Различные исследования показывают, что от 0,018% до 1,7% людей рождаются с гениталиями, половыми железами или набором хромосом, которые нельзя однозначно отнести к мужским или женским. Их называют интерсексами. Специально для «Холода» Анна Алексеева поговорила с интерсекс-людьми о восприятии своего тела, стигматизации и группах поддержки, которые помогли им принять себя.
Интерсекс — собирательный термин, который объединяет более 40 вариаций. Он относится к физиологии человека и не имеет отношения к сексуальной ориентации и гендерной идентичности. То есть интерсекс-человек может быть гетеросексуалом, гомосексуалом, бисексуалом или асексуалом и может считать себя мужчиной, женщиной, и тем и другим либо ни тем, ни другим. Врожденные небинарные половые характеристики у интерсекс-людей могут быть заметны уже при рождении, проявляться только в пубертатном периоде или вовсе не проявляться внешне.
«Матка не обнаружена»
Екатерина (имя изменено по просьбе героини), 20 лет, вариация Майера-Рокитанского-Кустера-Хаузера
Еще полгода назад я не могла смотреть на беременных женщин или молодых мам с детьми. Мне было больно и завидно, ведь я не смогу выносить ребенка — у меня нет матки. Об этом я узнала полтора года назад. На самом деле, догадывалась и раньше, просто отказывалась в это верить.
Подростком я много ходила по врачам, потому что у меня никак не начинались месячные. Врачи говорили, что все нормально, советовали мне набрать вес и есть больше морепродуктов, а также описывали в медицинской карте размеры моих яичников и несуществующей матки. Я была очень худенькая и чувствовала себя виноватой в том, что месячных все нет. На очередном медосмотре, когда я уже окончила 9 класс, меня попросили зайти попозже за направлением в центральную больницу. Но я так и не пришла — было стыдно и страшно. Я надеялась, что все само как-нибудь наладится.
Я поступила в колледж в другом городе и уехала. Там я врала врачам про месячные, даже называла день цикла — и меня отпускали.
Я симпатичная, у меня было много молодых людей, но ни с кем из них я не занималась сексом, потому что думала, что со мной что-то не так, и боялась.
В 18 лет, вернувшись домой на каникулы, я все-таки призналась маме, что месячных до сих пор нет, и мы сразу поехали в больницу. Мужчина-гинеколог отругал меня за то, что я так долго тянула с походом к врачу. А я испытывала сильную неловкость, потому что он был мужчиной. Гинеколог отправил меня на УЗИ. «Матка не обнаружена», — продиктовал врач медсестре после процедуры. Услышав это, я была в шоке. Вышла из кабинета в слезах. Мама стала меня успокаивать, говорить, что, может, врач ошибся. Медсестра посоветовала нам ехать в город побольше на МРТ. На следующий день мне сделали томографию, мама сразу же забрала все снимки и заключение, отправила меня ждать в машину, а сама осталась с доктором. Помню, я ждала ее на заднем сиденье. Через некоторое время мама вышла из больницы, села за руль и, не поворачиваясь в мою сторону, спокойно сказала, что у меня все в порядке, матка у меня есть, а отсутствие месячных — просто следствие операции на паховой грыже в детстве. Дескать, из-за нее у меня неправильно работает яичник. Думаю, я поверила в это, потому что хотела поверить, и успокоилась.
Через год мама, видимо, захотела, чтобы я узнала правду. Но сказать обо всем сама не смогла и предложила сходить на осмотр к ее гинекологу. Сначала она зашла в кабинет одна, с моими снимками в руках. Потом пригласили меня. Гинеколог спросил, на что я жалуюсь, а я пересказала ему мамину выдумку. И тут он мне сказал: «Знаете, у вас действительно нет матки, ваше влагалище слепо заканчивается на пятом сантиметре, но есть работающие яичники». После этих слов меня пришлось откачивать.
