Итог гражданской пассивности

Врачи из Оренбурга создали стихийный профсоюз после убийства коллеги и больше месяца борются за свои права. Государство их игнорирует
Итог гражданской пассивности

В начале августа в Оренбурге убили молодую девушку, которая работала терапевтом, когда она выехала на вызов на дому. С тех пор ее коллеги-врачи пытаются добиться от властей системной защиты медиков, выезжающих к пациентам. «Холод» рассказывает историю маленького стихийного профсоюзного движения, которое пытается изменить систему.

2 августа 2022 года 25-летняя терапевтка из Оренбурга Елена Федорова выехала на вызов вместо коллеги. Елена зашла в подъезд, начала подниматься по лестнице, но так и не дошла до квартиры: на третьем этаже на нее напал мужчина и ударил ножом не меньше 30 раз. Федорова скончалась на месте.

Врачи подвергаются нападениям регулярно — короткие заметки об этом появляются в новостях по нескольку раз в месяц. Меньше чем через две недели после убийства в Оренбурге в подмосковную больницу ворвались родственники одного из умерших пациентов и избили врачей. 29 августа водитель скорой помощи во Владимирской области получил травму от близких пациента из-за того, что машина «долго ехала на вызов».

Убийство Федоровой потрясло ее коллег не только из Оренбурга, но и из других городов. «Я когда узнала, неделю не могла спать, — рассказывает “Холоду” Ольга, участковый терапевт из Краснодара, которая попросила не указывать ее фамилию. — В пострадавшей, хоть мы и не были знакомы, я узнала всех медиков. Говорят, что на любого могли напасть в подворотне, но на нас нападают постоянно. Когда я хожу по вызовам, я всегда список адресов своему мужу скидываю, и моя медсестра в курсе, куда я иду. Но что это дает?».

После смерти Елены ее коллеги стихийно создали чат «Защиту медикам!». Неожиданно для администраторов в него вступило больше трех тысяч медработников со всей страны. А организованная медиками петиция смогла собрать больше 50 тысяч подписей. Врачи выступали в СМИ и профессиональных сообществах и написали обращения в Минздрав, Госдуму и Администрацию президента — в общем, развернули целую кампанию, требуя защиты на системном уровне.

«23-летней девочке, которая едет на вызов одна, сложно отбиться»

Почти у каждого активного участника сообщества «Защиту медикам!» есть история, связанная с агрессивными пациентами. 

Петербуржский педиатр Станислав Андриянов еще студентом начал работать на скорой — и сразу столкнулся с насилием.

«Женщина немного подвыпила, и у ларька ей стало плохо, — вспоминает Андриянов. — Скорую вызвала не она, и, когда мы приехали, она сказала, что ей не нужна помощь. Мы пошли к машине, и, видимо, это не понравилось ее мужчине. Он на нас как бык побежал — мы кое-как успели заскочить в машину, он ударил по стеклу, прямо на уровне головы моего коллеги. Мы тогда, к счастью, не пострадали, но мы были втроем, а медики часто на вызовы ходят одни: поедет 23-летняя девочка одна, и ей отбиться будет сложнее». 

По словам Андриянова, рассказ обо всех случаях насилия и угроз в адрес его самого и его коллег занял бы несколько часов. Андриянову часто угрожали, иногда ножом. Один раз шестеро мужчин не давали ему выйти из помещения. Они были против того, чтобы он госпитализировал ребенка с подозрением на аппендицит.

Сейчас Андриянов работает в частной клинике. Он уволился из государственной медицины, потому что не ощущал себя в безопасности. 

В начале 2021 года создатели приложения «Справочник врача» (приложение, которое дает медработникам информацию о клинических рекомендациях и стандартах лечения) провели опрос среди трех тысяч медицинских специалистов. Около 19% респондентов хотя бы один раз сталкивались с насилием от пациентов или их близких. Михаил Андрочников, зампредседателя профсоюза работников здравоохранения, в беседе с газетой «Коммерсантъ» отмечал, что собрать статистику сложно: большинство случаев нападения на медиков никак не документируются.

