«Мы поочередно смотрели на женщин в бинокль»

14 января 2020 года 32-летний геофизик Денис Мельников отправился в экспедицию на антарктическую станцию «Мирный». Через пятьсот с лишним дней, 13 июня 2021 года, на несколько месяцев позже, чем было запланировано, он вернулся в Петербург. «Холод» публиковал дневники Мельникова в двух частях — а теперь публикует третью, заключительную: о поисках пингвина-альбиноса, антарктическом лете, внезапной смерти начальника станции и долгой дороге домой.

Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.

Сегодня день летнего равноденствия, и я наконец заставил себя сделать запись в дневник. Прошедшие полтора месяца пролетели как пара недель — и много чего произошло.

Прежде всего: я остаюсь здесь до прихода «Академика Федорова». Сменщик подхватил ковид, сидя на карантине. Заболел и второй геофизик. Так что дома я окажусь позже, чем планировал изначально. Эту новость я воспринял спокойно: парой месяцев больше — парой меньше. Самое главное, что я вернусь домой и меня там ждут. Показали график «Академика»: будем идти три месяца через половину Антарктиды, Кейптаун и Бремерхафен. В общем, возвращаемся так же, как и шли сюда. Класс!

За прошедшие недели очень много наблюдал пингвинов, тюленей и птиц архипелага Хасуэлл. Для меня было большим открытием посещение острова Строителей. Там стоят старые топливные емкости, брошена спецтехника и балки — и все это густо заселено пингвинами Адели. Несколько пар очень привлекли мое внимание. Одна, видимо, молодая пара построила гнездо и уже отложила яйцо прямо на снежный карниз. Из-за очень теплого солнца этот карниз таял у нас с Юрой на глазах. Наши попытки согнать птиц с этого опасного гнезда и переложить яйцо на безопасное место ничего не дали — пингвины клевали багор, которым Юра пытался столкнуть их, громко и агрессивно клокотали, но с места не сдвинулись. Через пару дней карниз вместе с гнездом и яйцами рухнул вниз. 

Недалеко от этой упрямой пары видели гнездо, в котором яйцо высиживал, очевидно, самец. А рядом лежало окровавленное тело самки. Мертвую птицу мы унесли на станцию (Юра потом заберет ее в институт), а отца оставили в гнезде с яйцом. Потом специально посмотрел — гнездо пустое. 

А вот колония Императорских пингвинов разделилась, и наблюдать за ней стало труднее. Птенцы растут очень быстро, в последние недели начали сбрасывать пух и, по словам Юры, к середине января должны уже научиться плавать. Ведут себя шумно, сбиваются в толпы и довольно пугливы. На днях удалось снять группу птенцов Императорских пингвинов и взрослых Аделек. Выглядят как голуби с воробьями! Там еще на фоне лежали тюлени — просто антарктическое комбо.

Еще я наконец пробежал марафон. Сначала не думал, что вообще смогу и хватит сил и духа, но с середины ноября начал подготовку: разведал безопасный и не самый скучный маршрут, продумал питание и стал ждать погоду. В итоге вышел на дистанцию в воскресенье, 13 декабря, в 9 утра (кстати, ровно через месяц после того, как бросил курить). Забег прошел успешно — и день я выбрал максимально удачный, потому что всю следующую неделю дул ветер, снег продолжал таять, а трещины на льду увеличивались. Вчера выход в одиночку на лед и вовсе запретили. То есть я впрыгнул буквально в последний вагон.

Сегодня канун Нового года, но о самом празднике никто особо не думает. Многие ждут пароход «Академик Трешников», который будет уже через две недели (а может, и раньше). Шеф попросил нас с Юрой подготовить места для прибывающих на станцию. 

На улице все продолжает таять, пешеходная тропа между домами вся в дырах и кратерах. Под некоторыми из них уже видны лужи и даже слышны ручьи. Там, где я бегаю, есть места, где можно травмироваться или провалиться в небольшие трещины со льдом. То есть никакой рыбалки и бега. Жаль!