Я не хотела больше жить, потому что думала, что останусь одна — кто захочет жить с такой, как я? Я была очень зла на маму и папу, винила их во всем, ведь моя старшая сестра родилась нормальной, а я не смогу сама выносить ребенка.
Через несколько дней я уехала на учебу. Мама звонила мне, но я отказывалась с ней говорить, хотя раньше мы болтали часами. Сестра просила меня сжалиться, потому что мама плакала целыми днями и винила во всем себя. Но я просто не могла. Однако, когда я снова приехала домой и увидела плачущую маму, у меня екнуло сердце. Поэтому я потихоньку начала разговаривать с родителями. В конце концов они же не специально — просто так вышло.
Сестра предложила мне сходить на психотерапию. Я отказалась. Сестра утешала меня: «Захочешь ребенка — будет. У тебя же работают яичники. Накопим на суррогатное материнство, я помогу деньгами». Но я была безутешна.
Через несколько месяцев я смирилась, потому что поняла, что все равно ничего не изменю и мне надо научиться жить со своей особенностью. Я стала искать информацию в интернете. Нашла тематический сайт, на котором предлагалось заполнить анкету и после получить приглашение в чат — так я познакомилась с людьми с такой же особенностью и узнала о других интерсекс-вариациях. Женщины 30-35 лет писали мне, что все будет хорошо. Я смотрела фотографии, где они счастливые с мужьями и детьми, и это все заменило мне психотерапию. Я поняла, что тоже так смогу. Многие пары по разным причинам бездетны, но как-то с этим живут. А у меня будут свои, кровные дети, просто выношу их не я — сейчас ничего страшного в суррогатном материнстве я не вижу.
Я решилась на серьезные отношения и начала встречаться с парнем. Первый секс был не очень, ведь у меня короткое влагалище и в какой-то момент мне стало больно. Мой парень понял, что что-то не так. Я промолчала, потому что не знала, как все объяснить, и боялась его реакции. Но секс ведь бывает не только вагинальный, есть и другие способы. Мы до сих пор вместе. Мой парень знает, что я пока не могу заниматься вагинальным сексом, но еще не в курсе, что я не смогу выносить ребенка. Я надеюсь, что скоро соберусь с силами и все ему расскажу. Если наши отношения на этом будут закончены, значит, это просто не мой человек. Хотя мне кажется, что все будет хорошо.
В будущем я хотела бы заняться активизмом. Пока я боюсь говорить о себе открыто, но с каждым днем свыкаюсь со своей особенностью все больше и думаю: а почему бы и не рассказать? Это же очень поможет другим.
«Моя анатомия противоречит хромосомам, но от себя не уйти»
Ксения, 35 лет, частичная нечувствительность к андрогенам
В роддоме акушеры сказали маме, что у нее родилась девочка. Но, как я потом узнала, уже при рождении была заметна одна анатомическая особенность — увеличенный клитор. Я всегда чувствовала, что отличаюсь от других девочек. Меня не интересовали куклы, я росла пацанкой, дружила с мальчишками. С девчонками мне всегда было сложнее общаться, но с возрастом они стали привлекать меня сексуально. Моя непохожесть на других девочек стала еще заметнее, когда в седьмом классе у меня начал ломаться голос. Из-за этого одноклассники дразнили меня «мужиком».
К 16 годам у меня так и не начались месячные. Сначала врачи поставили мне диагноз «первичная аменорея» (отсутствие менструации у девушек до 16 лет. — Прим. «Холода»), но через месяц-два выяснилась реальная причина: у меня мужской кариотип (совокупность признаков полного набора хромосом. — Прим. «Холода») — 46 XY, отсутствует матка, а вместо яичников — яички. Врачи рассказали об этом моим родителям, а они не стали от меня ничего скрывать. Это не было для меня ударом: я радовалась, потому что наконец все встало на свои места.
