В 2014 году польские разработчики 11 bit studios выпустили This War of Mine — видеоигру, которая лучше всего передает ощущения людей, в чью жизнь пришла война. Игру официально купили более 7 миллионов человек, особенно популярной она оказалась в США, Германии, Великобритании и России. Почему играть в This War of Mine тяжело, но важно и сегодня, спустя почти девять лет после релиза, «Холод» поговорил со старшим сценаристом проекта Павлом Меховским.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
В This War of Mine вы играете не за солдата одной из армий, а за группу мирных жителей, которые пытаются выжить в осажденном городе. Действие игры происходит в вымышленном городе Погорен, прототипом которого стал Сараево. Во время гражданской войны после распада страны город находился в осаде с 1992 по 1994 год.
Герои This War of Mine в подавленном эмоциональном состоянии, им постоянно не хватает еды, воды и медикаментов. Добыть их можно только ночью, но каждый такой поход рискует стать последним. На улице вас могут убить военные или бандиты, а в убежище ограбить мародеры.
This War of Mine вышла почти девять лет назад, вскоре после аннексии Крыма. Повлиял ли на игру и ее восприятие конфликт на востоке Украины?
— Да. Игра вышла в ноябре 2014 года — уже после начала боевых действий в Донбассе. Одну из локаций, разрушенный аэропорт, мы создали на основе истории донецкого аэропорта.
После релиза россияне писали нам, выражая благодарность. Они говорили, что This War of Mine показала им, как живется людям, которых настигла война. И они понимали, что Россия несет ответственность за свои действия. Позже многие из тех, с кем я тогда общался, уехали из страны.
Это важный эффект. Еще во время разработки мы понимали, что наша игра должна стать мощным антивоенным высказыванием. А такие манифесты следует направлять не на тех, кто страдает от войны, а на тех, кто ее поддерживает. В данном случае это Россия. Горько об этом говорить, потому что у меня есть друзья в России. Но это правда.
Это не самая распространенная позиция: многие игровые студии и магазины запрещают продавать свои игры в России. Считаете ли вы, что граждане должны разделять ответственность за действия государства?
— Боюсь, что да. Прежде всего государство — это производная общества.
Например, польское государство сейчас находится в состоянии хаоса и внутренних конфликтов. И граждане Польши несут за это ответственность, несмотря на то что многие выступают против правительства.
Разница в том, что Польша сейчас не создает серьезных проблем в мире, в то время как Россия устроила геноцид в Украине. К тому же это не первый геноцид в истории России. Мои дед и бабушка тоже пережили геноцид во время оккупации.
Только люди в России могут свергнуть «царя». Если они не чувствуют, что в их жизни что-то не так, они не будут противостоять власти. Самая большая проблема в России — страх перед властью, которая является злом.
Могут ли видеоигры помочь преодолеть этот страх?
— Я думаю, что могут.
Игры сейчас более популярны, чем фильмы или телевидение. Это показывает, что ценность игр как медиума выросла. Они могут повлиять на жизнь человека так же, как музыка, книги, фильмы. Я до сих пор помню, как впервые посмотрел «Побег из Шоушенка», — этот фильм, безусловно, повлиял на меня. Я искренне верю, что игры могут делать это так же хорошо.
К тому же игры могут оказывать и терапевтический эффект: после начала войны люди со всего мира писали нам о том, как им помогла наша игра. Помню сообщение от вьетнамской девушки из США, которая родилась и выросла в Америке, но ее мать пережила войну во Вьетнаме. Им было трудно найти общий язык, а игра помогла девочке понять точку зрения ее матери.
Если благодаря нашей игре хотя бы один человек начнет критически относиться к войне, мы будем считать это успехом. Если мы сможем охватить 100 человек, это будет большой успех, но, надеюсь, мы достигнем гораздо большего.
У большинства людей игры ассоциируются скорее с легким развлечением. Не было опасений, что игра получается слишком драматичной и серьезной?
— Я не согласен с тем, что игры всегда должны развлекать публику и быть веселыми. Игра может быть интересной, но в то же время не доставлять удовольствия.
Мы знали, что наша игра должна быть увлекательной, чтобы зрителям не было скучно, но в то же время она должна оставаться серьезной. Как и сама тема: мы хотели показать игрокам, что такое война на самом деле. Что это не только перестрелка между солдатами. Настоящие жертвы — это безоружные гражданские. Не имеет значения, кого они поддерживают. Например, во время Второй мировой войны немецкие мирные жители страдали так же, как русские или поляки. Цель проекта — показать некоторым людям, что война — это ужасное событие, полное смерти, крови и страданий, независимо от того, кто ее начал.