Из фауны наблюдаем теперь только птиц на Хасуэлле и пингвинов на всех островах архипелага. На днях помог Юре с окончанием подсчета гнезд поморников. Еще видели их птенцов — похожи на «робоцыпов». Все больше появляется птенцов у Аделек. Главная интрига для меня – увидеть Адельку-альбиноса! Юра повстречал его на днях, когда я не ходил с ним, но не проследил, куда он пошел и есть ли у него гнездо. И теперь это не дает мне покоя! Буду искать этого Моби Дика, пока выпускают на лед.

Вчерашнее празднование Нового года — самое мое спокойное и трезвое за прошедшие много лет. Выпив бокал шампанского под условные куранты, получив подарки от шефа (десятилетний бренди и вкусности по мелочи), я отправился спать перед ночным дежурством. 

Днем после обеда ходили с Юрой на Хасуэлл проверить гнезда поморников и снова поискать Адельку-Моби Дика. Но так его и не встретили. Зато видели много уже довольно крупных птенцов Аделек (их задницы уже не помещаются под родителями и смешно торчат из-под них) и посмотрели, насколько близко открытая вода — буквально в двух-трех километрах от острова. Темно-синюю полосу моря и движение айсбергов на горизонте видно даже из моего окна.

Сегодня группа пингвинов Адели была замечена на территории станции, сначала возле Геодома, а потом почти у Кают-компании. Уже скоро их будет здесь больше, и все вокруг будет в их перьях и помете. 

Новогодние праздники прошли, и те, кто отбывает с ближайшим пароходом, вовсю зашевелились со сборами. К нам прибывает несколько человек, которых пока что до конца непонятно, где размещать. Не хватает спальных мест, а дополнительные кровати привезут позже, на «Федорове». Какой-то бардак в организации и планировании. Как я понял, это обычное для РАЭ (Российской антарктической экспедиции. — Прим. «Холода») дело.

Сегодня ночью видел туман у айсбергов. Одно из самых удивительных и красивых явлений, что я наблюдал за прошедший год.

14 января сели и скромно отметили год со дня отхода из Питера. Вспоминали, как прошли эти месяцы, и радовались, что скоро и за нами придет пароход. 

За пару дней до прихода «Трешникова» задул ветер и поднялся шторм. Когда небо прояснилось и стало видно горизонт, я не узнал вид из окна. Лед и айсберги за Хасуэллом разметало, за островом Токарева стали видны широкие полосы воды, привычная за десять месяцев картина изменилась. 

Ночь, когда «Трешников» должен был появиться на горизонте, выпала на мое дежурство. По сайту, отображающему его местонахождение, следил за ним до конца смены, но он был в полусотне миль. Проснувшись перед обедом, первым делом выглянул в окно — как дети в ожидании первого снега. Пароход был уже возле острова Входной, буквально в двух-трех километрах от станции. А сразу после обеда оттуда прилетел первый вертолет с новой сменой полярников.

Станция ожила, началась пересменочная движуха. Приветствие вновь прибывших, радостные встречи с теми, кто уже знаком по предыдущим зимовкам. Вертолет совершал один рейс за другим, доставляя контейнеры с грузами и стройматериалами. За штурвалом заметил пилота Диму, который вез нас в начале зимовки с «Федорова». Очень рад был его видеть — надеюсь, что в мой последний день он зайдет на станцию. 

Помимо зимовщиков прилетели ребята из аэрогеодезии, мы с ними шли сюда в начале зимовки. Теперь сидим вечерами и обмениваемся новостями. Ну и самое заметное в плане быта: в курилке появились сигареты. Теперь уже куришь не одну на четверых, а одну — сам, долго, вдумчиво и не потроша бычок после, для следующего раза. В общем, народ приободрился!

Вечером пароход подошел вплотную к барьеру у станции для перекачки топлива. Исторический момент: даже старожилы не помнят, чтобы настолько близко к берегу вставали суда, буквально в сотне метров от моего магнитного павильона на мысе Мабус. Мы же, прильнув к биноклю, поочередно смотрели на женщин из числа экипажа, гуляющих вечером по палубам. Больше, конечно, смеялись и шутили, чем кого-то там видели.