Меня отправили в хирургию. Мнения врачей разделились: первый предлагал повременить с операцией до совершеннолетия, второй сказал, что яички надо немедленно удалять из-за высокого риска рака. Меня с родителями так запугали, что мы согласились на операцию. Мне повезло, потому что другим людям с такой же вариацией еще и клитор удаляют. Перед операцией я сказале маме: «Я не хочу, чтобы его убирали». Потом повторила то же хирургу. Она сказала: «Ой, сдался он тебе, ну, как хочешь! Небось развлекаешься, поэтому и просишь?». «А вы как будто нет!» — ответила я. После операции мне назначили заместительную гормональную терапию (ЗГТ).
Меня по-прежнему привлекали девушки. Я ощущала себя как волк в овечьей шкуре, но мне было это даже по приколу: я могла спокойно наблюдать за девушками в женской раздевалке. Но после слов врачей перед операцией: «Сейчас мы из тебя сделаем женщину», — меня терзало внутреннее противоречие. Казалось, что теперь я должна встречаться только с мужчинами, чтобы соответствовать своему полу. Это было сложно принять. Но потом я попробовала, и поняла, что мужчины мне нравятся тоже.
При этом гендер у меня 100% мужской. Я говорю о себе в женском роде, потому что привыкла — ведь я узнала о своей особенности только в 16 лет. Делать операцию и менять документы — финансово и энергозатратно. У меня нет гендерной дисфории (дискомфорт от несоответствия гендерной самоидентификации и пола, который человеку записали при рождении. — Прим. «Холода»), я не чувствую отвращения к своему телу, поэтому мне легче, чем другим людям с такой вариацией. По сути я играю роль девушки-пацанки. Моя анатомия противоречит хромосомам, но от себя не уйти.
О том, что такие люди, как я, называются «интерсекс», я узнала случайно, наткнувшись на видео на YouTube. Я вступила в тематическое сообщество в одной соцсети, потому что мне было интересно узнать об опыте людей с такой же вариацией, как у меня — частичная нечувствительность к андрогенам. В России таких я не нашла, зато нашла в Америке (таких людей можно найти в тематическом сообществе «Интерсекс.ру». — Прим. «Холода».) Они мои родственные души. Одной из них сделали маскулинизирующую пластику, но она до сих пор ощущает себя женщиной, другой — удалили клитор. В общем, им живется гораздо сложнее, чем мне.
Я всегда встречалась с гетеросексуальными мужчинами и никогда не скрывала от них правду. Проблем у меня из-за этого не было. У нас один гормональный фон, мы прекрасно друг друга понимаем, никто никому не выносит мозг. Но мое сексуальное влечение к женщинам никуда не ушло. Я рассматриваю женщин исключительно как сексуальных партнеров, строить с ними отношения мне никогда не хотелось. Только ближе к 35 годам я наконец попробовала секс с женщиной — и мне понравилось. Сейчас я в активном поиске. Мой мужчина обо всем знает и совсем не против.
Год назад я бросила эстроген и начала принимать тестостерон. Было очень сложно найти эндокринолога, который бы выписал мне рецепт, но я нашла. Не могу сказать, что тестостерон сильно изменил меня внешне: над губой начали расти усики, а клитор, который за годы на эстрогене стал меньше, вернулся к прежним размерам. Ну и либидо у меня сейчас как в 16.
Родители меня во всем поддерживают и принимают. Они относятся ко мне как к дочери — им так привычнее. При этом я могу спокойно поговорить о своем самоощущении с ними. Больше — с мамой, она у меня без комплексов. А папа все же немного смущается, не привык говорить о таком открыто.