Вы говорите, что ваша игра — «антивоенный манифест», но выступаете в поддержку Украины. Может ли автор в таком случае занимать позицию одной из сторон?
— Это вопрос, который пытается сыграть с релятивизмом морали. Существуют такие ценности, как человеческое достоинство, свобода, мир. В некоторых случаях они важнее, чем сама жизнь. И если варварское нападение на свободную страну приводит к изнасилованиям, пыткам, убийству детей (помните мариупольский театр с надписью «дети»?), антивоенная позиция — критиковать того, кто является нападающим варваром. И я нахожусь на этой позиции.
Изменилось ли для вас что-то после 24 февраля?
— У нас в студии работает более 200 человек, в том числе россияне и украинцы. Все мы против войны, но в то же время все мы понимаем, что Украина должна защищаться от российского империализма. Мы стараемся поддерживать украинскую нацию в борьбе настолько, насколько можем: предоставляем финансовую поддержку, покупаем лекарства и делаем все возможное, чтобы сделать их жизнь хотя бы немного лучше в это ужасное время.
Мы получаем письма от людей из Украины о том, что теперь они понимают, о чем была наша игра, потому что у них все это происходит в реальности. Игра стала еще более актуальной, но универсальный посыл не меняется, и я не ожидаю, что он изменится.
This War of Mine уникальна тем, что в ней, в отличие от других игр про войну, главные герои — гражданские. Как вы пришли к этой идее?
— Мой брат предложил показать войну такой, какая она есть, что это не перестрелки с солдатами, как в Call of Duty или подобных играх. Например, для людей в Америке война — это какое-то очень далекое событие, которое они видят на экране телевизора. Мы хотели сломать эту перспективу.
Как был создан визуальный стиль? Атмосфера в игре довольно гнетущая.
— Мы знали, что визуальный стиль должен соответствовать общей тональности. Поэтому мы использовали темные тона и рисовали локации вручную, чтобы воссоздать эффект старой фотографии. И, конечно же, для этой манеры была выбрана мрачная, депрессивная цветовая палитра.
Мы попытались представить войну такой, какой ее видят обычные люди. Я никогда не был на войне и не хотел бы там оказаться. Но военные истории в Польше есть в каждой семье, включая мою собственную. Большая часть моей семьи погибла во время войны. Мой дедушка воевал и пережил и советскую, и немецкую оккупацию.
У меня есть много историй от моей бабушки, и мы попытались изобразить в игре те эмоции, которые остаются в памяти людей спустя годы. Бабушка рассказывала: когда немецкие войска забрали всю еду из их деревни, им приходилось есть сено. В This War of Mine вам тоже может понадобиться есть траву просто для того, чтобы выжить.
Кроме этого, я слышал от нее, что люди использовали водку для торговли и обмена. Потому что даже в такое время люди хотели выпить, чтобы на мгновение забыть, в каком ужасе они живут. В игре есть то же самое. Вы можете обменять водку на еду: в такие времена алкоголь становится валютой. Многое мы узнали от людей, которые пережили осаду Сараево.
Предполагается, что игра должна быть максимально приближена к реальности и в то же время оставаться игрой — увлекательной, с интересными механиками.
У каждого персонажа своя уникальная история: Павло — бывший футболист, которого война разлучила с семьей. Катя — журналистка, приехавшая освещать войну. У этих героев есть реальные прототипы?
— Да, это все реальные истории, которые мы адаптировали под игру. В Польше буквально у каждого есть семейные истории о войне. В том числе и в нашем городе: в 1944 году Варшава была сильно разрушена, произошло массовое восстание против немцев. И погибло много людей. Мы переработали рассказы наших бабушек, дедушек. Дедушка моего друга был в Ленинграде во время блокады, и он рассказал много ужасных историй, в том числе о каннибализме.
Еще один источник — современные конфликты. Наша команда искала истории в Грозном, Молдове, Африке и Сараево. Война в Югославии очень хорошо задокументирована. Есть цифровой музей осады Сараево, он называется FAMA collection. Там можно посмотреть множество интервью с людьми, которые пережили блокаду (часть материалов цифрового музея недоступна после того, как компания Adobe прекратила поддержку Flash Player. — Прим. «Холода»). Мы пытались передать их ощущения.
А еще — уловить разные точки зрения. Для этого мы работали с консультантами, которые сами пережили военные конфликты. Один из них, Эмир, боснийский парень, он застал войну ребенком. И его взгляд отличается от того, какой войну помнят взрослые. Он рассказывал, как вместе с мамой и братом прятался в подвале. Ему хотелось играть, но приходилось укрываться от бомбежек.