Кроме новых зимовщиков, на пароходе приехали новости. На другой антарктической станции «Прогресс» 12 человек остаются на вторую зимовку. Почти все — молодежь: хорошо сработались за прошлый год и подумали, что в Антарктиде лучше и безопасней, чем на Большой земле. В чем-то я с ними согласен.

Были и печальные известия. По пути от «Прогресса», за пару дней до захода в «Мирный», на борту парохода погиб механик-водитель, который должен был остаться здесь на зимовку. По трагической случайности удушился во сне: упал с дивана, шею зажало между подушкой и ножкой стола. Новый начальник сказал мне, что Алексей был очень хорошим специалистом и долго добивался перевода на эту станцию. 

Пару дней назад «Трешников» отошел от «Мирного» и продолжил свой антарктический рейс, забрав половину зимовочного состава 65 РАЭ и нашего начальника Александра Михалыча. За время стоянки выгрузили много станционного груза, продуктов, материалов, инструмента, топлива и прочего. Все получили посылки из дома с сигаретами, туалетными принадлежностями, одеждой и остальным. Кроме меня. Перерыли почти все контейнеры, но ее нигде нет. Написали на «Прогресс», обещали глянуть у себя. Очень жаль, что она потерялась, очень грустно.

В день отхода парохода на станцию вместе с новым начальником рейса прилетела судовой метеоролог Ира. Одна из немногих женщин, побывавших на «Мирном»! Мы вместе шли год назад на «Федорове» и хорошо, по-дружески общались. Привезла мне грейпфруты. Золотая женщина!

После отхода «Трешникова» на станции фактически начались сезонные работы. Планируется утеплить наш Геодом, заменить проводку и отремонтировать жилые комнаты. Наконец-то!

С интересом наблюдаю, как руководит коллективом и следит за выполнением работ новый начальник Юрий Иванович Нездеров. Пока все нравится — и подход, и отношение к людям. Я бы с ним остался на зимовку.

Про «остался на зимовку» я думаю уже вторые сутки. Не про вторую подряд, конечно — мне в этом году обязательно надо проводить Милу в первый класс! А про следующую, 67-ю РАЭ. И хочу я на «Восток»! Туда, куда изначально не хотел ни в какую. Причем эта мысль пришла мне в абсолютно трезвую и ясную голову (до этого она приходила иногда после второй стопки), когда я снимал видеопривет детям и Алене. И теперь не выходит из головы. Подумаю как следует и решу, когда вернусь домой и посоветуюсь с Аленой. Порой мне кажется, что ей ждать меня и вести домашний быт тяжелее, чем мне здесь находиться зимой среди айсбергов при штормовых ветрах.

В тот момент, когда я уже совсем отчаялся найти свою посылку и смирился, что останусь без подарков из дома, она нашлась чуть ли не в самом последнем ящике. Почти вприпрыжку поскакал открывать ее — смотреть рисунки детей, читать письмо от мамы и пробовать домашнее печенье от моих булочек. И, конечно, покрутить в руках новый фотоаппарат! Спустя три дня все печенье и «Нутелла» съедены, новая зубная щетка и паста открыты, а новый фотоаппарат и правда снимает очень круто.

Вечером того же дня перед станцией вскрылся лед, и буквально за ночь его унесло. Теперь у нас с Ростом новое развлечение — смотреть, как перед глазами перемещаются льдины и айсберги. Картина может измениться буквально за полчаса. А очень яркие закаты добавляют ей красивых цветов.

На днях за нами наконец-то вышел «Федоров»! Прибытие на станцию ожидается в начале марта. Скоро и мой дозор будет окончен.