«Стала считать себя ошибкой природы»
Алиса (имя изменено по просьбе героини), 33 года, полная нечувствительность к андрогенам
В детстве я ничем не отличалась от других девочек. В подростковом возрасте у меня начала формироваться грудь, только месячные все никак не приходили. В 15 лет я с мамой пошла к гинекологу, который направил нас на УЗИ. Матку у меня не нашли — только слепое влагалище и что-то похожее на яичники (как выяснилось позже, это были яички). Анализы показали повышенный тестостерон и эстрадиол. Потом мне сделали соскоб со слизистой щеки для оценки полового хроматина и взяли кровь на кариотип. Через месяц выдали заключение, что у меня мужской кариотип 46 XY и полная нечувствительность к андрогенам. Из-за сильного стресса я плохо помню те походы по врачам, но последний раз запомнился. Гинеколог сказала, что лет в 19, когда половое созревание завершится, мне надо будет удалить яички и после всю жизнь принимать гормоны. А еще — что мне повезло, потому что мое влагалище нормальной длины. Она посоветовала никому никогда не рассказывать о том, что со мной, — ни сестре, ни подругам, ни парням. Объяснила, как высчитывать цикл и врать про месячные, ну, или списывать все на что-то менее «страшное», вроде апоплексии яичника (разрыв ткани яичника. — Прим. «Холода»). Мне тогда было почти 17 лет, и до 27 лет о моей особенности знали только врачи и мама. Я жила в одной комнате со старшей сестрой, поэтому мама покупала мне прокладки, чтобы та ни о чем не догадалась.
Сначала я ушла в отрицание, отказывалась верить в происходящее, надеялась, что анализы перепутали. Потом стала считать себя ошибкой природы. Поговорить об этом мне было не с кем, интернет появился только в институте — и я замкнулась в себе.
После школы я поступила в мединститут — думала, что так узнаю о себе больше. Но за шесть лет обучения мою вариацию мы бегло проходили 2-3 раза. Зато у меня появился доступ к библиотеке, и я могла читать справочники по теме, не боясь, что люди узнают мою тайну. В университете я ожила: у меня появились друзья (правда, общались мы не слишком близко), я усердно училась и занималась спортом. При этом я ни с кем не встречалась: когда я узнала о своей особенности, то поставила на себе крест. В 20 лет за мной начал ухаживать парень. Он мне нравился, но я не хотела портить ему жизнь. Через полгода ухаживаний он предложил мне заняться сексом. Я отказалась и предпочла прекратить общение — только бы он не узнал правду. Мне до сих пор стыдно за это.
Через некоторое время я решила попробовать секс без обязательств: напилась на студенческой тусовке и сделала это с малознакомым парнем. Он ничего не понял и потом даже пытался продолжить общение, но я отказалась. После этого у меня был секс еще два-три раза, и все время я ждала, что мои партнеры заподозрят что-то неладное. Но никто ни о чем не догадался. В 23 года, когда я училась в интернатуре, за мной начал ухаживать молодой акушер-гинеколог. Я подумала: «О, это мой шанс!». Не могу сказать, что он мне сильно нравился, но некоторое время мы встречались. Он тоже ничего не заметил. Тогда я поняла, что теперь точно могу завести серьезные отношения. При этом я боялась, что, возможно, он, как врач, все-таки когда-нибудь поймет все обо мне, поэтому я рассталась с ним. Никому из своих молодых людей я по-прежнему не рассказывала о своей особенности.
В 27 лет, уже будучи врачом, я решила наконец заняться своим здоровьем: с тех пор, как я узнала о своей вариации, я даже не делала УЗИ. Я выбирала пожилых гинекологов. На медосмотрах до 23-24 лет врала, что я девственница и у меня месячные, поэтому посмотреть на кресле меня не получится. В 25 лет, подумала, что уже неприлично такое говорить, села в кресло, но почему-то вновь соврала врачу, сказав, что у меня аплазия матки и синдром Майера-Рокитанского, который встречается гораздо чаще моей вариации. А она была не в курсе, что это такое. Когда в 27 лет я пошла на УЗИ, выяснилось, что на одном из яичек выросла киста в 7 см. Я пошла на операцию и удалила яички, потому что боялась онкологии и вообще хотела избавиться от «мужского» в себе. В моем облике ничего не изменилось, но морально стало легче. А выводы о рисках возникновения онкологии, как я потом уже узнала, основаны на наблюдениях за мужчинами, у которых яички не опустились в мошонку. Так что, по идее, можно было бы ограничиться только удалением кисты. Но я не жалею об операции.
