«Я нашла предсмертную записку, которую написала в 9 лет»

Модель Света Уголек — о жизни до и после пережитого в детстве сексуального насилия

Света Уголек (Алексеева) стала известной в 18 лет, когда о девушке с ожогами 45% тела написало издание The Village. После этого она на время стала успешной фотомоделью и вошла в сотню самых вдохновляющих и влиятельных женщин мира 100 Women 2018 по версии BBC. В интервью The Village Света вскользь говорила о пережитом в детстве сексуальном насилии, а год назад в своем инстаграме постепенно стала рассказывать об этом более подробно. Недавно Baza выпустила расследование журналиста Кирилла Рукова о насильниках из Светиного детства, после чего одного из них задержали. Света рассказала «Холоду» о своем отношении к пожизненному заключению для педофилов, о важности полового воспитания и о том, почему о насилии нельзя молчать. 

Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.

О тебе все узнали как о модели с ожогами. Но после нескольких крутых съемок, например, для Nylon и Harper's Bazaar, ты пропала с фэшн-радаров. 

Я же в большей степени инстаграм-модель. Потому что в реальности ни на какие кастинги и показы, кроме как бодипозитивных и инклюзивных, меня не возьмут. Мне проще прийти, пофоткаться и выложить фоточки в своем инстаграме. 

Чем ты занимаешься сейчас?

Учусь сонграйтингу. Месяца через два куплю гитару, поставлю голос. В планах делать музыку на компе. Когда создам что-то цепляющее, наверное, выложу на ютубе. Пусть будет хотя бы двести постоянных слушателей — уже что-то. Я всегда хотела уйти в музыку, но из-за ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство. — Прим. «Холода») долго ничем не могла заниматься. 

«Я нашла предсмертную записку, которую написала в 9 лет»
Тебе диагностировали ПТСР?

Да. Обычно ПТСР бывает у людей, которые прошли войну. Но его можно получить, и пережив другие травмирующие события. А у меня таких было много: ожоги, избиения, детский дом. Но больше всего меня травмировало сексуальное насилие в детстве. 

Четыре года назад я убиралась в квартире и нашла предсмертную записку, которую написала в 9 лет. Сейчас я понимаю, что все мои проблемы с головой начались именно тогда — в 9 лет меня первый раз изнасиловали. Тогда же я начала наносить себе увечья. Если бы взрослые, которые были рядом со мной, обращали на меня внимание, они бы наверняка поняли, что со мной произошла какая-то травма. Но никого не интересовала моя судьба.

Моя биологическая мать (Света называет свою мать биологической; в 2009 году она кинула в дочь, которой было девять лет, кухонный нож и попала ей в лицо; через три года женщину лишили родительских прав. — Прим. «Холода») и старшая сестра не замечали, что я веду себя не как ребенок, не радуюсь детству. В 12 лет я писала в соцсетях про изнасилование и про то, что хочу сдохнуть. Я точно знаю, что сестра это читала, но она никак не отреагировала. Ей было все равно, как и матери.

Как ты думаешь, что взрослые должны делать, чтобы обезопасить детей от сексуального насилия?

Понимаешь, часто насилие происходит, когда у детей нет никакого секспросвета. Почему-то некоторые взрослые относятся к этому негативно. Но очень важно объяснять ребенку, что никто не имеет права прикасаться к его телу, кроме его самого или мамы. Если его трогает, целует мальчик или дядя, даже если он родственник, нужно об этом рассказать. И с этим должны разбираться взрослые. 

Если бы я обо всем этом знала и у меня с матерью были доверительные отношения, то, конечно, я бы не допустила тех ситуаций, а рассказала ей. Но наши отношения были совсем другими, поэтому в итоге случилось то, что случилось. Я четко помню, как мать занималась сексом при мне. Когда мы ночевали в квартире отчима, то спали втроем на одном диване. Они отворачивали меня к стенке и сношались прямо за моей спиной. 

Ты понимала, что происходит?

Нет. Я вообще не понимала, что такое секс. Только догадывалась, что это что-то интимное и я не должна это видеть, но почему-то видела.