«На четвертом месяце беременности я вела прием, — вспоминает участковый терапевт из Краснодара Ольга, — у нас начался конфликт: пациент начал меня унижать и в какой-то момент толкнул меня к стене. Медсестра вызвала на помощь охрану, после чего мне, девушке в положении, этот пациент сказал: “Пойдем на улицу, разберемся”. Его увела охрана, мне дали две минуты на передохнуть — и я продолжила прием». 

Ольга уверена, что легко отделалась. Ее коллег грабили во время вызова, закрывали на несколько часов в квартире, на них нападали собаки, живущие у пациентов.

Чаще всего с агрессией пациентов сталкиваются специалисты первичного звена: участковые терапевты и педиатры, их медсестры, бригады скорой помощи и сотрудники травмпунктов, рассказывает Андрей Коновал, сопредседатель всероссийского независимого профсоюза медработников «Действие».

«Эти специалисты помогают пациентам не только в поликлинике, но и на квартирах, в общественных местах, — поясняет Коновал. — В том числе в неблагополучных районах. То же касается скорой и травматологов: они оказывают помощь пострадавшим от поножовщины и других происшествий. Всегда есть риск приехать на вызов к психически нездоровому человеку или человеку, [который находится] под действием алкоголя или наркотиков. При этом медик не может развернуться и уйти — он обязан оказать помощь даже там, где ему не рады».

Одна из причин такого положения дел — общее состояние российской медицины, отмечают медики. В государственных поликлиниках невысокие зарплаты и постоянная нехватка кадров. 

«Из-за этого пациенты не всегда получают помощь своевременно, бесплатно, в полном объеме, — объясняет Коновал. — Это происходит из-за плохой организации работы, но пациенты срывают злость на тех, кто ближе, — врачах и медсестрах. С другой стороны, из-за нехватки кадров и конвейерного приема, где на пациента выделяется 5-10 минут, медикам не всегда хватает психоэмоциональных ресурсов, чтобы проявлять достаточную деликатность. Все это приводит к нарастанию агрессии с обеих сторон».

Анжелика Наумова, врач-рентгенолог из Самары и сопредседательница движения «Защиту медикам!», признается, что недооценивала масштаб нападений, пока в чате врачи и медсестры не начали делиться историями с работы. «Это проблема, с которой медработники сталкиваются чуть ли не ежедневно, — говорит Наумова. — Но большинство таких случаев в новости просто не попадает. Мы решили: почему бы не попробовать защитить медработников законодательно».

Педиатр Федор Катасонов — о том, как российские врачи переживают войну и как разговаривать о ней с детьми
Общество16 минут чтения

«Я приду на твои похороны»

Существующих законов, по словам медиков, для их полноценной защиты недостаточно. Сейчас нападение на медработника расценивается как стычка двух частных лиц, и заявление в полицию медикам нужно подавать по статье 116 — побои. Исключение — из-за нападения медик не смог оказать помощь, и это навредило пациенту. Многие не видят смысла обращаться в полицию после нападения: считают, что это не приведет ни к какому результату.

«Если медика убьют — возможно, [нападавшего] накажут, — рассуждает участковый терапевт Ольга. — В других случаях это называют “издержками профессии”. В нашем городе медсестру пациент бил головой о кафель, она несколько месяцев лежала в больнице, а нападавшему ничего не было (“Холод” не нашел сообщений об этой истории в СМИ). Едут [полицейские] долго, могут вообще не приехать. У меня однажды медсестра трижды нажимала тревожную кнопку, потому что наркоман заблокировал выход из кабинета — в итоге через несколько часов приехал [из полиции] один молодой парень, возмущался, что мы его от работы отвлекаем».

Педиатр Станислав Андриянов говорит, что доказать факт нападения на медика сейчас сложно. Он предполагает, что ситуация может измениться, если разрешить врачам снимать прием на видео или записывать аудио (сейчас это невозможно без разрешения пациента). «Если нет доказательств, в полиции родители, которые вызвали врача, могут сказать, что переживали за ребенка, поэтому вели себя неадекватно, и на этом все закончится», — говорит Андриянов. 

