«Ужаснее изнасилования было только отношение моей матери ко всему этому»

18-летняя Софья (имя изменено по просьбе героини) рассказывает в рубрике «С ее слов» о том, как она пережила изнасилование, что чувствовала, когда узнала, что беременна от насильника, и почему не смогла найти поддержки у матери.

По итогам 2020 года российская полиция впервые за 15 лет отчиталась о росте количества зарегистрированных изнасилований — сразу на 11% по сравнению с предыдущим годом. Это официальная статистика, реальные цифры выше, так как женщины часто боятся идти в полицию. Последний раз рост числа возбужденных дел по этой статье был зафиксирован в 2005 году, когда их было более 9 тысяч; в 2020 году зафиксировали 3535 изнасилований. Аномально высокое количество изнасилований с начала применения карантинных мер отмечали еще летом 2020 года. МВД в своем годовом отчете никак не анализирует внезапный рост зарегистрированных изнасилований и не пытается объяснить его причины.

Американские ученые из Национального центра профилактики и контроля травм подсчитали, что 16% из тех женщин в возрасте от 18 лет, которые подверглись изнасилованию, беременеют. 

Согласно постановлению Пленума Верховного суда РФ, беременность относится к тяжким последствиям изнасилования или насильственных действий сексуального характера.

Это случилось зимой. Мне было 14 лет, я возвращалась из школы. До дома оставалось идти минуты две, когда на меня сзади напал мужчина. Он схватил меня за портфель и затащил в соседнее от подъезда одной из многоэтажек помещение, где обычно стоят баки с мусором. Я едва разглядела лицо нападавшего: на вид лет сорока, он был гораздо выше и крупнее меня, а еще от него ужасно воняло спиртным. Я пыталась вырваться, молила меня отпустить, но он ударил меня головой об стену, и я будто впала в транс. Он насиловал меня, пока в какой-то момент я не очнулась и не начала брыкаться. Мне удалось заехать ему ногой в пах и вырваться. Я выбежала на улицу, на ходу натягивая колготки. Насильник пытался меня догнать, но мне удалось убежать. Мое пальто было порвано, рюкзак остался в мусорном баке, куда делась шапка, я не знаю. 

Добравшись до дома, я сразу пошла в душ. Я чувствовала себя грязной и, рыдая, терла кожу мочалкой до царапин. Я не понимала, как со мной могло произойти такое. Я не была одета вульгарно: закутанная в теплую одежду, я выглядела года на три младше своего возраста, но меня это не спасло. После душа я уткнулась лицом в подушку и заснула, а когда проснулась, подумала, что, может, мне все это приснилось. Когда я почувствовала боль в промежности, поняла, что это реальность, и снова заплакала. Мать, которая к тому времени вернулась домой с работы, тут же спросила, что со мной. Я соврала, что у меня проблемы в школе. Мать спросила, где мой портфель, а я сказала, что забыла его в классе, а когда вернулась, его уже не было. За это мне влетело.

У нас всегда были сложные отношения. Моя мать — очень вспыльчивый человек. Родители растили ее в строгости, если не сказать в тирании. Бабушка называла маму шлюхой за добрачный секс. В 24 года мама вышла замуж за моего отца. Родители развелись, когда мне не было еще и двух лет. Мать говорила, что отец пил (он и сейчас любит выпить, но я не видела его пьяным) и поднимал на нее руку. Отец говорит, что мать его доводила своим ужасным характером. Мать запрещала мне общаться с отцом и ему запретила приезжать. Она всю жизнь внушала мне, что мой отец плохой и что я — вся в него. Первые четыре года после развода мы с мамой жили в общежитии. Потом бабушка и дедушка забрали нас к себе в деревню. Мама работала медсестрой в городской больнице и не всегда успевала на последнюю электричку, поэтому оставалась на работе или у своего женатого любовника. Если она не ночевала дома, бабушка и дедушка после этого обзывали и били ее. Я пыталась вступиться за маму, у нас с бабушкой было несколько стычек из-за этого. Ко мне бабушка относилась нормально, а с возрастом ее характер только смягчился. Когда я перешла в пятый класс, мы с мамой переехали в город. 

Мама воспитывала меня так же, как ее воспитывали когда-то: внушала, что я должна беречь девственность для мужа, а если я буду спать с кем-то до свадьбы, то заражусь СПИДом. Мама читала мою переписку в соцсетях, заставляла отчитываться о каждом своем шаге и часто винила в своих проблемах. Я всегда контролировала свои эмоции: редко плакала, никогда не выражала свое неудовольствие, потому что маму это раздражало и она могла меня избить. В общем, тогда мне было проще соврать матери, чем сказать, что меня изнасиловали.