Как я понимаю, теперь, после публикации Baza, в Комсомольске-на-Амуре, откуда ты родом, все знают твою историю. 

Да, новость о расследовании разошлась по пабликам, и весь город теперь в курсе. Но еще в мае я сделала откровенный пост на эту тему в своем инстаграме, и девочки со двора писали в комментариях, что ничего этого не было. Когда следом разошлась новость о задержании насильника, те, кто обвинял меня во лжи, замолчали. 

Твоя мать и сестра как-то отреагировали на то, что ты пережила сексуальное насилие?

Они в курсе расследования. В детстве я матери не рассказывала, понимала, что она не отреагирует. Рассказала, уже когда была на терапии. Она тогда строила из себя любящую и заботливую мать. Я сказала: «Меня три года в детстве насиловали, а ты бухала и не обращала на это внимания. Какая ты мать после этого?». Она сделала вид, что не услышала.

Сколько тебе было лет, когда ты уехала в Москву?

Восемнадцать. Я уехала почти сразу после выпуска из детского дома — через месяц. Оставаться там я не могла. Я помнила, что вот в этом дворе меня травили из-за ожогов, на этой улице меня изнасиловали. Когда в квартире (Света не называет домом квартиру, где она жила до того, как попасть в детский дом. — Прим. «Холода») я принимала душ, то вспоминала, как меня в ванной топила мать. Ела на кухне и видела, как она прибивает меня ножом к стенке. И я решила, что лучше уеду, чем останусь и сопьюсь. 

Однако оказалось, что от себя не убежишь. Я думала, проблемы останутся там, но психотравмы не та вещь, которую можно просто выкинуть. Они как воспаления в голове и на теле. 

Когда ты впервые заговорила о том, что с тобой случилось в детстве?

Из-за того, что я переживала эти события заново каждый день, еще и говорить об этом было невозможно. Тем более, что мне постоянно снилось насилие, насилие, насилие. Не конкретно те ситуации, но сценарий один и тот же: меня насилуют, преследуют или убивают. Но несколько лет назад я напилась и все вспомнила. 

Я позвонила Рукову и настояла на том, чтобы мы начали работать по этой теме. Сначала я пыталась сделать свое расследование и скидывала ему то, что удалось узнать. Со временем он понял, что я не единственная жертва, что это целая педофильская система в Комсомольске, и подключился. Он первый, кому я подробно все рассказала. 

Почему именно ему?

Меня зацепило то, что он этим интересовался. Думаю, я бы рассказала и раньше, если бы кто-то стал интересоваться с позиции взрослого, которому можно доверять. Мы с Руковым давно знакомы, я ему доверяла и знала, что он меня не обвинит. В детстве я не знала, что насилие — это плохо. Думала, что все было по обоюдному согласию и я сама во всем виновата. Но потом поняла, что я жертва, а они — насильники и должны нести ответственность. 

Ты говорила, что первая фотосессия стала для тебя терапией и помогла принять свои ожоги. Говорить о пережитом сексуальном насилии — тоже форма терапии?

Мне было очень больно во время расследования — это травмирующий опыт. Но, только вспомнив все, я поняла, почему это вообще со мной случилось. В детстве никто не обращал на меня внимания. Воспитательница в детском доме, которая вела меня пять с половиной лет, только за месяц до моего выпуска узнала, что моя биологическая мать нанесла мне ножевое. Она думала, что меня забрали из семьи просто потому, что мать пила. Настолько там не интересуются детьми. Не знаю, почему. 

А педофилы как раз и выбирают детей из неблагополучных семей, где им не хватает внимания родителей, вкусняшек. Появился неравнодушный взрослый, он тратил на меня свои деньги, развлекал. А потом попросил ему «помочь» и в итоге втянул в растление. У меня не было шанса не попасть в это. Если бы это не случилось со мной, пока я жила с матерью, все равно произошло бы, когда я уже оказалась в детском доме. В детдомах такая же система: девочки приводят девочек, все друг друга втягивают в сексуальное насилие, конечно, не понимая, что творят.

Ты упомянула, что алкоголь стал рычагом для возвращения травматичных воспоминаний. До этого ты совсем не помнила те события?