Вчера скоропостижно скончался начальник станции Юрий Иванович Нездеров. В 17:15 по станционному времени. Причина смерти — остановка сердца. Нет смысла говорить, насколько это было неожиданно. Еще в обед он поблагодарил меня за работу на складе и за организацию людей из Геодома, сказал, где на складе взять пиво для банного дня. А перед ужином Рост, встретив меня на крыльце Кают-компании, сообщил, что начальника больше нет. Вечером мужики сколотили гроб. Радист подал телеграмму в институт. Около полуночи мы вынесли тело из кабинета и переместили в холодный контейнер до прихода «Академика Федорова», который отвезет его домой. 

В Доме Кают-компании сразу стало тихо. В ответной телеграмме из института сообщили, что исполняющим обязанности начальника станции до прихода «Федорова» назначен врач-хирург. Это человек, который ни с кем нормально не общался всю зимовку (да и с ним никто не водил дружбу), который последние полгода обедает и ужинает у себя в комнате и вообще в плане социализации имеет 1 балл из 10. Все очень удивлены такому распоряжению; кажется, никто его не понимает.

Сегодня в полдень было общее собрание, которое организовал замначальника Саша. Врач-начальник не присутствовал, потому что в это время ушел в баню. Видимо, вопросы личной гигиены и свой режим дня для него важнее, чем экстренное собрание с коллективом, которым ему хоть и номинально, но руководить полтора месяца. Мужики не поняли этого и недовольно ворчали. Вообще, есть ощущение, что все мы участвуем в ситкоме, где второстепенный персонаж внезапно стал главным, и теперь все ждут развития событий.

Остаются последние недели до прихода «Федорова». Пароход пересек экватор и полным ходом идет к «Мирному».

13 февраля отметили день основания станции. Как обычно, посидели всем составом в Кают-компании. Две недели подряд читал запоем Владимира Санина про Антарктиду — «В ловушке», «72 градуса нижа нуля», «Новичок в Антарктиде». Очень понравилось: хорошо написано и про впечатления, и про людей, и про быт, и все это слегка в стиле Ильфа и Петрова.

У нас, кстати, здесь могла произойти почти книжкая история. В «Мирный» собиралась прийти яхта с какими-то очень обеспеченными пассажирами, чтобы улететь с нашей взлетно-посадочной полосы на частном борту. Две недели эта история мариновалась: яхта шла, руководство было против, полярники ждали и гостей и обещанные им подарки. Мы с океанологом дядей Лешей уже собирались спуститься на веревках с мыса Мабус для обследования места швартовки яхты. Но в итоге все отменилось: Юра не дал добро на посещение пингвинов, а кроме одичавших полярников, смотреть тут больше не на что. Жаль, конечно!

Неделю назад «Федоров» вышел из Кейптауна и идет на «Мирный». За последние недели ощутимо похолодало — уже не постоишь на балконе в футболке с кофе и сигаретой. Правда, было несколько дней безветренной погоды, когда, можно сказать, даже было тепло. В один из таких дней гидролог Леша попросил помочь найти, сфотографировать и измерить высоту исторического репера (геодезического знака. — Прим. «Холода»), заложенного по приказу Сомова еще в 1957 году (Михаил Сомов — океанолог, глава первой Советской антарктической экспедиции. — Прим. «Холода»). На всякий случай прихватил веревку и страховочную систему. И не зря. Когда сделали всю работу с реперной точкой, заметили на противоположной стороне берега старую пристань, край которой открылся после того, как растаял лед. А чуть дальше за ней — большой кусок льда, лежащий на двух камнях, ровно вымытый снизу волнами. Со страховкой удалось сделать красивые фотографии, а дядя Леша сделал красивые фотографии меня. 

Там же на берегу была замечена пара Аделек, приплывших на осеннюю линьку. Вечером того же дня Рост рассказал, как при нем пингвины выпрыгивали на берег. Они делают это одновременно весьма шустро и забавно. Разгоняются под водой, выпрыгивают головой вперед, перед приземлением группируются и приземляются на лапы, широко расставив крылья в стороны.

Завтра, если верить прогнозу, будет еще солнечно — можно прогуляться и посмотреть на пингвинов. Потом обещают метель, а потом придет пароход и будет точно не до них.

