Русская православная церковь разработала концепцию для обеспечения правового статуса военных священников. Она предусматривает социальные льготы, гарантии и компенсации, которые положены военнослужащим по действующим законам. По мнению епископа Апостольской православной церкви Григория Михнова-Вайтенко, РПЦ уже давно выполняет функцию посредника в товарно-духовных отношениях российской власти с Богом. По просьбе «Холода» Михнов-Вайтенко объясняет, как могло сформироваться религиозное сознание элит и почему его можно считать искренним, но все равно циничным.
Рождественская ночь. Москва. Кремль. Благовещенский собор. Владимир Путин один-одинешенек. Я смотрю на кадры, снятые президентской пресс-службой, и мне жалко всех. Глядишь на Путина — жалко человека. Глядишь на священнослужителей, которые отрабатывают этот номер, — и их жалко.
И дело ведь не в том, что служба проводится для одного человека — в этом как раз ничего особенного нет. Когда-то я служил в Соборе святого Георгия в Юрьевом монастыре. Там есть очень интересная конструкция, которую экскурсантам обычно не показывают: в одной из купольных башен — винтовая лестница, она ведет наверх, в маленькую, два на два метра, церковь. По преданию — это личная церковь князя Александра Невского. Так вот, в ней физически могли поместиться один священник и один прихожанин. И никак не мог поместиться фотограф или летописец. Я понимаю феномен индивидуальной службы, но я не могу понять — зачем в этом случае нужна пресса? Я понимаю Путина с христианской точки зрения: ему бы сейчас, действительно, помолиться, подумать в одиночестве о том, что он делает, раскаяться. Но эти действия не предполагают прессу. Если мы говорим о христианской вере — эти действия должны быть частными. А если они публичны — значит, это уже не христианская вера.
Что же это тогда?
Если формулировать типологически — это называется тотемная религиозность. Чистой воды шаманизм и язычество, описанные в истории религиоведения миллион раз. Разберемся, что это значит применительно к современному россиянину.
Самое, на мой взгляд, главное, что произошло с Россией за последние 100 лет, — Боженька не спас нашу страну. А точнее, мы сами отказались от спасения. Сначала водрузили на религиозный пьедестал «святую троицу» Маркс-Энгельс-Ленин, создали абсолютно религиозный культ с обрядами, идолами, системой поклонения, «мощами» в Мавзолее, «крестными ходами» на Первое мая и прочими атрибутами религиозности. Оказалось, что это не работает: Советский Союз рухнул, но мы не отказались от псевдорелигиозности, придумали, а точнее, реанимировали новую систему культа и нагрузили ее теми же смыслами.
Православие 1990-х — это тотемная религия. Для чего мне нужно тотемное животное? Чтобы покровительствовало мне на охоте (читай — в бизнесе), для привлечения партнера (читай — жены, мужа, любовника или любовницы), в войне с соседним племенем (государством), чтобы урожай (зарплата) был полнее, и так далее. В этой языческой системе отношения с высшими силами строятся по принципу «ты мне — я тебе». Я тебе — поклонение, ты мне — благополучие; я тебе — жертву, ты мне — подарок.
В советское время символами поклонения и жертвами были партбилет, одобрение политики партии, подписка на газету «Правда» — все это оборачивалось преференциями от партийного пантеона: работой, зарплатой, загранкомандировками, квартирами или комнатами в коммуналках. В новой России появились новые блага: машины, карьеры, отпуска в Турции, а то и в на Лазурном берегу — и чем-то все это надо было по привычке обеспечивать. Проще всего — жертвами Богу. Строительством храмов, щедрыми пожертвованиями, «искренней» верой. Только верить в этой системе надо непременно публично, чтобы ни у кого не возникало сомнений, что твоя красивая жизнь тебе не просто так досталась, а по справедливой Божьей воле. Что ты с ним, с Богом, заключил договор.
