке была квартира, он там ремонт ей делал несколько лет, копил. В дом попал снаряд, все разрушено. Там очень страшно. Люди сидят без газа, воды, еды. До сих пор идет эвакуация.
Выехать из Киева еще можно?
— Мои знакомые выезжают. Самое популярное — западное направление. Но говорят, на трассе пробки, люди едут несколько дней до Львова. Путь не из легких. И что ты на том пути встретишь, непонятно.
Почему вы не уезжаете?
— Я не хочу никуда ехать. У меня родители живут на Донбассе. Восемь лет назад они бежали из Донецка — одними их первых. Мы спасали тогда их и маленькую племянницу. Племянница моя выросла на войне. Ей тогда было 7, а сейчас 15. Тогда они переехали ко мне в Киев. Но началась пандемия, я работала, родители пожилые, мы боялись, что они заболеют. И они решили вернуться на Донбасс — только не в Донецк, а на дачу, это в прифронтовой зоне, но на нашей территории, не на оккупированной. Это сельский дом, им там легче, ближе к дому, родной край.
А сейчас там гораздо хуже, чем тут. Туда ни продукты не завозят, ни воду. Связь с ними пока есть, слава Богу. Договорились, что экономим батарейки, и, если связь пропадает, — как только она появляется, пишем короткие сообщения. Нам всем очень трудно. Каждый день говорю с родителями — и как будто прощаемся.
Там тоже бомбят?
— Да.
Вы не можете их забрать в Киев?
— Они не хотят. Папа сказал, что дальше погреба не пойдет. И мама — что хватит убегать. Но погреб неглубокий. Недавно на соседнюю улицу прилетел град, у соседки окна выбило, у родителей в сарае и на чердаке — тоже, у других соседей осколками посекло дома. А в дом соседки наших друзей — прямое попадание. Она погибла. Мама все время плачет. Я очень хочу их забрать. Мы с братом постоянно их уговариваем. Но аргументы закончились, потому что теперь совсем стало плохо на дорогах. Сейчас безопаснее всего быть там, где ты есть.
Вы из-за родителей не уезжаете из Киева?
— Я просто не хочу уезжать. Я дома. Уехать — чтобы что? Долго жить где-то я не смогу. У меня нет денег. А еще у меня в Киеве работа. Благодаря ей я отвлекаюсь, и это меня поддерживает. Сейчас каждое усилие крайне важно. И, наконец, я не хочу уезжать, потому что для меня это как предательство. Я ни в коем случае не имею в виду других людей. У кого-то дети, родители, надо увозить слабых, больных. Но я молодая и сильная.
Брат рядом с вами?
— Он в Киеве, но не рядом. Мы с ним не можем увидеться, потому что живем на разных берегах Днепра. То расстояние в 15-20 километров, что между нами всегда было, раньше казалось ерундой, а сейчас их преодолеть трудно. Что ты встретишь на этой дороге? Сядешь в машину, а вдруг воздушная тревога, стрельба? Поэтому созваниваемся. Ждем, когда сможем увидеться. В Киеве жить можно. В Харькове, в Мариуполе — ужас.