Я помнила, что меня изнасиловали и что я подвергалась этому на протяжении трех лет. Но помнила поверхностно, просто как факт. Это защитный механизм психики. После того, как мне первый раз открылись детали, я каждый день вспоминала, вспоминала, вспоминала еще больше. От этого становилось хуже, хуже и хуже. Я часто была нетрезвой, потому что трезвой мне было плохо. Но алкоголь только усугубил положение. И в какой-то момент я думала покончить с собой, чтобы избавиться от ужаса в голове. Но я понимала, что есть и второй вариант — лечиться. А если лечение не поможет, покончить с собой я всегда успею. 

И ты пошла к психотерапевту?

Да, я попробовала телесно-ориентированный подход и гипноз. За четыре сеанса меня вывели из острого состояния, и я стала почти такой же адекватной, как люди, которые меня окружают. 

Одно из последствий сексуального насилия или других травм в детстве — ты больше не испытываешь удовольствия по жизни. Не помню, в какой момент я перестала радоваться, но после терапии радость мне приносят даже мелочи. Вижу котенка — я уже счастлива. Увидела картину Айвазовского — счастлива. Мой парень целует меня в губы — счастлива. И, кстати, тяга к спиртному пропала.

«Я нашла предсмертную записку, которую написала в 9 лет»
Ведешь здоровый образ жизни?

После терапии я стала экологичнее относиться к своему здоровью, и «пассивным самоубийством» больше не занимаюсь — например, курить перестала. Раньше выкуривала по пачке в день, а сейчас тошнит от сигарет, они мерзкие. Никаких наркотиков в моей жизни не было, нет и не будет. Чтобы употреблять наркотики, нужно иметь много здоровья, а это не про меня. Я не пью кофе, не ем много сладкого, жирного, жареного. 

А еще благодаря терапии сильно изменилось мое окружение: я отрезала всех токсичных людей. В Тиктоке есть смешное видео, где девушка говорит: «Когда я попросила бога избавить меня от врагов, куда-то начали пропадать мои друзья». Это про меня. 

Ты по-прежнему в терапии?

Нет. Ведь смысл терапии в том, чтобы спустя какое-то время научиться справляться самой, а не подсаживаться и не переносить ответственность на специалиста. Сейчас я только пью антидепрессанты в малой дозе — это помогает мне пережить период полицейского расследования.

Можно сказать, что сейчас тебе легче?

Раньше мне было грустно и обидно, что столько всего пришлось пережить. Сейчас я отношусь к этому нормально, потому что благодаря этим событиям я для своего возраста понимаю многое, и люди мне доверяют, потому что знают, что я их приму. Почему-то после публикации расследования мне начали доверять мужчины: они рассказывают о том, что в детстве тоже стали жертвами сексуального насилия. Это очень неожиданно. Раньше мне о таком писали только девушки. 

Ты пережила чудовищные события. Как после этого складываются твои отношения с мужчинами?

Я боялась всех мужчин и не могла обсуждать с ними даже рабочие вопросы. Мне сразу становилось плохо, я чувствовала тревогу. Дома я могу закрыть дверь, в соцсетях — заблокировать неприятного человека. А на улице мне становилось особенно страшно, потому что там я ничего не контролирую. Я ходила ссутулившись, втягивала голову в плечи — в защитной позе. Если в метро я ловила на себе мужской взгляд, мне казалось: «Все, ******, он сейчас выйдет со мной на одной станции и будет меня преследовать». И когда на терапии меня попросили назвать три ассоциации со словом «мужчина», я сказала: «Секс, деньги и власть». Это плохо и неправильно.

Со знакомыми парнями было проще общаться?

Нет. Я хотела близких отношений с парнями, но из-за плохого первого опыта с мужчинами в детстве, видела в парнях только насильников. Дальше дружбы редко заходило, ведь я не могла целоваться — меня трясло, начинались флэшбеки. Как будто огромная паническая атака длиной в несколько часов, пока я не уеду домой. А потом мне еще несколько дней было плохо. При этом мне хотелось отношений, но, даже когда была взаимная симпатия, я просто не могла. Но я с этим справилась и уже полтора года в здоровых отношениях. И эти отношения, как и съемки для глянца или расследование, тоже стали терапией. 