В конце прошлого года я тяжело переживала расставание с парнем и решила пойти к психологу. Денег у меня особо не было, поэтому я стала искать бесплатную психологическую помощь и наткнулась на сайт ЛГБТ-организации «Действие», где предлагалось четыре бесплатных занятия с психологом для ЛГБТ+. Я написала о себе письмо. Мне ответили, что я, как интерсекс-человек, могу рассчитывать на бесплатную помощь. Тогда я впервые и услышала термин «интерсекс».
Психолог посоветовала мне искать поддержку в тематических группах, и я ей очень благодарна за это. Я прочла несколько статей, где интерсекс-активисты открыто рассказывали о себе, нашла сайт «Интерсекс.ру», вступила в сообщество и буквально через две недели поехала в Москву на встречу участников. Это было так волнительно! Я увидела людей с похожим опытом, которым могла рассказать о себе и своих чувствах, и поняла, что быть интерсексом — не трагедия, об этом можно рассказывать, и тебя за это не сожгут на костре. Я получила столько поддержки! Раньше я считала себя ошибкой, неправильной, думала, что я одна такая, и не надеялась встретить кого-то похожего. Я приняла участие в фотопроекте «Интерсекс в лицах» — для меня это было большим шагом на пути к принятию себя. 26 октября, в День видимости интерсекс-людей, я хотела рассказать о себе в своем инстаграме, но не решилась. Однако думаю, что скоро я все-таки это сделаю. Среди моих подписчиков много медиков — им было бы полезно знать об интерсекс-людях. Я учусь говорить о себе и принимать свое тело и наконец начала раскрываться.
Сейчас я встречаюсь молодым человеком. На втором свидании я ему обо всем рассказала, скинула ссылки на статьи и дала время подумать, надо ему это или нет. Он воспринял мои особенности нормально. Потом я рассказала о себе старшей сестре. «Ну, бывает! Все нормально. Ты все равно остаешься моей сестрой», — ответила она.
Я пока еще нахожусь на стадии принятия себя как интерсекс-человека. У меня нет гендерной дисфории: мое тело не вызывает у меня отторжения, и я ощущаю себя женщиной. Но при этом я не могу отрицать, что мой организм отличается от стандартного женского. То есть я женщина, и я интерсекс.
«Один раз трудовик при всех ляпнул: “Вы так женственно выглядите”»
Каролина, 23 года, вариация Клайнфельтера
Я родилась с мужскими гениталиями, поэтому меня с самого рождения воспитывали как мальчика, которым я себя никогда не ощущала. Родители развелись, мама уезжала на заработки, а моим воспитанием занимались бабушка и дедушка. Я росла мягкой и эмоциональной, у меня была феминная внешность, а к 12 годам появился женский голос, бедра стали шире и начала расти грудь. Бабушка отвела меня к педиатру. Врач не увидела ничего необычного, сказала, что это возрастное и скоро пройдет. Мой друг из соседнего двора потом спросил: «А тебе не кажется странным, что у тебя женский голос и фигура?». Тогда я стала задумываться, что действительно отличаюсь от своих ровесников и что все это, вероятно, совсем не возрастное, как сказала мне врач. Потом врачи говорили мне, что все это из-за неправильной работы надпочечников, но мои анализы были в норме.
Чем старше я становилась, тем сильнее меня травили в школе, особенно девочки почему-то. Они плохо ко мне относились, сплетничали, могли побить и обозвать «девкой». При этом мальчики меня не обижали и всегда смотрели на меня с интересом, думаю, потому что у меня женская энергетика. Один раз трудовик при всех ляпнул: «Вы так женственно выглядите». После этого одноклассницы язвительно обсуждали мою женственную фигуру. А физик мне однажды сказал, что у меня «большие проблемы с мужским началом».
