Лидер группы «АлоэВера» Вера Мусаелян в своем блоге рекламирует вибраторы, рассказывает о том, как избавиться от РПП, и активно отстаивает право каждого быть собой. По просьбе «Холода» Мусаелян рассказывает, как запреты и неприязнь к своему телу повлияли на ее жизнь и как она смогла с ними справиться.
Не надо отягощать мужчин
Помню, как в детстве я уронила тарелку, и ее осколок врезался мне в грудь. Папа пытался вытащить его, а я орала и ревела. Но не от боли, а от того, что отец видит меня голой.
Примерно с четырех лет я думала, что тело — это что-то постыдное. Я видела, как маму, уроженку Баку, пугает мой интерес к себе. Это сейчас многие знают про ранний пубертат и про то, что в детстве совершенно нормально интересоваться своим телом. Но моей маме об этом не рассказывали. Я видела, как ее напрягали любые истории, связанные с чувственностью, как она реагировала на вполне безобидные по нынешним меркам романтические сцены в кино. И из-за этого я чувствовала, что со мной что-то не так.
Я научилась читать в четыре года. И чтобы избежать неприятных вопросов о сексе, мама просто подсунула мне книжку «Откуда берутся дети». В ней термины «половой член» и «сперматозоид» сопровождались понятными детям эпитетами «краник» и «семечко». Читалось все очень легко, и я уже не задавала маме лишних вопросов.
Когда мне было шесть, какой-то «классный» доктор сказал мне и родителям, что у меня ожирение второй степени. Меня посадили на жесткую диету, я пила таблетки для похудения. Летом я не купалась и даже в жару носила колготки. Мое тело стало вызывать у меня отвращение.
Вообще, в нашей армяно-азербайджанской семье было много представлений о поведении женщины, которые мне кажутся странными. Например, считалось, что если женщина болеет — это ее проблема, не надо отягощать этим мужчину.
В подростковом возрасте, когда у меня началась менструация, я предпочитала говорить об этом с сестрой. Она старше меня на три года и, в отличие от мамы, не внушала мне стыд. Но я все равно покупала прокладки и оглядывалась — вдруг кто-то из знакомых увидит и, не дай бог, папа узнает, что у меня «это»!
Примерно в то же время мое поведение стало противоречивым. С одной стороны, под давлением родителей часть их установок стали и моими: я попробовала алкоголь после 18 лет, романтические отношения у меня появились только на первом курсе университета. С другой стороны, порой я была нарочито раскрепощена, легко ввязывалась в какие-то авантюры и сомнительные отношения. И все это происходило на фоне категорического неприятия собственного тела, о котором мои партнеры, полагаю, даже не догадывались. Это была моя «черная дыра», к которой я никого не подпускала. Сейчас, оборачиваясь назад, я удивляюсь тому, как я, девочка, которая часами рассматривала свое ненавистное тело в зеркале, могла ввязываться в сумасшедшие любовные истории.
Самое большое одиночество
Чуть позже внутренний конфликт между «двумя Верами» стал просто невыносимым, и моя психика нашла выход — у меня развилась булимия.
Я вспоминаю юность как период самого большого одиночества. На какое-то время булимия стала для меня единственным способом сбросить напряжение. Мозг будто нажимал на красную кнопку: «Опасность! Нам нужно перезагрузиться. Сейчас ты будешь много-много есть, потом избавляться от всего съеденного, и в итоге станет легче». Этот механизм не включился бы, если бы я могла с кем-то обсуждать свои чувства и переживания, но мне было не с кем.
К счастью, я нашла еще одну лазейку, чтобы справиться с внутренним конфликтом, — ей стало творчество. Мне всегда было невыносимо притворяться кем-то другим, а творчество дало возможность полного раскрепощения. Ведь когда появляется художественный образ, становится нестрашно быть уязвимой. Когда у тебя болезненная романтическая история — ты становишься девочкой, которую обидели. Но когда ты пишешь об этом песню — ты уже творец. И это дает силу.
Я шаг за шагом приближалась к осознанию, какая я на самом деле. Поначалу это было очень болезненно — вдруг понять, что я не соответствую своим же представлениям о «правильности». Я стала понимать, что я многограннее, чем думала. Мой девиз «можно», который я перенесла на мерч группы, появился как протест на мое же жесткое «нельзя».
Маме было стыдно за меня
Первый альбом «АлоэВера» назывался «Стыд». Наверное, он для нас самый важный, потому что это мое признание: я такая, какая есть.
Моя мама, впервые придя на наш концерт, сидела, закрыв глаза: ей было стыдно за меня. Но я пережила это на удивление спокойно.
Однажды я сказала ей:
— Мама, я тебя очень люблю, но я не могу не быть собой, даже ради тебя, даже если мы перестанем после этого общаться. Я не могу по-другому.
После этого мы три года практически не разговаривали. Все это время мама смотрела, наблюдала, размышляла о случившемся и однажды спросила меня:
— Вера, скажи честно, какой мой поступок травмировал тебя сильнее всего?
И я ответила, что тяжелее всего мне было перенести полное игнорирование границ. Я рассказала ей, как чувствовала себя, когда она читала мой личный дневник и проверяла рюкзак на наличие наркотиков. Рассказала, что это было оскорбительно, и поэтому я порой поступала нарочито дерзко.
Мама и сама приходит в ужас от себя в прошлом. Я вижу, что она испытывает чувство вины, и очень стараюсь избавить ее от него. На тот момент она боялась за дочь, которая, очевидно, была какая-то другая — не такая, какой бы она хотела меня видеть. Мама могла дать мне только то, что сама имела. У нее не было интернета, чтобы забить в поисковой строке «Что делать, если твой ребенок…» и получить информацию. Поэтому я точно не считаю, что она в чем-то виновата.
Я научилась проживать стыд
Я стала свободнее на сцене и легче отношусь к критике. Когда хейтеры пишут: «Ты страшная бесталанная дура!», я спокойно отвечаю: «Ок». Это меня не задевает.
Сейчас я не могу назвать тему, которая бы вызывала у меня жгучий стыд. Я не боюсь ни одного из своих проявлений. Да, это не всегда приятно. Если ты не закрыла дверь в туалет и кто-то зашел, совершенно естественно, что тебе будет неловко. Но сейчас подобная история не заставит меня ненавидеть себя, считать недостойной и не вызовет токсичного желания не существовать. Не случилось этого и тогда, когда в интернет слили мои откровенные видео. Я научилась проживать стыд и разрешила себе быть собой.
Свобода невозможна без принятия всех своих граней. Грустно, что в России сегодня табуировано все, что связано с самоопределением, с правом быть собой. Ощущение, что мы катимся в Средневековье.
У нашей группы много поклонников разной сексуальной ориентации и гендерной идентичности, но это не потому, что мы исполняем какие-то особые песни. Просто мы даем людям возможность быть собой.
