Конец истории

Зинаида Пронченко — на смерть Жан-Люка Годара

13 сентября, в возрасте 91 года, умер основоположник французской «Новой волны» и один из самых значительных режиссеров в истории кино Жан-Люк Годар. Его жизнь и его фильмы — это хроника ХХ-го и XXI века: революции (политические, культурные, сексуальные), войны, создание новых языков и форм в искусстве, технологический прорыв. Спустя несколько часов после первого сообщения о его смерти газета Libération со ссылкой на близких кинематографиста написала, что решение Годара уйти из жизни было добровольным: «Он не был болен, он просто устал». О том, что это решение значит для всех нас, по просьбе «Холода» размышляет Зинаида Пронченко.

Конец истории

В некрологах принято прощаться, попутно объясняя, чем усопший покорил этот мир. В случае с Годаром любые объяснения бесполезны — тут либо веруешь в кино, как в наивысшую благодать, либо нет, — а прощаться, наоборот, стоит с миром. Больше некому самым наглым образом игнорировать заведенный порядок. На любую ерунду у Годара имелось совершенно особое мнение, смысл жизни и доказательство всего сущего он определял через полное отрицание и первого, и второго. 

Дух противоречия двигал Годаром 91 год, почти целый век. Характерно, что даже в мае 2022-го, когда весь Каннский фестиваль выражал поддержку Украине, в сети появилась фейковая новость, что Годар якобы выступает против включения Владимира Зеленского на церемонии открытия. 

После смерти Горбачева или королевы, когда уже природа, а не лучшие умы фейсбука, проводит черту под ХХ веком и только одуревшая Россия пытается оглянуться на прошлое, цепляясь за «воевавших дедов», как за крышку гроба, Годар своим своевременным уходом ставит точку в предложении. Если перефразировать знаменитую цитату из «На последнем дыхании», манифеста его юности, — ХХ век стал бессмертным, а потом умер. Теперь точно.

По-прежнему главный рупор левой идеи во Франции, газета «Либерасьон» озаглавила сегодняшний текст о Годаре: «Смерть Годара, смерть истории кино». Хотя для широкого зрителя историю кино, наверное, олицетворяет Феллини, покинувший нас уже очень-очень давно. Годар в некотором роде — антипод Феллини. Если автор «8 ½» делал очевидное чрезмерным, у Годара, напротив, чрезмерна неочевидность. Недаром он любил повторять вслед за другим великим режиссером Мануэлем де Оливейрой следующую сентенцию: «Твое кино дышит чудесным символизмом, укорененным в невозможности его разгадки». Годар на протяжении десятилетий бросался смыслами или бросал их восвояси. Часто в его фильмах или киноэссе, жанре, что он монополизировал на рубеже столетий, самое важное сведено к слову на парижском заборе или даже восклицательному знаку, или к всполоху цвета — например, синему.

В «Безумном Пьеро» герой Жан-Поля Бельмондо задавал искомый вопрос Самуэлю Фуллеру: «Что такое кино?». Сам Годар всю жизнь как будто уклонялся от ответа. Давать ответы не его компетенция. Однако спрашивали многие. Восторженная «рецензия» на «Безумного Пьеро» пера, между прочим, Луи Арагона называлась «Что такое искусство, Жан-Люк Годар?». Вместо объяснений Годар демонстративно из искусства самоустранился, увлекшись маоистской аскезой. Причем ему было неинтересно находиться в роли попутчика революции: так, май 1968-го он предсказал в «Уикенде», затем дискредитировал, повиснув на занавесе Каннского фестиваля, а потом похоронил со всеми почестями во «Все в порядке» и сильно позже в «Новой волне».

В одном из последних своих интервью, в 2019 году, легендарному журналу «Кайе дю синема», когда-то ставшему для него альма-матер, а затем им же отчасти и уничтоженному, Годар говорит: «Я за неподчинение, хотя остаюсь в кино. Раньше мне казалось, что я могу повлиять на мир. Теперь, когда Анн-Мари мной недовольна, она говорит: “Иди в мир, делай свою революцию, но знай, что кофе не получишь!”».

Пять лет назад вышел крайне скептический и даже издевательский байопик «Молодой Годар» режиссера Хазанавичуса, основанный на довольно непочтительных в адрес Годара книгах Анн Вяземски. Но сам герой романа в критике своего разума не нуждался. Он прекрасно отдавал себе отчет, насколько невыносим был и в «школе и дома», а также в тщете своего вечного протеста. Чтобы убедиться в его способности глядеться в зеркало, достаточно включить на ютубе их совместное с Анной Кариной интервью Тьерри Ардиссону, ну, или знаменитую пресс-конференцию с Каннского фестиваля, проведенную по фейстайм, или хронику из других Канн, когда Годара приветствуют тортом, а он с выражением абсолютного принятия отряхивает сладкие крошки с очков и сигары. 

Знаменитый слоган «Личное значит политическое» Годар понимал вполне предметно, не питая никаких иллюзий насчет сути протеста или его цены для участников. Неподчинение как образ жизни, а не как целеполагание. Стоит ли революция чашки дымящегося кофе? Скорее всего, нет. Стоит ли свой путь в искусстве наград, кассовых сборов, признания коллег и соратников по идеологическому лагерю? Однозначно. Стоит ли все прежнее кино единственного жеста Бельмондо в «На последнем дыхании», копирующего Богарта накануне неминуемой смерти на Рю Кампань-Премьер? Не обсуждается. Как и роль Годара в нашей с вами истории.

Как бы там ни было, Годар всегда предпочитал жечь свои корабли, а не противника. Памятуя, что главный и сильнейший противник — он сам. Бой окончен.

Фото на обложке
AFP / Scanpix
Поддержите тех, кому доверяете
«Холод» — свободное СМИ без цензуры. Мы работаем благодаря вашей поддержке.