Я допускаю, что такая религиозность — совершенно искренняя. Что люди действительно подумали: как же, нефть уже не по 17, а по 70 — этот фарт не просто так, а если он не просто так, значит, с источником фарта нужно вступить в отношения. Что мы можем ему предложить? А только то, что имеем: деньги и свой публичный образ. К сожалению, для участников этого соглашения религиозная зона все-таки остается зоной мистической, прямо передать деньги нельзя, но всегда можно найти способ, как это сделать. И вот уже сильные мира сего назначают посредников в отношениях с Богом. Посредников, которые никогда их не осудят, а наоборот, будут всячески поддерживать эту тотемную религиозность.
Мне приходилось общаться со священнослужителями очень высокого сана, и всякий раз я ловил себя на мысли, что мы с ними, наверное, совершенно искренне, но верим в разных богов. Потому что и у них эта вера строится на так называемых товарно-духовных отношениях. Они понимают свою задачу как повышение благополучия церкви. Они считают, что богоугодно — строить храмы, увеличивать паству, укреплять бюджеты. Они искренне верят, что это все очень приятно Богу. И они проповедуют этот языческий принцип жертвоприношения своей пастве, своим прихожанам (в идеале богатым и властным). Они объясняют, что только так это работает, что нужно совершать культовые действа, тратить деньги. Что очень важно: чтобы церковь не выглядела бедно, а выглядела представительно — иначе будет неловко перед другими религиями, иначе они будут выглядеть лучше. Что очень важно спонсировать перелеты на Афон. И непременно на частных самолетах.
Любое язычество предполагает свои артефакты. Будут и у этого. Вспомним все эти «пояса Богородицы», «дары волхвов» с многокилометровыми очередями. Вспомним Благодатный огонь из Иерусалима, который сходит, напоминаю, только православным и никому больше. И только мы его будем вести. Это же абсолютно языческий культ, никакой веры в Бога-творца, в Бога-вседержителя в нем нет.
Приватизация бога — тоже совершенно языческий признак. Точнее, с точки зрения традиционного религиоведения, это считается сектантским явлением, но мне кажется, оно ближе именно к язычеству, где всем ясно, что «вождь нашего племени — самый мудрый и самый сильный», а «наш идол — самый сильный и самый могущественный». «У них — идолище поганое, а у нас — совсем другое дело». «Мы — русские, с нами Бог». Точнее, немного иначе: только с нами и ни с кем другим.
А от этой логики рукой подать до войны. Я напомню, что все три авраамические религии призывают к очень большой аккуратности, когда речь идет о международных отношениях. Христианство — это всегда и только про мир, а уж если про войну — то про вынужденную, если на нас напали. Но вот этого «я хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать» — точно не может быть в христианстве. И не было со времен крестовых походов. Да и они ведь собирались на идее «отберем святыни у неверных». А в Украине какие еще неверные? При том, что война в Украине — первая за долгое время, в которой агрессор открыто прикрывается богом.
В голове каша, но при этом очевидно понимание, что своих, человеческих сил не хватает, а значит, нужны силы магические. И опять мы видим любовь власти к псевдохристианскому символизму: облет на вертолете с иконой, передача военным частицы Животворящего Креста, строительство целого храма Вооруженных сил, в котором, кстати, что находится? Магические артефакты, типа фуражки Гитлера. Очевидно же, что это вещь, которой в христианском храме совершенно не место.
Вспоминается старый анекдот. Джентльмен, выйдя от дамы через балкон, падает с 10 этажа и повторяет: «Господи, только спаси, я пить брошу, курить брошу, по бабам ходить не буду, только спаси». Падает в сугроб. Не разбивается. Встает, отряхивается и думает: «Надо же, всего три секунды лететь, а какая фигня в голову лезет». Владимир Путин сейчас — тот самый джентльмен, который летит с 10 этажа и пытается договориться с Богом. Он искренне верит, что это возможно, что ему есть, что предложить Богу. Для него нет разницы, с кем торговаться — с Байденом, Эрдоганом или Господом Богом. Они все для него в известном смысле равны: каждый продается, вопрос цены.
Но путинская тотемная религиозность не предполагает главного. И для Бога все люди равны. И для Бога — президент России Владимир Путин ничем не отличается от остальных. И судим он будет, как все остальные. Впрочем, пока, полет продолжается — можно креститься.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше
Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.
О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.
Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!