Возможно, сегодня был мой заключительный день на «Мирном». «Федоров» уже где-то неподалеку — встал за айсбергами, чтобы ночью не идти мимо них, и завтра утром будет возле станции.

Со вчерашнего вечера дул сильный ветер, поэтому главный вопрос – успокоится ли погода и будут ли завтра летать вертолеты с судна. Согласно графику перемещения персонала, я улетаю вечерним бортом и ночевать уже буду на пароходе. Какой-то особой радости и ликования, связанной с отбытием со станции, нет. Вообще могу сказать, что год в Антарктиде прошел для меня хорошо. Если не считать тяжелых дней для станции: пожар и смерть начальника. Если спросить меня сейчас, готов ли я еще раз поехать в Антарктиду, я отвечу: «Да». Но только если это будет зимовка на «Востоке».

Непривычно проснуться раньше обычного, чтобы посмотреть, как к станции подходит пароход. Я увидел его из окна курилки около 9 утра, красиво выползающим из-за айсбергов. Но даже это не добавило «чемоданного» настроения. Все-таки, когда до дома плыть три месяца, радостное чувство приближения к дому равномерно распределяется на все это время и поэтому почти незаметно.

Перед ужином был заключительный борт на «Федоров», на котором я и улетел. Вид на уже привычную станцию с высоты полета поморников непередаваем! Закат, айсберги, дорога от Геодома до Кают-Компании — настолько красиво, что о фотографии не думаешь, а просто смотришь и пытаешься запомнить на всю жизнь.

Закинув вещи в каюту, я первым делом пошел в душ. Аж рассмеялся от радости, когда пошла горячая вода. Надев новую чистую одежду, присланную Аленой через моего сменщика, начал ощущать приближение цивилизации. Вторым его признаком было наличием на пароходе вай-фая. Неужто весь обратный путь будет относительно стабильная связь с домом?

Почти неделю стоим на разгрузке возле станции «Прогресс». Постепенно меняется зимовочный состав, из трюмов выгружают и доставляют на берег провизию и материалы. Вернулась традиционная судовая забава на время стоянок — выкатывание вертолета из ангара. Поскольку рядом станция, тут ловит мобильная связь, и я каждый день созваниваюсь с Аленой, детьми и друзьями. Следующий раз сеть будет возле станции «Беллинсгаузен», а далее не раньше Кейптауна.

На днях долго не мог уснуть и вышел прогуляться по палубе. Застал удивительной красоты полярное сияние и звездное небо с хорошо различимым Млечным путем. Несколько минут стоял и смотрел в ночное небо, бежать за фотоаппаратом не хотелось. Волшебство же пропадет! Затянет тучами, и полярное сияние рассеется. Когда вернулся через 10 минут, оно и правда почти исчезло.

Позавчера подошли к барьеру в море Лазарева, на котором расположена топливная станция. Отсюда 80 километров до «Новолазаревской». Подошли в хорошую, ясную погоду. На подходе наблюдали удивительное явление — миражи айсбергов на горизонте. Точнее, их зеркальное отражение в нижних слоях атмосферы. Выглядит, будто глюки в видеоигре.

На днях прошел слух о возможности в середине мая улететь домой из Кейптауна и быть дома почти на месяц раньше. Мысленно очень крепко ухватился за эту возможность.

Мы уже на станции «Беллинсгаузен» (находится на острове Сент-Джордж; из российских антарктических станций эта самая близкая к экватору). Скалы и горы вдали, зеленая растительность на склонах, много иностранных станций вокруг. Очень интересная местность. В воде плавают пингвины и местная рыба. Все дни стоянки мужики с большим азартом ловили местных щук. Ну а мне удалось поймать мобильную связь и пообщаться с семьей и друзьями.

Атлантический океан, 11 градусов северной широты. Уже несколько дней откладываю на завтра необходимость сделать запись в дневник. Вроде бы что-то периодически и происходит, но писать уже нет желания. Все-таки мысленно я уже одной ногой дома и обеими ногами в «нашем» полушарии.