С тем, чтобы оповестить охрану или полицию об опасности, тоже возникают сложности. Тревожные кнопки для вызова охраны есть не во всех поликлиниках, а там, где они установлены, добраться до них быстро бывает сложно. Участковый терапевт из Краснодара Ольга рассказывает, что в поликлинике, где она сейчас работает, тревожная кнопка находится в регистратуре на первом этаже. В случае опасности врач должен позвонить в регистратуру и сказать, что ему нужна защита.

«Когда тебя таскают за волосы по кабинету или бьют, как ты позвонишь? — говорит Ольга. — Кнопка должна быть под столом. Полиция должна быть рядом: либо участок должен находиться рядом с больницей, либо вместо престарелых охранников — у нас это мужчины и даже женщины за 60, их бы самих кто защитил — два-три полицейских должны дежурить, чтобы в случае беды вызвать отряд в помощь. К скорой и неотложке неплохо бы приставить полицию. Мы не владеем искусством самообороны — у нас другая работа».

Бывают ситуации, когда сами врачи ведут себя халатно или применяют насилие к своим пациентам, но в этом случае пациент может получить помощь в полиции или у медицинского начальства. Если же пострадал са врач, администрация поликлиники тоже часто бездействует, занимая позицию «пациент всегда прав», говорит Анжелика Наумова. «После нападения виновникам еще хватает наглости написать на врача жалобу, и врач вынужден оправдываться, — рассказывает участковый терапевт Ольга. — Руководство чаще всего отмахивается. Бывало, что главному врачу и заведующей показывали видео, где пациенты ведут себя неадекватно, а в ответ врачи слышали: “Значит, вы не умеете работать с больными”».  

Терапевта из Ульяновска Валерию (имя изменено по просьбе героини) на вызове запер в квартире пьяный пациент. После женщина попыталась обсудить это с главврачом, но это не дало результата.

«Мне сказали: “Ну, он вроде безобидный, раньше ни к кому не применял силу”. — вспоминает Валерия. — А этот пациент на учете у психиатра, злоупотребляет алкоголем. Руководство прямо сказало, что ничего не может с ним сделать. Я спросила: “А если он меня убьет в следующий раз?” Мне главврач спокойным голосом ответила: “Ну, я приду на твои похороны”». 

В таких случаях медработникам приходится надеяться только на свои силы — но возможности самозащиты у них ограничены. В отличие от полицейских, они не вооружены, и даже средства самообороны. Некоторые медики для подстраховки берут на вызовы водителей или сообщают родственникам адреса, но это не всегда возможно. Сейчас у сотрудников медучреждений даже нет алгоритмов действия на случай нападения.

«Действуем по ситуации, импровизируем, потому что инструкций никто не давал, — признается Валерия. — На полицию надежды нет, администрация тоже ничем не поможет: если они уже после нападения ничего не могут сделать, чем они помогут, когда тебя не выпускают из квартиры?»

«Силовики отдельно защищены, а медики — нет»

Объединившись, медработники создали петицию, в которой предложили разработать системные меры защиты: договориться о том, как в конфликтных ситуациях будут сотрудничать медики, главврачи и полиция.

Фото: Артем Краснов / Коммерсантъ

В 2017 году в уголовном кодексе появилась статья о воспрепятствовании медицинской помощи. Согласно ей, ответственность наступает, только если нападение на медика повлекло тяжкий вред здоровью пациента или его смерть.

«Еще нужно доказать связь между агрессией в сторону медика и вредом пациенту, — уточняет Андрей Коновал, сопредседатель профсоюза “Действие”. — То есть можно избить медработника, но, если он все-таки смог оказать пациенту помощь, ничего страшного как бы и не случилось».

Одно из главных требований активистов — ввести уголовную ответственность за нападение на медработников. Коновал, подчеркивает: медики отвечают за функционирование общества, за его безопасность так же, как и полицейские, но силовики отдельно защищены уголовным кодексом, а медики — нет. 

«Когда медработник выбывает из строя, — рассуждает Коновал, — это ставит под угрозу оказание медпомощи — кстати, гарантированное государством — неопределенному кругу лиц, до которых пострадавший врач не дойдет. Да даже стресс после нападения может плохо сказаться на работе врача».

Педиатр Станислав Андриянов предполагает, что введение отдельной ответственности за нападение на медработников помогло бы снизить число нападений. 

