Вторжение России в Украину напрямую разрушает отношения между самыми близкими людьми: из-за противоположного отношения к войне дети перестают общаться с родителями, супруги — между собой. Особенно тяжело приходится смешанным российско-украинским семьям — сколько браков заключено между гражданами России и Украины, точно оценить трудно, но, вероятно, это тысячи и десятки тысяч людей. «Холод» рассказывает историю одной такой семьи.
Трое с двумя чемоданами
— Мама, почему ты плачешь? — спрашивает Лиза. Лизе три года. Она только что приехала в Краков с родителями, и теперь они впервые видят по телевизору кадры бомбежек Киева.
— Я переживаю за наш дом. — отвечает мама. Ее зовут Ольга, ей 33 года.
— А почему?
— Потому что там сейчас небезопасно, там падают ракеты.
— А кто это делает?
— Плохой сосед Путин.
— А где он живет?
— В Москве.
— А ты же тоже оттуда?..
— Да, в Москве есть разные люди.
Ольга, ее муж Петро и их дочь уехали из Киева во Львов за десять дней до начала войны. За девять месяцев до этого, в мае 2021 года, они оказались в Тель-Авиве, когда на город падали ракеты, выпущенные из сектора Газа. На этот раз, начитавшись новостей о неминуемой войне, семья решила перестраховаться. Впрочем, вещей с собой они взяли немного. Чемодан с детскими игрушками плюс одежда — зимняя куртка, пара джинс, толстовки. Все думали, что к тому времени, как станет тепло, они уже будут дома.
Первые дни во Львове прошли спокойно — настолько, что Петро с Ольгой начали сомневаться в своем решении. А потом началась война. Семья успела выехать из Украины до введения воинской повинности. «Я не служил и на меня бы не распространялся призыв. Желание остаться было, но оно было эмоциональным. Глобально я бы точно так же сидел бы за компьютером и работал каждый день, как и сейчас, просто без Оли и Лизы — и с постоянной сиреной от воздушных атак, — объясняет 28-летний Петро, признавая: — Это вопрос по-больному, конечно».
Из Кракова семья решила ехать в Берлин — там у них много друзей. На статус беженцев они решили не подаваться, потому что «другим нужнее». Петро продолжает работать: он рисует 3D-персонажей для компьютерных игр; денег хватает на то, чтобы не запрашивать помощи у благотворителей и государства. Его работодатель — киевская компания: для Петро важно, что он продолжает платить налоги в Украине. Его жена работала в Киеве воспитательницей детского сада в системе Монтессори — и сейчас ждет разрешения на работу в Германии, чтобы выйти на такую же ставку в берлинском Фридрихсхайне. «По сравнению с другими беженцами, наша история довольно удачливая», — признает Ольга.
Клуб читателей Оруэлла
Петро и Ольга познакомились в детском еврейском лагере под Киевом в 2013 году — оба работали там вожатыми. Девушка — ей в тот момент было 25 лет — приехала в лагерь из Москвы: в начале 1940-х ее бабушка переехала туда из Полтавы, спасаясь от нацистов. Петро было 20, он родился и прожил всю жизнь в Киеве, с Россией его ничего не связывало. Его впечатлила начитанность Ольги, и они договорились продолжить знакомство, читая книжки по Skype. Начали с Оруэлла.
Два года они встречались дистанционно. «Я жила тогда между Тель-Авивом, Киевом и Москвой и чувствовала изменения в отношениях России и Украины по транспортному сообщению», — вспоминает Ольга: пару раз она еще успела слетать в Киев прямым рейсом, потом приходилось ездить либо поездом, либо летать со стыковкой в Минске.
В 2016 году Оля пригласила Петро в Москву – знакомиться с родителями. Решение о поездке далось ему непросто: «Чувствовал себя предателем — в первую очередь из-за аннексии Россией Крыма и войны в Донбассе». В тот раз любовь победила, и Петро даже понравились московские музеи и театры, но он постоянно чувствовал себя небезопасно — и больше в Москву не ездил.
Три года назад у пары родилась дочь. У нее украинский паспорт — и каждый раз, когда Лиза ездила с мамой к бабушке и дедушке в Москву, пограничники спрашивали Ольгу, почему у девочки такое гражданство. Ответ, что отец девочки — украинец, всех устраивал, но Ольге регулярно снились кошмары о том, как ее разлучают с ребенком. Последний раз мать и дочь побывали в Москве в феврале 2020 года; в Киев к ним несколько раз приезжала бабушка. После того, как началась война, Ольга решила, что больше в Россию ездить не будет.
Супруги всегда разговаривали на русском, но теперь Петро перешел на украинский: говорит, что так ему «становится легче». «Российская власть всегда использовала русский, чтобы показать нашу якобы общность. А еще это язык пропаганды, — объясняет он. — Поэтому хочется от него отказаться. Есть украинцы, которые, наоборот, продолжают говорить на русском – мол, это и наш язык тоже, мы имеем на него право. Но я пока что так не могу».
Ольга принимает решение мужа, но к новой ситуации ей еще придется приспособиться. «Когда Петя перешел на украинский, я почувствовала не то что отдаление, но было непривычно, даже немного грустно, — говорит она. — Ведь у каждой пары есть язык отношений — и в нашем случае им всегда был русский».
«Да, мы недавно думали — а как же секс? — добавляет Петро, смеясь. — Теперь тоже по-украински?»
Общество, где ненавидят русских
В Берлине семья снимает квартиру в Митте. За чаем на кухне Петро спрашивает: «Ты видела видео с московской улицы, где задерживают девушку, которая за войну?». Ольга смеется: «Петя, это Красная площадь, а не московская улица».
«Все эти годы в Киеве я пыталась объяснить, что российское протестное движение не может вырывать брусчатку на Красной площади, — говорит Ольга. — У нас полицейское государство, да и на протесты выходит интеллигенция, которая не будет применять насильственные методы». Муж эти объяснения принимает не до конца — Петро считает, что ответственность за происходящее лежит на всем российском обществе. «Может быть, я какой-то ужасный человек, но я не испытываю сейчас эмпатии, когда смотрю видео, как люди дерутся за сахар в России. И не испытываю эмпатии к русским в целом, — говорит он. — Но мы с Олей стараемся избегать конфликтов на эту тему, чтобы друг друга не обижать».
Когда Петро произносит «русские», Ольга поеживается и говорит: «Я тут же напрягаюсь, когда слышу из твоих уст слово „русские“». Муж теряется: «Ну может быть, да…»
Российский тесть Петро верит в существование националистических настроений в Украине, иногда шутит про «хохлов» и считает, что в действиях России есть резон. Ольга раньше вступала в дискуссии, вместе с сестрой дарила родителям подписку на «Дождь», но ее мать и отец все равно отдавали предпочтение государственному телевидению. «Я люблю своих родителей, несмотря на разные взгляды, — говорит она. — Это испытание, через которое мы вместе с ними проходим каждый день».
«Я, если честно, стараюсь даже об этом не думать, — добавляет Петро. — При мне он, конечно, такого не говорит. Наше общение в общем чате ограничивается рассказами про внучку и работу. За что я действительно переживаю, — это каково будет Оле жить в обществе, где ненавидят русских. Если, конечно, нам удастся вернуться в Украину. Восстановление отношений займет десятилетия — эта травма теперь с нами надолго».