После окончания школы я уехала учиться в большой город. С 17 лет начала одеваться как девушка. При этом документы у меня были на мужское имя, и что со мной, я по-прежнему не знала. После переезда мне стало чуть легче: все-таки в большом городе проще затеряться, никто на тебя особо внимания не обращает. Но и тут мне доставалось от одногруппниц: они специально обращались ко мне по моему паспортному имени. Но я старалась не принимать это близко к сердцу — зачем мне с моей эмоциональностью лишний стресс?
Моя личная жизнь не всегда складывалась хорошо из-за моих комплексов и стеснительности перед мужчинами. Но в какой-то момент мне надоело бояться. Я предупреждала молодых людей о том, что у меня мужские гениталии. Это никого не пугало. Я никогда не сталкивалась с мужским негативом в свою сторону. Сейчас у меня есть молодой человек, мы познакомились, когда я пришла к нему лечить зубы. Он посмотрел мои документы, увидел меня, а через несколько дней написал мне под надуманным предлогом и предложил сходить в кафе. Скоро мы начали встречаться.
В прошлом году моя единственная подруга предположила, что, может, я — интерсекс. Я как-то постеснялась искать информацию на эту тему, но недавно поняла, что время идет, а мое стеснение мешает мне жить. Я нашла тематическую группу в одной из соцсетей и стала переписываться с ее участниками. Один из них посоветовал мне сдать анализ на кариотип. Тогда и выяснилось, что у меня есть женские хромосомы и называется это вариацией Клайнфельтера. То есть я узнала правду о себе благодаря такому же интерсекс-человеку, который направил меня в нужную сторону. Мне стало намного легче, появилось чувство, что все будет хорошо. А поддержка, которую я получила в интерсекс-сообществе, дала мне сил. Поначалу я даже удивлялась, ведь я давно привыкла к негативному отношению окружающих.
Я получила отсрочку от армии. Помню, один парень в военкомате мне подмигнул. А хирург, старенький дедушка, сказал, что я как-то странно выгляжу, и отправил меня к неврологу, а тот — к терапевту. Ему-то я все рассказала. В будущем хотелось бы сделать феминизирующую пластику (хотя и говорят, что при моей вариации она противопоказана) и поменять документы. Мужские гормоны, которые мне рекомендовал врач, я не принимаю, потому что не хочу быть мужчиной и никогда себя им не чувствовала.
Бабушка и мама относятся ко мне хорошо, обращаются ко мне, как к девушке. Я с подросткового возраста говорила им, что не чувствую себя парнем, и рада, что они у меня такие понимающие. При этом соседи иногда высказывают маме, что у нее какой-то странный сын. Несмотря на то, что документы у меня на мужское имя, мы договорились, что мама и бабушка будут называть меня Каролиной. Я долго выбирала это имя — оно звучит мягко и мелодично и, думаю, очень мне подходит. Случается, что мама по забывчивости называет меня старым именем, но я не обижаюсь. Все-таки она росла в другое время, и ей тяжело было ко мне привыкнуть.
«То, что они принимали за матку, оказалось кистой»
Светлана, 18 лет, вариация Майера-Рокитанского-Кустера-Хаузера
У меня не развито влагалище: если вставить в него палец, оно растянется только на 2 см; так что можно сказать, что его нет вообще. Матки тоже нет. Я узнала об этом в 15 лет.
Месячные все не приходили, мы с мамой подумали, что это из-за стресса: я заканчивала девятый класс, готовилась к экзаменам. Гинеколог, к которому я позже обратилась, сказала, что у меня все нормально, и прописала гомеопатию. Ее назначение поддержали терапевт и эндокринолог. Я пропила два курса — не помогло. При этом в кресле меня посмотрели только один раз, и гинеколог «увидела» у меня несуществующую девственую плеву. Потом мы обращались и к другим врачам, они «видели» на УЗИ матку и яичники и говорили, что все в порядке.