«Поставить синяк прохожему на улице и поставить синяк полицейскому — наказание за это будет совершенно разным, — говорит Андриянов. — На полицейских однозначно нападать не будут даже те, кто считает нормальным применять силу к людям. Если так же защитить медработников, люди будут лишний раз думать, прежде чем проявлять к нам агрессию». 

Медики и раньше обсуждали эту идею. Некоторые инициативы доходили до госорганов: в 2021 году профсоюз медработников «Действие» добился предварительного рассмотрения этого вопроса в Госдуме. Правда, инициатива не дошла даже до первого чтения.

Еще одна мера, предложенная врачами, — отменить возможность вызвать врача на дом, потому что вызов редко обоснован. Во многих странах вызов врача на дом считают лишней нагрузкой. Например, в Германии его не вызывают ни к детям, ни к взрослым. В США — есть только платная скорая. В Швеции и Дании наряду со скорой помощью есть единые телефоны для решения проблем, не требующих срочного вмешательства врача, но пациенту в любом случае потребуется ехать в больницу самому.

«Зачастую состояние пациента позволяет ему дойти до поликлиники, — поясняет терапевт из Ульяновска Валерия. — Или, наоборот, состояние такое, что уже нужно вызывать скорую, а не участкового терапевта. Во-вторых, мы на вызовах играем в угадайку: мы не можем ни взять анализы, ни провести МРТ или УЗИ — у нас только фонендоскоп и шпатель (инструмент для осмотра полости рта. — Прим. “Холода”)».

Анжелика Наумова предполагает, что, если терапевты не будут ходить на дом, они смогут принять больше пациентов в поликлинике и оказать более качественную помощь. 

«Да, полностью отказаться от выездов на дом невозможно. Но для тяжелых, нетранспортабельных пациентов можно создать отдельные бригады — в одиночку врач все равно ничем не поможет, — объясняет она. — Патронажные, паллиативные службы могли бы взять эту работу на себя».

Многие врачи из-за войны впервые выступили против власти. «Холод» поговорил с ними
Общество6 минут чтения

«Кажется, нас услышали»

В августе, сразу после публикации петиции, медики подготовили официальные обращения к региональным депутатам Госдумы, членам Совета Федерации и президенту. Богданова рассказывает, что активисты также собирают подписи врачей в регионах и отправляют их местным властям и планируют продолжать эту работу как минимум до конца сентября. При этом медики пока так и не получили ни одного официального ответа.

Несмотря на это, 13 сентября в чате «Защиту Медикам!» отмечали небольшую победу. На первом пленарном заседании Госдумы после каникул стало известно, что в ноябре депутаты рассмотрят поправки в УК, которые могут ужесточить наказание за нападение на медработников, приравняв его к нападению на сотрудников МВД, ФСИН и Росгвардии. 

«Судя по новостям, многое из того, о чем мы просили, включили в проект, — делится Анжелика Наумова. — Кажется, нас услышали и хотя бы будут обсуждать [наши предложения]. Настроена я оптимистично, хотя усталость накопилась: то, что мы делаем — длительный и планомерный процесс. Единственное — всегда есть страх, что сейчас, возможно, не до нас, особенно учитывая, что происходит в мире в целом».

«Принять наш запрос они готовы, как они это делали и раньше, — возражает Богданова, — но готовы ли они его удовлетворить или предложить рабочий компромисс — большой вопрос».

Для многих медработников участие в «Защиту медикам!» стало первым опытом правозащитной деятельности. Теперь некоторые из них задаются вопросом, как так вышло, что государство не решает вопросы медработников.

«[Все это] итог гражданской пассивности и инфантилизма», — пишет в чате Андрей Коновал, один из активистов «Защиту медикам», сопредседатель профсоюза «Действие». И добавляет, что в России почти два миллиона врачей и среднего медперсонала, а в чате всего три с половиной тысячи участников, из которых к сбору подписей подключилось не больше 30 человек. 

«Я обращалась в медицинские сообщества с просьбой распространить нашу петицию, наши инициативы, — рассказывает Анжелика Наумова. — Почти никто не отозвался. Мне кажется, это из-за установок вроде “вы забыли, где живете?”. Но мы пытаемся прорваться. И будем бороться до конца».