Я очень нуждалась в поддержке. Но бабушке, с которой отношения у меня были лучше, чем с матерью, я рассказать о случившемся побоялась: вдруг ей бы стало плохо с сердцем. К тому же она обязательно рассказала бы дедушке — а тот недавно перенес инсульт.

Я не спала всю ночь и на следующий день не пошла в школу. Я несколько раз ходила в душ, думая, что смогу отмыться от ужасного, липкого чувства. В какой-то момент мне просто захотелось умереть. Я написала сообщение подруге, которая часто поддерживала меня после ссор с матерью, что очень ее люблю и благодарна ей за все. Она тут же спросила, что случилось. Я ответила, что хочу умереть. Рассказать ей о причине у меня просто язык не поворачивался. Подруга не стала мучить меня расспросами и поддерживала, как могла. Мы долго разговаривали на отвлеченные темы — это мне немного помогло.

Подруга сообщила моей классной, что я заболела. Две недели я не ходила в школу, пока учительница не позвонила мне и поинтересовалась, когда я выйду на учебу. Я пришла на следующий день, иначе в следующий раз учительница позвонила бы моей матери, и ложь бы вскрылась.

Я нравилась парню, с которым сидела за одной партой. Когда я вернулась в школу, он начал оказывать мне знаки внимания, сказал, что скучал без меня. После пережитого насилия я восприняла это болезненно: быстро собрала вещи и убежала домой. Я долго плакала. Мне так хотелось умереть и ничего не чувствовать, лишь бы не возвращаться мысленно к тому, что со мной произошло.

Я проходила в школу неделю и, видимо, из-за сильного стресса заболела: у меня поднялась температура. Тогда я впервые задумалась о возможных последствиях изнасилования и испугалась, что меня заразили каким-нибудь венерическим заболеванием. Мысли о том, что я могу забеременнеть, я даже не допускала. Испугавшись, я снова начала плакать. Мать спросила, почему я опять ною. Я ничего не ответила и зарыдала сильнее. Тогда мать ударила меня, чтобы прекратить истерику, и я сказала ей, что меня изнасиловали. Я видела, как меняется ее лицо. Теперь мне было страшно, не потому что меня изнасиловали и могли чем-то заразить — я боялась матери. Мать сначала поплакала. Потом взяла себя в руки и, глядя на меня с ненавистью, сказала, что предупреждала меня, что такое может случиться, а я себя не сберегла. Но что я могла тогда сделать? Затем мать начала задавать мне вопросы о случившемся — это было похоже на допрос. Получив ответы на все, она меня избила и запретила кому-либо рассказывать об изнасиловании. Ужаснее изнасилования было только отношение моей матери ко всему этому.

На следующий день мать потащила меня в больницу. Она точно не говорила врачам, что меня изнасиловали, возможно, солгала, что я сама переспала с кем-то. К счастью, анализы не выявили венерических заболеваний. 

Я всегда была тощей, но через три с небольшим месяца после изнасилования вдруг стала набирать вес, по утрам на меня накатывала тошнота. Мое эмоциональное состояние вышло из-под контроля: я часто злилась и плакала, не понимая, что происходит. Первой обо всем догадалась мама. Она сходила в аптеку и купила тест на беременность. Увидев коробку, я удивилась и спросила: «Ты что, беременна?». Мама как раз недавно встречалась со своим мужчиной. Она ответила: «Нет, это для тебя».

На меня будто стена рухнула. Только тогда я поняла, что от всего этого ужаса можно забеременеть. Мать потащила рыдающую меня в ванную комнату и заставила при ней сделать тест. Чем ярче становилась вторая полоска, тем страшнее мне было. Я, как и мать, винила во всем только себя. Мать записала меня к знакомому врачу на УЗИ, которое подтвердило беременность. Аборт мне сделали также через знакомых. Мать попросила врачей хранить все в тайне. Мне она сказала, что теперь я точно буду бесплодной (тогда я поверила ей на слово), а ей уже никогда не понянчиться с внуками. 

После аборта мать на несколько дней оставила меня в покое. Оставшись одна, я впервые почувствовала небольшое облегчение. Все эти дни я просто лежала и смотрела в одну точку. Потом мать заставила меня пойти в школу. Учеба немного отвлекла меня от тяжелых мыслей. 