Тогда мама предложила пойти к гинекологу, который отслеживал ее недавнюю беременность, — у него был суперсовременный аппарат УЗИ. Этот врач наблюдал только беременных, но согласился меня осмотреть. Он минут 20 водил аппаратом по низу моего живота, щурился, хмурился — так, что мы заволновались. Мама спросила: «Да что там такое?». Врач ответил не сразу: «Я вижу яичники, но матка-то, матка где?!». В этот момент на меня будто стена обрушилась. Я начала рыдать, потому что поняла, что не смогу выносить ребенка — а детей я обожаю. Страшное осознание.
Я сразу поверила этому гинекологу, потому что на скрининговом аппарате все видно очень четко. Другие врачи смотрели меня на стареньких аппаратах УЗИ, и то, что они принимали за матку, оказалось периневральной кистой крестцового отдела с выходом в брюшину. Гинеколог предположил, что это, скорее всего, вариация Майера-Рокитанского, и посоветовал обратиться в крупный медицинский центр, где проводят кольпопоэз — хирургическим путем создают искусственное влагалище. Мы вышли в коридор, там нас ждала тетя с моей маленькой сестрой. Я взяла ее на руки и заплакала еще сильнее.
Началась череда бесконечных хождений по врачам. Одна гинеколог посадила меня на кресло и пыталась вставить в меня какой-то инструмент. Я орала как резаная, потому что было очень больно. Она просила меня не зажиматься, но как расслабиться во время этой пытки? Тем более сидя в кресле с раздвинутыми ногами. Другая пыталась вставить в меня палец, но я, плача, отказалась. Тогда врач выговорила мне — что вот, к ней приходят девочки помладше с такой же проблемой и умоляют об операции. Я сказала, что очень рада за этих девочек и что никакого согласия на операцию еще не давала, — и вышла из кабинета, хлопнув дверью. При этом я чувствовала себя виноватой перед родителями, потому что на все это ушло немерено денег, а я даже не могла дать врачу себя осмотреть.
Операцию я решила не делать. В 17 лет я успела пройти два бесплатных курса кольпоэлонгации — растягивания влагалища специальным аппаратом. После совершеннолетия за процедуру нужно было уже платить. Мне успели растянуть влагалище до 7,5 см, а после настоятельно рекомендовали приобрести фаллоимитатор для поддержания результата дома. Мне было так мерзко от этого всего, что я ничего не стала делать. Мое влагалище вернулось к прежним размерам, однако, если я снова начну его тянуть, будет уже легче.
Сейчас я смотрю на жизнь через призму своей особенности. Не было ни дня, когда бы я не думала об этом. Первое время мне было очень тяжело. В голове крутилось: «Я не женщина». Думаю, это во многом из-за навязанного обществом стереотипа, что настоящая женщина должна выносить и родить ребенка. Я делилась переживаниями с мамой и слышала в ответ: «Глупости! Ты такая же девушка, как и другие. Но о твоей особенности лучше не рассказывать без особой необходимости».
Полгода назад я узнала о понятии «интерсекс», и мне стало легче. Я прочла интервью интерсекс-активистки с такой же вариацией, как и у меня, написала ей в инстаграм, и она пригласила меня в тематический чат. Я очень удивилась, что многие участницы замужем и у них есть дети, что они не боятся говорить о своих особенностях. И эта атмосфера открытости очень меня вдохновила. Колоссальная поддержка! Если бы я три года назад попала в этот чат, мне было бы гораздо проще.
Я девственница. Сейчас я не боюсь рассказать кому-то об этом и о своей вариации. Но признаться в таком любимому человеку будет гораздо сложнее. Поэтому, когда появляется какой-то намек на влюбленность, я сбегаю. Пока я не готова. Меня утешает, что я могу иметь детей, ведь у меня здоровые яичники. Но суррогатное материнство очень дорого. Мне придется пахать, чтобы иметь своего ребенка — это меня огорчает. С другой стороны, мое решение стать матерью будет стопроцентно осознанным, а ребенок будет долгожданным. И это большой стимул не опускать руки.