Что из этих историй о войне впечатлило вас больше всего?
— Самое удивительное для меня было то, что война в какой-то момент тоже становится скучной. Люди прячутся в подвале, в этот момент от них ничего не зависит, им некуда бежать. Остается просто сидеть и ждать, что будет дальше.
Игра постоянно заставляет делать трудный моральный выбор. Вам не кажется, что это может повести зрителя по ложному пути? Игрока постоянно подталкивают совершить зло.
— Я не согласен с тем, что это ложный путь. Вы можете играть в эту игру, не совершив ни единого злого поступка, однако это очень-очень сложно. Это также показывает, как невероятно трудно оставаться человеком на войне.
Думаете, это возможно? В игре есть немало ситуаций, когда единственный способ выжить — совершить аморальный поступок: например, ограбить других людей, не поделиться с тяжело раненным последней банкой тушенки.
— Война выявляет худшее в людях и лучшее в человеке. Мы брали интервью у парня из Сараево. Он был водителем автобуса и рассказывал, что был удивлен тому, как незнакомые люди помогали друг другу, рискуя жизнью. Так что да, я действительно думаю, что можно оставаться человеком на войне, но это требует ужасной цены. Может быть, тебе придется пожертвовать собой.
Что бы вы сделали, если бы знали, что ваши дети голодают, но можно достать еду, украв ее у других? Иногда нет хороших или плохих решений. Спасти свою душу на войне трудно, а стать демоном — очень легко.
Игру сейчас используют как учебный материал в польских школах. На ваш взгляд, игры влияют на детей больше, чем книги или фильмы?
— Я думаю, что игры дополняют другие формы образования. Они не должны заменять (и не могут заменять) книги, но могут быть отличным дополнением. Игры интерактивны, помогают погрузиться в проблему и рассказать истории по-другому. При этом они действительно влияют на детей, и это нужно учитывать.
Поэтому решать, какой инструмент использовать в каждом конкретном случае, должен учитель. Любое средство может быть использовано не по назначению, должен быть здравый предел.
В консервативных обществах люди верят, что шутеры порождают насилие. Согласны ли вы с этим утверждением?
— Я бы скорее сказал, что игры оказывают влияние на людей, поэтому в них следует играть осторожно. Потому что, если бы я дал своим детям в детском саду игру-стрелялку 18+ и позволил им играть весь день, это было бы разрушительно для их ума. Но есть игры для маленьких детей, которые очень познавательны. Так почему бы и нет?
Насилие может быть спровоцировано играми, я согласен. Но не игры вызывают насилие. В первую очередь его провоцирует окружающая среда. Я не припомню, чтобы люди играли в видеоигры в 1930-х. Но это не помешало советским и немецким войскам вторгнуться в мою страну и убить миллионы людей.
В одном из интервью вы говорили, что в России война воспринимается как нечто хорошее. Но в то же время тысячи людей в России страдают за свою антивоенную позицию и подвергаются преследованиям. Как изменилось ваше отношение к россиянам после начала войны?
— Честно говоря, это мало что изменило, потому что вам нужно отделить россиян от российского государства, которое в настоящее время поддерживается большинством российского общества. Но это не должно заставлять людей мыслить стереотипами. Я говорил, что Россия использует войну для решения своих проблем и что я не понимаю российский империализм. Российский империализм — это то, что меня лично затронуло в юношестве.
Я знаю, о чем говорю. Я вырос рядом с одной из крупнейших советских военных баз за пределами СССР. Мне было 15 лет, когда Советы покинули Польшу и окружающая меня реальность отступила обратно в Россию.
Путинский режим привел нас туда, где мы сейчас находимся. С моей точки зрения, Россия снова находится в том месте, где царь — хороший царь, а все остальные — плохие. Пропаганда достаточно эффективна для того, чтобы значительная часть населения России поддерживала режим.
Является ли режим злом? Абсолютно. Есть ли в России хорошие люди? Конечно. Вероятно, многие из них в тюрьме.
В польском языке есть фраза: «Rosjanie moi, odważny naród, lecz władzy się boi» («Люди в России храбры, но боятся власти»). И я думаю, что это правда. В этом большая разница между поляками и русскими в отношении к власти. Польский народ не боится власти. Если нам не нравится власть, мы устраиваем восстания до тех пор, пока не появится власть, которую мы примем.
Я не думаю, что русские искренне поддерживают войну. Во многом нынешняя ситуация — это влияние пропаганды. Часть россиян верит, что власти действительно борются с нацистами. В то время как на самом деле нацистским является их режим.