Наверняка ты знаешь, что в конце января был одобрен закон об ужесточении наказаний по статьям 131 УК РФ («Изнасилование») и 132 («Насильственные действия сексуального характера») за совершение преступлений против половой неприкосновенности несовершеннолетних. Теперь педофилам грозит пожизненное заключение за повторное изнасилование несовершеннолетних не только до 14 лет, но до 18 лет. 

Человек должен нести ответственность за свои поступки. Преступника ничто не оправдывает, и пожизненное заключение — это правильно. Мужчине, который насиловал меня, грозит от 7 до 15 лет. Сейчас ему 62, и либо он выйдет и умрет на свободе, либо умрет в тюрьме от разрыва прямой кишки. Потому что с ним там будут делать то же, что он делал со мной и другими детьми. Мне говорили, что на зоне не любят осужденных по этим статьям, и я думаю, что это правда.

Тебя это немного успокаивает?

Да. Возможно, это неадекватно, но меня это правда успокаивает. В мире эпидемия педофилии, потому что насильники знают, что ребенка можно запугать и он никогда этого не расскажет, даже самому себе. А я доказала обратное и отомстила не только за себя, но и за других жертв. Насильника ничто не оправдывает. Давал ли он тебе деньги, покупал ли айфоны — неважно. Преступление — это преступление. И если есть возможность доказать, нужно это делать. Оно того стоит. 

Кто тебя поддерживает в этом кошмаре?

Это довольно тяжелая история, а всем своих проблем хватает. За последние полгода мой парень Эрвин и мои друзья устали слушать о детской педофилии, поэтому сейчас я стараюсь никого не грузить. Конечно, я всегда могу поговорить с Эрвином, который заменяет мне и маму, и папу, и мужа, и подругу. Но мне интересно анализировать все самой, а не вываливать на других. Я сама себя научилась поддерживать. Прорабатываю зажимы, массируя брюшную полость, шею, глаза. Когда расслабляется тело — отпускает голову и становится не так тревожно. 

Но в целом мне кажется, что небольшая тревога по жизни должна быть. Она помогает контролировать свое поведение и быть более ответственной, чем когда ты на расслабоне. А сейчас даже лучше терапии мне помогают новые приятные впечатления. Вот вчера я три часа каталась на катке ВДНХ, потом дома легла в горячую ванну с эфирным маслом мяты. А если чувствую внутри злость — минут двадцать ору в подушку, чтоб не выливать на Эрвина.

«Я нашла предсмертную записку, которую написала в 9 лет»
Давай про хорошее. Расскажи про Эрвина.

Мы познакомились в интернете, когда нам было лет по пятнадцать-шестнадцать. Я тогда жила в Комсомольске, он в Сургуте. Эрвин мой первый парень, мы были влюблены друг в друга. Потом он меня бросил, и я стала встречаться с другим. А когда мы встретились уже в Москве, что-то екнуло, мы снова сошлись и в этом году хотим пожениться. 

Ого!

Да, Эрвин сделал мне предложение. В 22 жениться — это рано, но мы знакомы шесть лет, он мой самый близкий человек. И даже если мы расстанемся, ничего страшного — у всего есть срок. Я подумала об этом заранее, чтобы потом не страдать. А вообще скоро весна. Перестану пить таблеточки. Диплом получу. Музыкой займусь. Замуж выйду. Хоречка заведу. 

Ты делаешь большое дело, открыто рассказывая свою историю. 

Знаешь, говорят, если уголек прессовать, он становится графитом, а если графит прессовать, он становится алмазом. Я сама себя прессую и уже на стадии графита. А когда стану, как другие блогеры, выкладывать фото в белье и много зарабатывать, значит, я уже алмаз.

Вечером после интервью Cвета выложила рилс, на котором она позирует в нижнем белье. Подпись под постом: «Уголь можно превратить в алмаз».

Редактор
Фактчекер
Поддержите тех, кому доверяете
«Холод» — свободное СМИ без цензуры. Мы работаем благодаря вашей поддержке.