«Правду скрывали от меня до последнего»
Стелла (имя изменено по просьбе героини), 22 года, смешанная дисгенезия гонад
Я всегда выглядела и ощущала себя как цисгендерная (термин, обозначающий людей, чья гендерная идентичность совпадает с биологическим полом. — Прим. «Холода») женщина. Смешанную дисгенезию гонад мне диагностировали, когда я была еще совсем маленькой — в 10 лет. Не знаю, с чего все началось, помню только, что у меня болел живот. В больнице мне провели лапароскопию, удалили часть репродуктивных органов, в том числе тех, которые некорректно развивались, и назначили пожизненную заместительную гормональную терапию. Спустя несколько месяцев после первой операции мне провели вторую — феминизирующую пластику. В силу возраста я не понимала, что со мной, а мать не пыталась мне ничего объяснить. Мне запрещали рассказывать что-либо, а на все вопросы нужно было отвечать: «Это обследование. У меня желудок больной». Да и что я могла рассказать, если это было все, что я знала. Правду скрывали от меня до последнего.
Узнала я о своей особенности только в 17 лет, когда проходила очередное обследование. Задавая вопросы врачам, матери, перебирая в голове информацию из моей медицинской карты и интернета, я поняла, что мои хромосомы не 46ХХ, как должно быть у девочки, а 46XY — как у мальчика. Заведующая отделением эндокринологии подтвердила мои догадки.
— А дети? Я когда-нибудь смогу забеременеть?
— Очень маловероятно.
Это был мой последний день в этой больнице. Я уехала с осознанием, что я бесплодна, но и с чувством облегчения, потому что теперь я хоть что-то о себе знала.
Следующие три года я пыталась заполнить работой внутреннюю пустоту — хотела просто забыться. Еще год собиралась с силами. Потом я начала разбираться со своим здоровьем. У меня на руках не было ни снимков МРТ, ни УЗИ, ни анализов — только последняя выписка, которую я выпросила у мамы. Я прошла кучу врачей, все это было долго и муторно. Все эти талончики, направления, очереди — жуткая и бессмысленная бюрократия государственных поликлиник и больниц. Я хотела поменять схему гормональной терапии: из-за гормонов, которые я принимала, мне было очень сложно сохранять самообладание. В итоге я обратилась в частную клинику к психотерапевту, которая выслушала меня, выписала антидепрессанты и дала мне такую веру в себя, что я твердо решила не сдаваться.
Невозможность иметь детей стала для меня большой травмой. Я думала: «Если я не могу дать мужчине ребенка, что я вообще могу ему дать?». Иногда я ощущаю себя неполноценной, но могу сказать, что успешно работаю над этим при помощи психотерапии. Понимающие люди есть везде, и среди партнеров тоже. Со временем я начала открываться. Своему молодому человеку в начале отношений я без подробностей рассказала лишь о своем бесплодии, чтобы дать ему возможность уйти, пока мы не успели друг к другу привязаться. Ему было сложно это принять, но прошло почти два года, а мы все еще вместе.
О понятии «интерсекс» я узнала несколько лет назад, когда волонтерила в ЛГБТ+ организации и случайно наткнулась на статью об интерсекс-людях в одном узконаправленном издании. На радостях я даже рассказала об этом маме, хотя раньше мы никогда не обсуждали мои особенности: «Так вот оно что, вот кто я!». С тех пор мы можем об этом говорить, и мама очень поддерживает меня. Но с людьми из интерсекс-сообщества я познакомилась только недавно, после прочтения историй интерсекс-активистов из Intersex Russia, похожих на мою. Я нашла их в соцсетях. Общаясь с ними, я почувствовала такую душевную близость, какую не чувствовала никогда, пусть нас и разделяют тысячи километров.
А сколько еще есть людей, которые оказались в такой же ситуации, но еще не понимают, что с ними, и не знают об интерсекс-сообществе! Именно поэтому я хочу заняться активизмом. Я ощущаю потребность рассказать всему миру о том, что на протяжении многих лет скрывали от меня, и рассказать другим интерсекс-людям о том, что скрывают от них.