Переход от «Беллинсгаузена» до Кейптауна прошел в стиле «дня сурка» — ешь, спишь, читаешь, ходишь в тренажерку, вечером смотришь кино в кают-компании, и на следующий день все заново. Изменения начались, когда за пару дней до Кейпа стало тепло настолько, что можно было загорать, выйдя на палубу. Солнце стало не просто светить (как это было весь прошедший год на станции), а прям греть. И я стоял, грелся и улыбался. 

В тех же широтах пароход дважды вечерами сбавлял ход, ложился на дрейф, и почти весь экипаж и добрая половина полярников выходили на палубы ловить кальмаров. Из-за массовости и азарта, с которым рыбаки вытаскивали свою добычу, мы назвали эту пару вечеров «Кальмарным спасом». 

13 мая «Федоров» наконец дошел до долгожданного порта. Хотя нас и не выпускали в Кейптаун (кроме необходимых работ на пристани возле парохода), настроение было очень радостное. Из порта вышли вечером 16 мая. Последний большой отрезок пути до дома. Как бы я ни хотел улететь на самолете и скорее обнять свою семью, всех полярников, кроме наемных работников, домой доставляют на пароходе. Пандемия же — с перемещениями по миру все непросто. Так что я настроил себя на три недели перехода через тропики. После года среди айсбергов провести три недели загорая, гуляя под жарким солнцем и периодически охлаждаясь в бассейне с морской водой — просто бесценно! Собственно, так я и провел последние 10 дней. Кроме бассейна. Там людно, мало места и вода горячая. Буквально «Суп с полярниками».

С воскресенья на понедельник наконец-то пересекли экватор. Физически ничего не изменилось, но ощущение, что мы скоро будем дома, значительно усилилось.

Я пишу это уже дома, в Санкт-Петербурге.

В последних числах мая проходили Канарские острова. Было видно порт, города, несколько яхт и судов, поймался интернет. Стал чаще задумываться о большой земле, благах цивилизации и доме, чем за много дней в открытом море. Бискайский залив прошли без качки и волнений. А заходя в Ла-Манш, пересмотрели «Титаник». Этот киносеанс я предложил и запланировал еще месяц назад.

Германия встретила чистотой, порядком и полупустыми стоянками, где обычно десятками и сотнями сгружались машины. А также, само собой, карантином для нашей команды. Быстро провели разгрузочные работы, отправили по суше вертолеты и пошли преодолевать последний участок пути до дома.

Вопреки всем нашим ожиданиям и желаниям, пароход шел строго по плану. Заход в порт был назначен на воскресенье, 13 июня. Мандраж в ожидании дома многих начал накрывать еще вечером в субботу. Кто-то постоянно выходил на палубу, чтобы в который раз покурить и проверить сообщения из дома. Кто-то принял снотворное, чтобы скорее заснуть и проснуться возле Кронштадта. А кто-то как был спокоен весь рейс, так и остался. Мне долго не давали уснуть белая ночь и предвкушение скорой встречи с Аленой.

Ко всеобщему удивлению, швартовка с последующим паспортным и таможенным контролем прошли очень быстро. А потом время буквально поскакало галопом. Вот нам объявляют, что сотрудники станции «Мирный» могут проследовать с вещами к транспортной сетке и далее спуститься по трапу на пристань. Вот почти сразу за нами приехали два микроавтобуса. А вот мы уже едем по территории порта на выезд, и Алена ждет меня на парковке за пропускной. 

Почему-то нас провезли мимо и высадили метров через 200 от места, где собрались встречающие. Выйдя из автобуса, я начал искать глазами Алену и, увидев ее, пошел навстречу. Она же, заметив меня, побежала ко мне, не разбирая дороги — через газон и по встречной полосе. Мы встретились где-то посередине и крепко обнялись. Из-за нахлынувших чувств Алена смогла говорить только минуты через три. И сказала: «Никогда так больше не делай!».