Однажды в школе подруга пожаловалась мне на свою маму и спросила, как дела у меня с моей. Я вдруг расплакалась и вывалила на нее всю правду, все переживания, которые держала в себе несколько месяцев. Подруга пыталась меня поддержать, но это мне особо не помогло. Мое эмоциональное состояние было настолько тяжелым, что я решила обратиться к школьному психологу. Я зашла в кабинет узнать часы приема. Мне сказали, что в наш класс скоро придут с психологическим тестированием — не обманули. Мы выполняли групповое упражнение: каждый анонимно писал на листочке, что его волнует, и бросал в шляпу. Листочки перемешивались, потом одна из психологов зачитывала написанное, и мы вместе обсуждали, как человеку можно помочь. Я написала только два слова: «Меня изнасиловали». Когда психолог зачитала мой листок, все в классе затихли. Я постаралась сделать невозмутимое лицо, чтобы никто не понял, что это моя записка. Психолог говорила много правильных вещей, вроде «в насилии виноват только насильник». Мне стало немного легче, и после группового сеанса я ей призналась, что записка была моя. Она спросила, обратилась ли я в полицию, и хотела рассказать классному руководителю, как это обычно делается в таких случаях. Но тут вмешался мужчина-психолог и предложил мне пообщаться в более спокойном месте. Когда мы зашли в его кабинет, я села в самом дальнем углу, подальше от него. После случившегося я опасалась мужчин. Психолог попросил рассказать ему все, и я, несмотря на все свои страхи, рассказала и про изнасилование, и про то, что меня бьет мать, и про то, что насильник на свободе. Он сказал, что мне надо обратиться в полицию, но я отказалась и запретила ему кому-либо об этом рассказывать, потому что очень боялась матери. А психолог не делал ничего против моей воли и просто поддерживал. С женщиной-психологом он тоже потом поговорил по моей просьбе. Я не раз к нему обращалась, и он помог мне выкарабкаться. 

Мать делала вид, что ничего не произошло: ругала меня из-за неуспеваемости, винила в каких-то своих проблемах — в общем, мы жили как прежде. На изнасилование она смотрела как на очередной этап жизни, ничего особо не значащий. 

Мне было одиноко. Втайне от матери я создала второй аккаунт в соцсетях для общения. Там я познакомилась с девушкой, которую чуть не изнасиловали, поддержала ее, и у меня было ощущение, что так я искупила свою «вину». Мы с ней очень подружились.

В прошлом году, за несколько недель до моего совершеннолетия, мать избила меня за то, что я завалила ЕГЭ по математике. Я написала об этом психологу, и он приехал с полицией — от матери меня забрали.

Сейчас я живу у отца с его женой и двумя моими младшими сестрами. Он принял меня, хотя мы и не общались много лет. Я люблю своих младших сестер и молюсь, чтобы с ними не повторилось то, что произошло со мной.

Уйдя от матери, я наконец почувствовала себя счастливой. Моя жизнь стала лучше. У меня большие планы на будущее: сейчас я учусь, потом найду работу и перееду. С матерью мы общаемся только по телефону. Если я ее игнорирую, она приезжает к отцу и скандалит, какая я дрянь, что опозорила и бросила ее на произвол судьбы. Когда я съеду от отца, оборву все контакты с матерью.

В первые романтические отношения я смогла вступить только через три года после изнасилования. Они были недолгими: когда молодой человек позволил себе малейшую агрессию в мой адрес, я тут же рассталась с ним. В сексуальные отношения я ни с кем не вступала. Я до сих пор боюсь, что может случиться что-то плохое. Я не доверяю мужчинам: каждое слово пытаюсь проверить на ложь, редко могу расслабиться, если нахожусь один на один с человеком противоположного пола, и поэтому стараюсь не оставаться с ними наедине.

Я хочу свою семью, троих детей и чтобы первенец обязательно был мальчиком (в моем роду рождались только девочки, а бабушка всегда мечтала о внуке, поэтому это стало и моей мечтой тоже). Иногда я думаю, что было бы, если бы я оставила ребенка. Сложно сказать, любила бы я его или нет, и справилась ли бы со всем этим, видя перед глазами постоянное напоминание о пережитом ужасе. Я надеюсь, что в будущем, когда у меня будут желанные дети, мне удастся обо всем забыть.